За годом год

— Ступай отсюда, богом прошу! — напал на нее Сымон, будто в поддержке жены было что-то зазорное. — Мы уж как-нибудь сами разберемся, без руководящих указаний.

Он смотрел на жену, пока та не прикрыла за собою дверь, потом отошел к столу и сел на стул.

— Вот, скажем, растворомет, — начал он с раздражение. — Всего и хитрости, что к форсунке лейку прикрепили. Оно, известно, для неумек заманчиво: накинуть ровно раствор на стену слабо, а тут, думает, взял эту самую штуковину в руки — и давай. А что половина на полу будет, не его забота. Кому это нужно? Разве что дяде с хронометром, который сейчас же заявится.

В голосе Сымона слышалась обида.

— Ты видел когда слуцкие пояса? — спросил он, недовольный, что Алексей молчит. — Попробуй сделай их на какой-нибудь штуковине… Так и у каменщика, у штукатур тоже главный инструмент — руки да глаз. А у нас — бы тяп-ляп да с плеч. Стены еще не высохли, а маляры уже накаты делают, золотом расписывают. А поселились жильцы — углы сырые, побелка, золото коростой лупятся. А мы ведь вон что строим!

Теперь Алексею стало ясно, что беспокоит Сымона. Предвзятость мешает старику поверить в то, что приходит на стройку. Возмущает уже сам факт, что он, мастер, который годы шел к познанию тайн любимой профессии, потеряет свое высокое место и незаменимость. Пошатнется слава золотых рук, и их заменит "штуковина" — нехитрая вещь, доступная всем. Беспокоят и нормы.

Не впервые узнавал себя Алексей в других. Что-то от себя увидел он и теперь в переживаниях Сымона. Но признаться в этом было стыдно, и он возразил:

— Вы напрасно так тревожитесь: руки всегда будут руками, хотя и растворомет будет.

Сымон покачал головой, ухмыльнулся и даже засмеялся.

— А вот Кухта иначе рассудил. Ты, Лексей, хитрый, тебя недаром депутатом сделали, а он еще хитрее. Он, брат ты мой, такую штуку предложил, что ай-яй…

Кухта, право, сделал Сымону не совсем обычное предложение.

План строительства из года в год увеличивался, и выполнять его становилось все труднее. Да и сами трудности стали иными. Раньше не хватало кирпича, строительных деталей, металла. Теперь же не материалы, а люди стали больше беспокоить Кухту Половину рабочих Главминскстроя составляла молодежь. Нужна была более совершенная организация труда, механизация строительных работ. И вот тут, как ни странно воевать пришлось с теми, на которых обычно опирался Кухта, — с заслуженными мастерами, с умельцами. Но он слишком уважал этих мастаков своего дела, чтобы ломать их волю с кондачка. Да и сломал ли бы?.. Тогда Кухта и предложил это странное соревнование.

Предложение обескуражило Сымона, но он не подал виду, даже притворился, что не понимает скрытого во всем этом смысла.

— Ну что ж, можно, поконаемся, — согласился он. — Говорите, мне с мастерком и соколом, Василию с ковшом и другими причиндалами, а этому…

— Зуеву, — подсказал Кухта, понимая, что Сымон умышленно забыл фамилию третьего.

— А… Зуеву с растворометом? Ну что ж, давайте! Интересный спектакль получится. — И вдруг, чтоб тревожился не только он сам, спросил. — А что, Павел Игнатович, если я в победители выйду? Я же, ей-богу, постараюсь. Возьму и выйду. И по количеству и по качеству. Что тогда? Мы ведь тоже с норовом.

Как и угадал Сымон, Кухта о таком варианте не думал и немного смутился.

Соревнование должно было проходить в здании школы, в будущих классах. В коридоре уже собралось человек двадцать. Они стояли компаниями около широких окон и что-то оживленно обсуждали. В самой большой группе Алексей заметил Сымона. Тот полусидел на подоконнике и внимательно слушал, что ему говорили.

— Наше вам!.. Все готово? — подходя, спросил Алексей.

Перед ним расступились.

— А как же! Вот, погляди, — Сымон показал свои руки. Сделал это с вызовом, как бы мстя ка всякий случай за возможное поражение.

— Дядька скажет! — засмеялись вокруг.

— Будь уверен!

— А куда, дядька Сымон, мотор подключать будем?

