Воронята (ЛП)

Блу спросила:

— Что твой магия-метр делает сейчас?

Гэнси повернулся к ней. Его суставы были бледными, кости виднелись через кожу. На датчике вспыхнул красный свет.

Он сказал:

— Он ориентирует. Так же, как в лесу.

Блу осмотрелась. По всей вероятности, все это было частной собственностью, даже земля, на которой стояла церковь, но область за церковью не выглядела такой.

— Пойдём этим путём, так меньше вероятности, что нас застрелят на нарушение границ. Мы выделяемся из-за твоей рубашки.

— Аквамарин — замечательный цвет, и я не стану расстраиваться из-за того, что ношу его, — сказал Гэнси. Но его голос был немного тонким, он оглянулся на церковь снова. Именно тогда он выглядел моложе, чем она когда-либо видела, его суженные глаза, взъерошенные волосы, непринужденное выражение лица. Молодой и странно напуганный.

Блу думала: «Я не могу сказать ему. Я никогда не смогу сказать ему. Я просто должна предотвратить это».

Тогда Гэнси неожиданно снова стал очаровательным, щелкнул пальцами в направлении ее фиолетовой туники, и сказал:

— Веди, баклажан.

Она нашла палку и начала стучать ею по тропинке, отпугивая возможных змей, прежде чем они пошли по траве. Ветер пах дождём, земля грохотала вместе с громом, но погода стала лучше. Датчик, который светился красным, начал мигать оранжевым, когда они отошли далеко от невидимой линии.

— Спасибо, что пошла, Джейн, — сказал Гэнси.

Блу стрельнула в него неодобрительным взглядом.

— Да, не за что, Дик.

Он выглядел болезненно.

— Пожалуйста, не надо.

Это искреннее выражение отняло всю радость от того, что она назвала его настоящим именем. Она продолжила идти.

— Ты единственная, кого не беспокоит это, — продолжил он через мгновение. — Не то чтобы я привык, но я натыкался на некоторые необычные вещи и раньше, и думаю, я просто… но Ронан, и Адам, и Ноа, все кажутся… в замешательстве.

Блу сделала вид, что знает, что означает «замешательство».

— Я живу с этим. Я имею в виду, моя мама экстрасенс. Все её друзья экстрасенсы. Это… ну, ненормально. Но это, так, я всегда думала, как ты чувствуешь себя, если ты как они. Ну, знаешь, видишь вещи, которые не видят другие люди.

— Я потратил годы на это, — признался Гэнси. Было что-то в его голосе, что удивило Блу. Только когда он заговорил снова, она поняла, что он использовал этот тон с Адамом. — Я провел восемнадцать месяцев, пытаясь найти линию Генриетты.

— Это было так, как ты ожидал?

— Я не знаю, чего я ожидал. Я прочитал все об эффектах от энергетических линий, но я никогда не думал, что это будет так точно. Так… я никогда не ожидал таких деревьев. Я не ожидал, что это случится так быстро. Я привык получать одну подсказку в месяц, а затем бить ту мертвую лошадь, пока не придёт другая. Не это… — он сделал паузу, его улыбка стала широкой и доброжелательной. — Это всё из-за тебя. Ты привела нас к энергетической линии, наконец-то. Я должен поцеловать тебя.

Хотя он абсолютно точно шутил, Блу отшатнулась.

— Что это было?

Она спросила:

— Ты веришь в экстрасенсов?

— Ну, я же ходил к одному, не так ли?

— Это ничего не значит. Многие люди ходят к экстрасенсам просто для смеха.

— Я пошел, потому что верю. Ну, я верю в тех, кто хорош в том, что делает. Я просто думаю, что есть много ерунды, через которую надо пройти, чтобы пробраться к ним. А что?

Блу со злостью ударила по земле своей палкой для отпугивания змей.

— Потому что моя мама твердит мне с самого рождения, что если я поцелую свою истинную любовь, он умрет.

Гэнси засмеялся.

— Не смейся, ты… — Она собиралась сказать «говнюк», но это слово показалось ей слишком сильным, и она потеряла самообладание.

— Ну, просто это очень предупреждающе звучащая вещь, не так ли? Не ходи на свидание или ослепнешь. Поцелуй свою истинную любовь, и он покусает тебя.

— Это не только она! — запротестовала Блу. — Каждый экстрасенс или медиум, которого я когда-либо встречала, говорит одно и то же. Она бы не стала играть чем-то таким. Это не отговорка.

