Страница 8 из 10
Церковь – живой организм. Домашняя церковь – это также живой организм. Семья должна развиваться. Живой организм никогда не развивается внутрь себя, ради самого себя. В живой природе все взаимосвязано. И Христос не говорил: соберитесь в комнате, закройтесь и учите друг друга. Но: идите в мир и научите народы. Идите в мир и делайте. Мы родили детей, мы их воспитали. Для чего? Да, мы привили им навыки в обслуживании себя, мы научили их учиться, познавать новое. Но это не цель, это средство для освоения мира. Вот мой муж – священник, все силы он отдает своему служению, Церкви. Он не мастеровит, не домовит, как, может быть, некоторые мужчины. Он не прибьет в доме полку, но выстроит приходской дом. Не забьет в доме гвоздь, но перекроет крышу в храме, и сам храм у него блестит как новенький. Что такое для него семья и дом? Место, где можно отдохнуть, набраться сил, согреться общением, напитаться энергией взаимной любви, что называется, отдохнуть душой. Я всегда знала – батюшка со мной, значит, все в порядке. Но основная жизнь священника протекает вне дома, вне семейного круга, он только отчасти принадлежит семье, свои силы и энергию он отдает в первую очередь людям.
Вы спрашиваете меня, в чем секрет воспитания детей. Спросите себя, что составляет ценность вашей жизни. В моей жизни и по сию пору, ценность – это жизнь в Церкви. Есть прекрасный библейский образ: зерно, брошенное в землю. Чтобы оно проросло, оно должно умереть, и тогда только даст новую жизнь. Если вы пытаетесь что-то законсервировать, оно жизни не даст. Надо дать расти тому семени, что заложено в нас. Именно так я рассматриваю семейную жизнь – не как что-то, что ценно само по себе, а как направленное во вне. Вся жизнь человеческая устроена так, что она совершается вне дома, там, снаружи. Даже если вы работаете дома, пишете книги, рисуете, администрируете или еще как-то трудитесь, зарабатывая свой хлеб, вы все-таки вносите свою лепту в созидание окружающего мира, изменяете его, делая более добрым или (не дай Бог!) более злым. Понимание этого – главное условие для того, чтобы вырастить и воспитать детей, чтобы они жили и обустраивали тот, внешний, большой мир, в который призваны. Я очень надеюсь, что все, что мне удалось сделать в жизни, хотя бы чуть послужит добру, молитвами и заботами моих родителей и прадедов. Аминь!
Лариса Первозванская
Протоиерей Максим Первозванский (р. 1966) – клирик храма Сорока Севастийских Мучеников напротив Новоспасского монастыря в Москве, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник», духовник молодежного объединения «Молодая Русь», выпускник МИФИ.
Лариса Первозванская (р. 1966) – физик. Закончила МИФИ. Растит девятерых детей.
– Лариса Вячеславовна, как вы думаете, по какой причине распадаются браки?
– Мне кажется, многие браки распадаются из-за нежелания потерпеть и нежелания друг для друга поработать. Если одному из супругов не нравятся причуды и привычки другого, то можно чем-то и пренебречь, от чего-то отказаться. В совместной жизни неизбежно начинается воспитание друг друга. Нужно поработать, и все будет нормально. А желание – оно подкрепляется любовью. Важно, чтобы влюбленность переросла в любовь настоящую. Вот поссорились и спрашиваешь сама себя: «Ну что, развод, что ли? Да нет, конечно!» И сразу причина ссоры кажется несерьезной, идешь мириться.
– Вы замужем 20 лет, и у вас девять детей… Есть ли у вас рецепт сохранения любви?
– У нас существует традиция. Час-два в день мы с мужем обязательно общаемся вдвоем: нам это необходимо.
Познакомились мы еще в студенческие годы, на картошке. Нас, студентов МИФИ, отправили на помощь колхозникам, причем не только пятикурсников, но и со второго курса. Муж на три года старше меня. А после картошки мы начали встречаться и через год поженились.
