Воронята (ЛП)

— Чувак, Гэнси, что? — спросил Ронан. Он стоял в дверном проеме на лестничной площадке, почесывая рукой затылок.

Гэнси не хотел произносить это. Если бы он сказал это вслух, это бы стало реальностью, это и в самом деле случилось. Это бы не так ранило, если бы это был Ронан; это было своего рода ожидаемо от Ронана. Но это был Адам. Адам.

«Я говорил ему, верно? Я говорил ему, что мы подождем. Не то чтобы он меня не понял».

Гэнси испробовал несколько различных способов думать об этой ситуации, но не было ни одного, который бы причинял меньше боли. Что-то внутри него ломалось.

— Что происходит? — тон Ронана поменялся.

Не оставалось ничего, кроме как сказать.

— Адам ушел пробуждать энергетическую линию.

43

Всего в миле отсюда на Фокс Вей 300 Блу проснулась из-за стука в ее дверь.

— Ты спишь? — спросила Мора.

— Да, — ответила Блу.

Мора зашла.

— У тебя свет горел, — заметила она, вздохнула и присела на краю кровати Блу, выглядя так же мягко, как и стихотворение в тусклом свете. Несколько долгих минут она вообще ничего не говорила, просто рассматривала карточный столик, который выбрала Блу, сваленный на край матраца. Не было ничего необычного в этой тишине между ними, сколько Блу себя помнила, ее мать приходила к ней в комнату вечером, и вместе они читали книги на разных краях кровати. Ее старый сдвоенный матрац казался просторнее, когда Блу была маленькой, но теперь она была крупнее, и стало невозможно сидеть, не задевая друг друга коленями или локтями.

После нескольких мгновений терзания книг Блу, Мора оперлась руками на колени и осмотрела крошечную комнату Блу. Освещение давала тусклая зеленая лампа на тумбочке. На стене напротив кровати Блу приклеила полотна, украшенные коллажами из бумажных листьев и высушенных цветов вокруг двери. Большинство из них все еще довольно хорошо выглядели, но некоторые были сильно старыми. Вентилятор на потолке был украшен цветными перьями и веревочками. Блу жила здесь все шестнадцать лет своей жизни, и комната именно так и выглядела.

— Я думаю, что должна попросить прощения, — наконец сказала Мора.

Блу, которая читала «Американское освещение» изначально без особого желания, положила книгу.

— За что?

— За то, что не была прямолинейной, я думаю. Ты знаешь, как на самом деле трудно быть родителем. Я виню в этом Санта Клауса. Ты тратишь так много времени, чтобы убедиться, что твой ребенок не знает, что он ненастоящий, и не можешь определить, когда следует остановиться.

— Мам, я обнаружила тебя и Кайлу, заворачивающими мои подарки, когда мне было шесть.

— Это была метафора, Блу.

Блу припомнила свои литературные познания.

— Метафора предполагает разъяснение на примере. У тебя не было разъяснений.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, или нет?

— Ты имеешь в виду, что сожалеешь о том, что не рассказала мне о Тыковке.

Мора с негодованием посмотрела на дверь, будто за ней стояла Кайла.

— Я бы хотела, чтобы ты его так не называла.

— Если бы ты была той, кто мне о нем рассказала, тогда я бы не использовала слова Кайлы.

— Справедливо.

— Так как его звали?

Ее мама откинулась на кровати. Она легла поперек, и ей пришлось вытянуть колени и зацепиться ступнями за край матраца, а Блу вынуждена была поджать свои ноги, чтобы не мешаться.

— Артемис.

— Неудивительно, что ты предпочитала Тыковку, — сказала Блу. И не дав матери время, чтобы сказать что-нибудь, она добавила: — Погоди… Артемис, это разве не римское имя? Латинское?

— Да. И я не считаю это имя плохим. Я не воспитывала тебя такой склонной к предвзятости.

— Конечно, воспитывала, — ответила Блу. Она заинтересовалась, было ли совпадением такое большое присутствие латыни в ее жизни. Общение с Гэнси начинало сказываться на ней, потому что совпадения перестали казаться ей совпадениями.