— Извини, — сказал Гэнси, понимая, что она действительно раздражена. — Я снова придурок. Тебе известно, как предположительно умрет этот невезучий? — Блу пожала плечами. — Ааа, к дьяволу детали, полагаю. И что, ты в предупредительных целях никого не целуешь? — Он наблюдал, как она кивнула. — Кажется хреновым, Джейн. Не буду врать.

Она снова пожала плечами.

— Я не говорю обычно об этом людям. Не знаю, почему рассказала тебе. Не говори Адаму.

Брови Гэнси полезли на лоб.

— Вот оно как?

Ее лицо немедленно обдало жаром.

— Нет. Я имею в виду… Нет. Нет. Просто, потому что нет… Потому что я не знаю… Я хотела бы избежать риска.

Блу мечтала, чтобы все началось заново: они вышли из машины, и она, вместо этого, завела бы беседу о погоде или о том, какие занятия он посещает. Казалось, ее лицо никогда не перестанет гореть.

Голос Гэнси, когда он ответил, был немного грубоват.

— Ну, если ты убьешь Адама, я весьма расстроюсь.

— Я сделаю все, чтобы такого не было.

На какое-то мгновение тишина была неправильной и неудобной, а затем он произнес своим более обычным голосом:

— Спасибо, что рассказала мне. Я имею в виду, доверила мне что-то такое.

Блу ответила с облегчением:

— Ну, ты же рассказал мне о своих чувствах к Ронану и Адаму и о том, что приводит в замешательство. Только я все еще хочу знать… Почему ты ищешь? Глендовера?

Он с сожалением улыбнулся, и на мгновение Блу испугалась, что он включит легкомысленного, глянцевого Гэнси, но, в итоге, он сказал:

— Это сложная история, чтобы ее сформулировать.

— Ты в школе, которая готовит к Лиге Плюща[37]. Попытайся.

— Ладно. Откуда бы начать Может… Ты видела ручку для противоаллергических инъекций. Это от жала пчел. У меня аллергия. Ужасная.

Блу встревоженно замерла. Шершни роились на земле, и это была лучшая территория для них: тихие области вокруг деревьев.

— Гэнси! Мы за городом. Где живут пчелы!

Он отмахнулся, будто стремился уйти от этой темы.

— Продолжай тыкать своей палкой, и все будет нормально.

— Моя палка! Всю неделю мы бродили по лесам! Это кажется ужасно…

— Легкомысленным? — предположил Гэнси. — Правда в том, что на самом деле нет даже смысла иметь при себе этот инъектор. Последний раз мне сказали, то это бы сработало, если бы меня ужалили единожды, и даже тогда неизвестно. Мне было четыре, когда я впервые попал в больницу от жала, и после этого реакции становились только хуже. Вот так. Или так, или жизнь в пузыре.

Блу думала о карте Смерти, и как ее мать фактически не объяснила ее для Гэнси.

«Возможно»,думала она, «эта карта не была предсказанием трагедии для Гэнси, а скорее была о его жизни — о том, как он прогуливается бок о бок со смертью каждый день».

Палкой Блу колотила по земле перед ними.

— Ладно, продолжай.

Гэнси поджал губы, а затем расслабил их.

— Ну, семь лет назад я был на званом ужине с родителями. Не могу припомнить, по какому поводу. Думаю, один из друзей моего отца баллотировался от партии.

— В… Конгресс?

Земля под ногами или воздух вокруг вибрировали от грозы.

— Да. Я не помню. Знаешь, как иногда не припомнишь всего, верно? Ронан говорит, что воспоминания, как сны. Ты никогда не вспомнишь, как стоял напротив учебной комнаты без одежды. Короче говоря, вечеринка была унылая — мне было девять или десять. Эти маленькие черные платья и красные галстуки, и все виды еды, какую ты только захочешь, пока там были креветки. Некоторые из нас, детей, стали играть в прятки. Помню, я думал, что слишком взрослый, чтобы играть в прятки, но больше нечем было заняться.

Они с Блу вошли в узкую рощу деревьев, достаточно редких, чтобы между ними выросла трава вместо ежевики. Этот Гэнси, этот рассказывающий Гэнси был полностью другим человеком по сравнению со всеми версиями, с которыми она уже сталкивалась. Она не могла не слушать.