Я после школы хотела заниматься астрофизикой. Но получилось, что специализацией стала физика ядерная, что тоже очень интересно. Я бы и сейчас ею занималась, если бы не обстоятельства. Однако физиком (в ИОФ – Институте общей физики РАН) у меня получилось поработать совсем чуть-чуть, потому что я ушла в декрет. И с тех пор пребывала в декрете 15 лет. Вот только сейчас перед самой младшей дочкой пришлось уволиться. А муж два года работал в СНИПе, собирался кандидатскую защищать, а потом ушел оттуда в православную гимназию и все. Вера в Бога не противоречит физике, наоборот – многое объясняет. Они друг другу не мешают.
– Получается, вы одновременно пришли к вере? Как сложилось ваше совместное воцерковление?
– У меня с детства, из-за жизни с бабушкой, было такое миропонимание, а муж встретил на работе верующих людей, физиков. Они дружили, дружили, и через некоторое время он крестился. Но вообще, у нас все вместе. Он со мной делился тем, что узнавал. Мы вместе обсуждали, что его волновало. И как-то вместе стали в храм ходить. Это было в начале 1990-х.
– Значит, православие для вас было органичным с детства?
– Моя бабушка была верующая, и мама со ответственно с детства верующая. Меня тоже крестили в детстве, крестик на кроватке всегда висел, но время-то было советское. Мама, скрываясь, ходила в храм. Всего боялась, но ходила. Ездила на утреннюю пораньше, а меня не брала с собой никогда. Я просто в воскресенье просыпалась: «Где мама?» – «Мама скоро приедет».
Родители оба были инженерами. Отец – инженер-строитель, мама – инженер по перевозкам зерна на БАМе. А я в Москве родилась, ходила в московскую школу, получила стандартное советское образование.
Меня не удивляло, что бабушка верующая, мы всю жизнь проводили в деревне с ней. Она сама москвичка, но ее родители из деревни. Она была уже на пенсии, и все три летних месяца мы проводили в деревне. На моих глазах она молилась, постилась, и это не удивляло. Ей не надо было задавать вопросы, она сама рассказывала. Но в школе я не помню, чтобы обсуждали такие вещи. С девчонками иногда шушукались: «У тебя есть крестик?» – «Есть». Но больше никаких разговоров особенно и не было.
– Что для вас было самое трудное, когда вы пришли в Церковь? Что было труднее всего принять в церковной жизни?
– Не знаю. Кажется, такого не было. Все было гармонично. Видимо, Господь, берег. Мы узнавали какие-то церковные ограничения потихонечку, постепенно. Надо в храм ходить – начали ходить. А когда походили, оказалось, что есть посты. Начали поститься. А потом вдруг узнаем про молитвенные правила. Духовная нагрузка проявлялась постепенно и оказывалось, что эта нагрузка по силам. Мне кажется, препятствия никакого не было, все было естественно.
– Вы сразу попали в какую-то определенную православную среду или просто вдвоем ходили в храм рядом с домом?
– Мы жили на Таганке, поэтому сначала ходили в храм Петра и Павла на Яузе. Это храм давно открытый, состоявшийся, со своей приходской жизнью. Там больше была такая среда простая, можно сказать, сельская. А потом открылся Новоспасский монастырь, и там мы были почти что первыми прихожанами. Монастырская атмосфера – она иная. Монахи все молодые, образованные, и у них совершенно другое отношение к вере. Мы стали туда ходить. Батюшка сначала стал чтецом там, потом дьяконом, а потом и священником.
– А как к этому отнеслись ваши родители?
– Моя мама была в восторге. А батюшкиным родителям было тяжело, его отец был коммунистом. Напряженно все было, причем еще до того, как батюшку рукоположили: трения начались, когда мы стали соблюдать посты, ходить в храм. Мы жили вместе со свекром. В конце концов, ему стало интересно, чем же таким сын увлекся после МИФИ, куда ушел из физики. В итоге он начал читать и крестился. Сейчас ходит в храм и стал глубоко верующим человеком.
– У вас был классический студенческий брак. Говорят, что такие браки самые непрочные. Начало 1990-х, жизнь со свекрами, как вы с этим справились?