Воронята (ЛП)

— Думаю, брат, — закончила Персефона.

— У меня нет брата, мадам, — возразил Адам. Но Блу видела, как его глаза метнулись к Гэнси.

— Ты хочешь задать вопрос? — поинтересовалась Мора.

Адам обдумывал.

— Каков правильный выбор?

Мора и Персефона посовещались. Мора ответила:

— Не существует одного правильного. Есть один, с которым ты сможешь жить. Может быть и третий вариант, который подойдет тебе лучше, но прямо сейчас ты его не видишь, потому что ты так увлечен другими двумя. Думаю, из того, что я вижу, любой путь приведет тебя вне тех двух других вариантов и заставит сделать свой личный выбор. Я также ощущаю, что у тебя очень аналитический склад ума. Ты проводишь много времени, тренируясь игнорировать свои эмоции, но я не думаю, что сейчас время для этого.

— Спасибо, — сказал Адам. Это было не совсем правильное слово, но оно и не было абсолютно неверным. Блу нравилось, каким вежливым он был. Это выглядело иначе, чем вежливость Гэнси. Когда Гэнси был вежлив, это делало его сильным. Когда вежливым был Адам, он отдавал свою силу.

Похоже, право получить последним толкование, досталось Гэнси, посему Блу перешла к Ронану, хотя она его и слегка побаивалась. Что-то в нем так и источало яд, хотя он даже и рта не открывал. Хуже всего, по мнению Блу, что в его антагонизме было нечто такое, что заставляло её хотеть искать его расположения, заслужить его одобрение. Одобрение кого-то такого, как он, кто явно ни о ком не заботился, казалось, стоило бы больше.

Для того чтобы предложить колоду Ронану, Блу пришлось встать, потому как он по-прежнему стоял в дверях рядом с Кайлой. Они выглядели так, словно готовые в любой момент нокаутировать друг друга.

Когда Блу поднесла к нему, держа карты веером, он оглядел женщин в комнате и сказал.

— Я ни возьму ни одной. Сначала скажите мне что-нибудь правдивое.

— Прошу прощения?! — сухо сказала Кайла, адресуя реплику Море.

Голос Ронана был подобен стеклу, холоден и раздражен.

— Все, что вы сказали ему, можно применить к любому. Любому, у кого есть пульс и сомнения. Кто-угодно живой ругается со своим отцом или братом. Скажите мне что-нибудь, что никто еще не смог сказать. Не метайте в меня игральные карты и не кормите меня из ложки Юнговской фигней. Скажите мне что-нибудь оригинальное.

Глаза Блу сузились. Персефона слегка высунула язык, привычка родившаяся из-за неуверенности, а не от наглости. Мора раздраженно сдвинулась.

— Мы не делаем ничего оригинал…

Кайла перебила.

— Секрет убил твоего отца, и ты знаешь, что это было.

Комната погрузилась в мертвую тишину. Обе, Персефона и Мора уставились на Кайлу. Гэнси и Адам уставились на Ронана. А Блу смотрела на руку Кайлы.

Мора часто обращалась к Кайле, чтобы устроить совместные толкования карт таро, а Персефона иногда звала ее, чтобы разгадать ее сны, но очень редко кто-либо просил Кайлу использовать один из ее странных даров: психометрию. У Кайлы была уникальная способность дотронуться до объекта и ощутить его историю, почувствовать его мысли и увидеть места, где он бывал.

Теперь Кайла одернула руку; она потянулась, чтобы коснуться тату Ронана, прямо там, где она встречалась с воротником. Его лицо было немного повернуто, он смотрел туда, где были ее пальцы.

Должно быть, в комнате были только Ронан и Кайла. Он был на голову ее выше, но рядом с ней он выглядел моложе, как долговязый дикий кот, не набравший веса. Она же была львицей.

Она прошептала:

— Что ты?

Улыбка Ронана заморозила Блу. Было в ней что-то пустое.

— Ронан? — озабоченно спросил Гэнси.

— Я жду в машине.

Без дальнейших комментариев Ронан ушел, хлопнув дверью так сильно, что загремела посуда на кухне.

Гэнси одарил Кайлу обвиняющим взглядом.

— Его отец мертв.

— Я знаю, — сказала она. Ее глаза сощурились.

Голос Гэнси был достаточно глубокий, чтобы перейти прямо от вежливости к грубости.

