Страница 34 из 34
Когда исполнилось семьдесят «дней плача» после смерти Лаодики и ее стройненькую, обвитую богатыми тканями мумию торжественно хоронили в царственном склепе Рамзеса III, рядом со склепом его любимой дочери Нофруры, среди печального погребального пения жрецов слышны были иногда глухие стоны, исходившие из одного места гранитных стен усыпальницы фараона. Это были стоны Тии, замурованной царицы Египта.
Скоро Рамзес женился на прекрасной хеттеянке-еврейке Изиде, родное имя которой было Хемароцат, и светлокаштановая правнучка Аарона сделалась царицей Египта.
Безутешная Нитокрис долго оплакивала замурованную мать, сестру и сиротку Лаодику.
Любимицей и наперсницей ее стала маленькая Хену, тоже осиротевшая: в женском доме фараона все полюбили эту «священную девочку».
Старая Херсе до самой смерти оплакивала свою питомицу — «богоравную дочь Приама» и с любовью вспоминала о своей бывшей неволе — о жизни в Трое до ее грустного конца.
XXVII. ЭПИЛОГ
Летом 1881 года я посетил Египет.
После восхождения на пирамиду Хеопса, с вершины которой я долго созерцал расстилавшееся перед моими очарованными глазами это мрачное «поле пирамид» и мутный Нил с исполинскими стволами пальм, а взволнованная мысль моя, казалось, переживала бесконечные тысячелетия. Удивительной истории этой удивительной страны, этой колыбели знаний последующих поколений человечества, я, после того, посетил и египетский музей, что в Булаке, под Каиром.
Директор этого музея, знаменитый египтолог Масперо, только что воротился из своей ученой экскурсии, из Верхнего Египта, где он открыл гробницы фараонов и их мумии, в том числе мумии Рамзеса II Сезостриса и Рамзеса III — Рампсинита. При мне эти драгоценные сокровища расставлялись в музее и приводились в порядок.
Меня сопровождал по музею один из второстепенных помощников Масперо, родом грек, любезно показывая мне все достопримечательное и объясняя непонятные для меня иероглифические изображения.
— А это — самая драгоценная для нас, современных потомков Перикла, реликвия, — сказал он, останавливаясь перед изящным саркофагом из порфира.
— Почему же? — спросил я.
— В этом саркофаге покоится тело Лаодики, одной из дочерей Приама, — отвечал грек.
— Как! Каким образом? — не доверял я.
— Г. Масперо, открыв гробницы Рамзесов, нашел в их усыпальнице этот саркофаг с мумией Лаодики, а недалеко от нее, в замурованном склепе, скелет царицы Тии, первой жены Рамзеса III.
Он приказал служителям приподнять крышку с саркофага, и я увидел там мумию.
— Почему вы знаете, что это Лаодика? — спросил я с недоверием.
— Это говорит папирус, который г. Масперо нашел на груди мумии, — отвечал грек.
Я долго смотрел на это высохшее, почерневшее тело, обвитое темными, как бы просмоленными тканями… Столько веков пролетело над ним!
И это Лаодика, «миловиднейшая дщерь Приама и Гекубы», как называл ее Гомер, — это сестра Гектора, Париса, Кассандры!…
В каком-то благоговейном умилении я думал: «Что мне Гекуба и что я Гекубе», но меня душили невыплаканные слезы, и я готов был разрыдаться.
Я поспешил уйти из музея.