— Возможно, — согласилась Мора спустя минуту. — Итак, смотри. Это то, что я знаю. Думаю, твой отец был как-то связан с Энергетическим пузырем и энергетической линией. До твоего рождения Кайла, Персефона и я совали нос туда, куда, возможно, не должны были его совать…

— Наркотики?

— Ритуалы. Ты спуталась с наркотиками?

— Нет. Но, возможно, с ритуалами.

— Наркотики, должно быть, лучше.

— Я ими не интересуюсь. Их эффект доказан — где тут веселье? Расскажи мне больше.

Мора выбивала на животе ритм и уставилась наверх. Блу скопировала стихотворение на потолок над ней, и возможно, она пыталась его прочесть.

— Ну, он появился после этого ритуала. Думаю, он был заперт в Энергетическом пузыре, а мы его освободили.

— Ты не спрашивала?

— У нас не было… такого рода отношений.

— Не хочу знать, какого рода они были, если они не включали в себя разговоры.

— Мы разговаривали. Он, на самом деле, был приличным человеком, — сказала Мора. — Он был очень добрым. Его беспокоили люди. Он думал, что мы должны быть больше озабочены миром вокруг и тем, как наши действия отразятся на будущем. Мне нравилось это в нем. Это были не нравоучения, а просто он сам.

— Почему ты это мне говоришь? — спросила Блу, потому что была немного обеспокоена тем, как Мора периодически сжимала губы.

— Ты сказала, что хочешь о нем узнать. Я поведала тебе о нем, потому что ты очень на него похожа. Ему бы понравилась твоя комната со всей этой фигней, которую ты повесила на стены.

— Вот это да, спасибо, — сказала Блу. — Так почему он уехал?

Сразу после того, как она задала этот вопрос, она поняла, насколько он был тупым.

— Он не уезжал, — ответила Мора. — Он исчез. Прямо тогда, когда ты родилась.

— Это называется, уехал.

— Не думаю, что он сделал это нарочно. Ну, сначала думала, конечно. Но теперь я обдумала это, узнала больше о Генриетте и считаю… ты очень странный ребенок. Я никогда не встречала кого-то, кто бы заставлял экстрасенсов лучше слышать. Я не совсем уверена, что мы случайно не провели еще какой-нибудь ритуал, когда ты родилась. Я имею в виду, ритуал, где бы твое рождение было финальной точкой. Это могло засунуть твоего отца назад.

Блу удивилась:

— Ты считаешь, что это моя вина!

— Не будь смешной, — садясь, сказала Мора. Ее волосы были помяты от того, что она на них лежала. — Ты была всего лишь ребенком, как что-либо могло быть твоей виной? Я только думала, может быть, произошло именно это. Вот почему я позвала Нив, чтобы поискать его. Я хотела, чтобы ты поняла, зачем я ее позвала.

— Ты на самом деле ее знаешь?

Мора покачала головой.

— Пфф. Мы не росли вместе, но мы проводили время вместе несколько раз в год, просто день или два то тут, то там. Мы никогда не были подругами, не меньше, чем сестрами. Но ее репутация… Я никогда не думала, что это будет так странно.

Мягкие шаги раздались в коридоре, и в дверном проеме появилась Персефона. Мора вздохнула, глядя на свои колени, как будто бы она ожидала этого.

— Я не хочу перебивать. Но через три или семь минут, — сообщила Персефона, — воронята Блу собираются спуститься по улице и остановиться напротив дома, а пока они решают каким бы образом убедить ее украдкой уйти с ними.

Ее мама потерла складку между бровями.

— Я знаю.

Сердце Блу заколотилось.

— Это кажется ужасно своеобразным.

Персефона и Мора обменялись быстрыми взглядами.

— Это еще одна вещь, в которой я не была до конца откровенна, — вздохнула Мора. — Иногда Персефона, Кайла и я хорошо работаем со своеобразностями.

— Только иногда, — повторила Персефона. А затем, чуть печальнее: — Кажется, все чаще и чаще.

— Все меняется, — сказала Мора.

Еще один силуэт возник в дверном проеме. Кайла произнесла:

— И Нив все еще не вернулась. И испортила машину. Она не заводится.

За окном послышался звук притормозившего напротив дома автомобиля. Блу с мольбой взглянула на мать.

Вместо ответа, Мора посмотрела на Кайлу и Персефону.