— Я не знаю, как вы это обнаружили, но это довольно паршивая хрень, чтобы бросить ее в ребенка.

— В змею, ты имеешь в виду, — прорычала ему Кайла. — И для чего вы тогда приехали, если не верили, что мы можем сделать то, за что беремся? Он просил что-нибудь оригинальное. Я дала ему оригинальное. Сожалею, что это были не щеночки.

— Кайла, — шикнула Мора в тот же самый момент, когда Адам произнес:

— Гэнси.

Адам пробормотал что-то прямо в ухо Гэнси и отклонился назад. Кость сдвинулась на подбородке Гэнси. Блу видела, как он снова становится Президентским Мобильником, она не знала раньше, что он был кем-то иным. Теперь она хотела бы больше обращать внимания, чтобы увидеть, что в нем было другого.

Гэнси произнес:

— Извините. Ронан — болван, и ему было неудобно сюда идти с самого начала. Я не пытался намекнуть, что вы меньше, чем искренны. Мы можем продолжить?

Он звучал так по-взрослому,думала Блу. Настолько формально по сравнению с другими парнями, которых он привел. Было что-то сильно расстраивающее в нем, сродни тому, как она чувствовала себя обязанной произвести впечатление на Ронана. Что-то в Гэнси заставляло ее чувствовать совершенно другое, будто она охраняла свои от него. Он мог ей не нравиться, или что там было с этими тремя парнями, что заглушало сверхъестественные способности ее матери и наполняло комнату через край, ошеломляя ее.

— Ты не виноват, — заметила Мора, хотя Кайла с негодованием смотрела на нее за эти слова.

Блу двигалась туда, где сидел Гэнси, она поймала проблеск его машины у обочины, вспышка невозможно оранжевого, типа того оранжевого, которым, наверное, Орла красит ногти. Это было точно не то, что, она ожидала, будет водить Аглионбайский парень — они любили новые блестящие вещи, а эта была старой блестящей вещью — но, тем не менее, это была стопудово машина вороненка. И только тогда Блу ощутила, что все происходит слишком быстро, чтобы она могла их постичь. Было что-то странное и сложное во всех этих парнях, как думала Блу — такое странное и сложное, каким странным и сложным был журнал. Их жизни были так или иначе сплетены, и ей каким-то образом удалось сделать что-то, чтобы сунуться на самый край этого. Было ли это сделано в прошлом или будет сделано в будущем, казалось неважно. В этой комнате, с Морой, Кайлой и Персефоной, время казалось окружностью.

Она остановилась перед Гэнси. Так близко она снова смогла поймать его запах, и это заставило сердце Блу биться неровно.

Гэнси смотрел вниз на перемешиваемую ею колоду карт. Когда она видела его таким, изгиб его плеч, затылок, она пронзительно вспомнила его дух, мальчика, в которого она боялась влюбиться. Та тень не имела легкости, освежающей уверенности этого вороненка напротив нее.

«Что с тобой произошло, Гэнси?»задавалась она вопросом. «Когда ты превратился в этого человека?»

Гэнси поднял на неё глаза, между бровей у него пролегла складка.

— Не знаю которую выбрать. Ты не могла бы выбрать какую-нибудь для меня? Может получиться?

Угловым зрением Блу видела, как Адам заерзал на стуле, хмурясь.

Персефона ответила позади Блу:

— Если хочешь этого.

— Это о намерении, — добавила Мора.

— Я хочу, чтобы ты это сделала, — сказал он. — Пожалуйста.

Блу ощупывала карты на столе, они свободно скользили, подходя к концу. Она позволила пальцам порхать над ними. Однажды Мора говорила ей, что правильные карты иногда ощущаются теплее или звенят, как колокольчики, когда подносишь к ним пальцы. Для Блу, конечно, все карты были схожи. Тем не менее, одна выдвинулась дальше остальных, и она ее выбрала.

Когда она ее перевернула, то позволила себе беспомощно рассмеяться.

Картинка с чашами смотрела на Блу с ее собственным лицом. Такое чувство, будто кто-то смеялся над ней, но ей некого было винить за выбор карты, кроме себя самой.

Как только Мора увидела это, ее голос стал тихим и отдаленным.

— Не эту. Выбери другую.

— Мора, — мягко возразила Персефона, но Мора просто махнула рукой, заставляя замолчать.