Алексей волновался чуть ли не больше самого Сымона. Правда, он сердился на старика за его упорство, что поставил под такой риск достоинство и авторитет мастера. И все же победы желал только ему.

Сымон сидел с опущенными плечами, немного ссутуленный, положив на колени сильные, еще не старые руки. Свет не падал на его озабоченное лицо. Но Алексею казалось, оно озарено. Он даже удивился: как раньше не обращал внимания на эти большие, умные глаза, на правильные, выразительные, как на гравюре, черты лица?

— Начнем, — сказал Кухта, взглянув под рукав, на часы.

Сымон соскочил с подоконника, неизвестно для чего отряхнул брюки и пошел в "свой класс". За ним тронулись остальные. Походка старика опять показалась Алексею почти незнакомой: ступал он твердо, как ходят очень сильные люди, как ходил сам Алексей.

Донесся звонкий удар о рельс. Один, второй, третий.

— Ни пуха ни пера, — пожелал Кухта.

— Иди к черту, — буркнул довольный Сымон, влез на подмостки и взял мастерок.

Легким, красивым движением он кинул на стену первую лопатку раствора, потом вторую и весь отдался работе. Алексею было приятно смотреть на него, и он на какой-то момент забыл, что в соседних "классах" работают соперники. А вспомнив, незаметно пошел туда.

Штукатур, работавший ковшом, был коренастый, широкоплечий здоровяк. Одетый в комбинезон, он показался Алексею грузноватым, неповоротливым. Зачерпнув из ящика раствор и вроде замахнувшись, он подносил к стене ковш и поворачивал его. Потом, сразу же немного отнеся в сторону, словно коснувшись чего-то горячего, отдергивал руку, и раствор послушно ложился на стену. Но в этом неторопливом, размеренном ритме Алексей и почувствовал угрозу. "Туго придется старому", — подумал Алексей и, не удержавшись, пошел взглянуть на Зуева, которого тоже почти не знал.

Зрителей здесь толпилось больше, чем у остальных "классов". Задние, стоявшие далеко от раскрытой двери, вытягивали шеи и поднимались на цыпочки. Но Алексей, который был на голову выше других, сразу увидел Зуева. В новом комбинезоне, подогнанном по фигуре, брезентовых рукавицах, в кепке, надетой козырьком назад, в защитных очках, как маска закрывавших его лицо, Зуев напоминал мотоциклиста-гонщика. Это впечатление усиливалось еще тем, что растворомет вздрагивал и дрожание передавалось рукам. Раствор с силой, как вода из брандспойта, вырывался из растворомета и ложился на стену. Зуев, уверенно водя им, то наступал, то делал короткий шаг назад. Это была простая операция. В ней не было легкой, почти артистической красоты, как у Сымона, не было и строгой ритмичности, как в работе штукатура с ковшом. И все-таки она овладела вниманием присутствующих. Почти каждый раньше встречался с Зуевым — малозаметным, застенчивым мужчиной. А вот стал он на помосте, слегка расставил ноги, взял в руки растворомет и сразу показался сильнее. И это теперь уже был не Зуев, а богатырь, которому многое по плечу.

— Ну как? — услышал Алексей у самого уха насмешливый голос Кухты.

— Неплохо, — похвалил Алексей. — А будь растворомет полегче, было бы совсем лафа. Видно, надо, чтобы раствор тоже подавался по шлангу.

— Правильно, — подтвердил Кухта. — Инженеры колдуют и над этим.

С недобрым, раздвоенным чувством вернулся Алексей к двери "класса", где работал Сымон. Но старик творил чудеса.

Грунт уже был нанесен на половину стены, и Сымон разравнивал его правилом. Как казалось со стороны, делал он это безо всякого напряжения, красиво проводя замысловатые зигзаги то снизу вверх, то слева направо. Под правилом будто проступала влага, грунт темнел, но быстро опять серел, высыхая…

Так проходил Алекрей от двери до двери несколько часов, восхищаясь Сымоном, жалея его и уже не зная, за кого он больше болеет… Когда же Сымон первым вышел из "класса", когда его окружили и посрамленный Кухта стал поздравлять, Алексей почти не обрадовался, хотя облапил старика и поцеловал. Было что-то несправедливое в этой победе и потому обидное. От нее выигрывал только Сымон, только он один. Даже больше — она вредила делу: за нее, как за щит, могли прятаться зубоскалы и нерадивые. И потому, когда Алексей пошел провожать старика домой, он не выдержал: