Последний танцор

Таймер показал «43».

По-прежнему ничего не происходило. Де Ностри протянул руку в перчатке, пробежал пальцами по скользкой поверхности. Прошло уже несколько секунд, а шар по-прежнему остается в поддерживающем кольце, неподвижный, без всяких изменений. Неужели ничего не случится?

Сержант убрал руку с шара и в изумлении заморгал, когда... «34»... чья-то нога пнула его прямо в лицо.

Сфера исчезла. Внезапно появилось очень много пустого места, и встроенная программа самозащиты де Ностри отреагировала, не дожидаясь приказа его разума. Тело гвардейца оттолкнулось одной ногой, сложилось, отпрыгнуло назад и опустилось на полусогнутые ноги, балансируя на кончиках пальцев, метрах в трех от бьющегося в эпилептическом припадке тела... человека?

Спустя мгновение, оправившись от испуга, Сэмюэль понял, что на него никто не нападает. В трех шагах от него, на безукоризненно чистой поверхности платформы корчился, беспорядочно суча конечностями, человек. Даже сквозь шлем до гвардейца доносились его дикие крики. Мельчайшие детали запечатлелись в мозгу де Ностри с необычайной яркостью...."29" на таймере... Что-то латиноамериканское проскальзывало в чертах неизвестного, да и кожа была оливкового цвета. Из носа у него текла кровь, на губах пузырилась пена. Его одеяние из звериных шкур почему-то вызвало у де Ностри нелепую ассоциацию с опереточным траппером из второразрядного сенсабля о временах освоения прерий Дикого Запада.

Но ничего похожего на генератор, выключатель, тумблер... Одним словом, никакой техники, которую ему было приказано найти. Внезапно в правой руке «траппера» что-то блеснуло. На таймере осталось всего 22 секунды. Де Ностри ринулся вперед, обеими руками схватил правое запястье незнакомца и уперся ногой ему в плечо. Неловкими из-за перчаток пальцами де Ностри все же удалось вырвать штуковину из руки человека, невзирая на то, что тот вцепился в нее мертвой хваткой. Сержант чувствовал, как лопались связки запястья дикаря, и ломались его пальцы, когда необычайно сильные руки киборга отбирали у него устройство.

С этим механизмом в руке программа де Ностри не позволила ему находиться в непосредственной близости от опасного объекта. Один прыжок доставил его назад, к самому краю поля замедления, как можно дальше от бьющегося человека в шкурах.

Часы с правой стороны шлема показали "5".

Де Ностри с интересом уставился на предмет. Он показался ему на удивление тяжелым, хотя легко умещался на ладони. Около двадцати килограммов — вес значительный даже для его усиленных трансформирующим вирусом мышц. Продолговатый сфероид с парой гладких, овальных вмятин с одного края, похожих на клавиши. Очевидно, нажимая на одну, можно включить устройство, а на другую — выключить. Но на какую?

Он все еще гадал, когда таймер закончил отсчет. Внешнее поле замедления исчезло, и на невыразимо короткое мгновение де Ностри увидел несколько десятков фигур в гермокостюмах, плотной толпой окружающих платформу.

А потом вневременной шар снова закрылся.

Вокруг него.

В течение недели, которую де Ностри провел внутри поля замедления, блестящий зеркальный куб был окружен тройным слоем дезактивационных камер, каждая со своим отдельным шлюзом. Эту процедуру предложил провести Кевин Хольцман, поскольку такие же предосторожности применялись в нанотехнологии и генной инженерии, двух науках, где малейшие ошибки могли привести к далеко идущим последствиям. Три таких блока отделяли поле замедления от внутренности ангара, где его генерировали. Все ученые, работавшие внутри, были одеты в герметические костюмы.

Приготовились ко всем неожиданностям, насколько это было возможно. Четыре медбота ждали у края платформы: если де Ностри появится из поля с какими-либо повреждениями, самые лучшие медицинские технологии Системы будут к его услугам.

Внешняя дезактивационная камера всего на несколько метров не достигала крыши ангара, доходя по периметру почти до самого края платформы наблюдения. Несмотря на естественное любопытство и персональное приглашение Хольцмана присоединиться к работавшим внутри тента ученым, Макги предпочел остаться на платформе вместе с другими представителями правительственных учреждений и высшего командования.

Вместе с остальными он смотрел на голограмму, показывающую серебристый куб. Голос Хольцмана звучал немного напряженно, что не удивило Макги: минувшая неделя действительно выдалась тяжелой.

— Мы планировали выключить поле в два часа, но готовы уже сейчас. Даже если оставим все как есть, это добавит де Ностри всего лишь ничтожную долю секунды. Вот. Так какого черта мы ждем?

Макги не помнил, как вскочил на ноги и подошел к экрану. Боковым зрением он видел остальных вокруг и слышал, как они реагируют. Мохаммед Венс тихо сказал:

— Как интересно.

На какую-то долю секунды, такую малую, что Макги не был уверен, что действительно это видел, он заметил де Ностри на правом краю платформы, там, где действовало внешнее поле замедления. Потом снова проявился шар, но не один: на крайнем левом краю платформы бился, кричал и корчился какой-то человек в звериных шкурах.

На экране монитора Макги было отлично видно, как Кевин Хольцман сделал шаг на платформу, а потом замер.

Миротворец Сэмюэль де Ностри исчез, заключенный во временной капсуле пришельцев.

Шар оставался на месте ровно секунду — достаточно для того, чтобы эта сцена врезалась в память каждого. А потом легко, поскольку был теперь свободен от кольца, в которое его поместили до начала эксперимента, скатился с платформы, со звоном, похожим на колокольный, коснулся пола комплекса "Б" и покатился, словно мячик — самый большой мяч во Вселенной.

Все присутствующие на миг замерли, завороженные зрелищем бьющейся в судорогах человеческой фигуры и катящегося зеркального шара. Затем послышался раздраженный голос Хольцмана, срывающийся на крик:

— Где медботы? Я требую сию секунду доставить сюда эти гребаные медботы!

Джи'Суэй'Ободи'Седон боролся за свою жизнь. В первые секунды после прикосновения импульса китжана он понял, что погибнет без помощи товарищей. Сквозь пелену боли какая-то часть его мозга продолжала думать и делать все, чтобы отсрочить смерть. Он не осознавал, что вокруг него образовался временной шар, не чувствовал, как погрузился в темноту. В полном мраке он всеми силами старался установить хотя бы частичный контроль над собственной нервной системой, отчаянно пытался отдавать необходимые приказы, чтобы успокоить хотя бы частично огромную массу словно взбесившихся нейронов. Дважды ему удалось возобновить работу сердца после того, как оно останавливалось, и быстро заставить легкие снова дышать.

Седон не воспринимал отсутствия света, пока тот не появился вновь. Впервые после Посвящения кто-то посмел прикоснуться к нему без позволения, а потом причинить ему боль. Седон лишь смутно ощущал, как кто-то ломает ему кости правой руки, вырывая ключ от вневременного шара. Эта боль не шла ни в какое сравнение с муками, причиненными выстрелом из китжана, но даже сквозь их пульсирующую багровую пелену он сумел зафиксировать этот момент и поклялся отомстить.

Внезапно он почувствовал укол в шею — где-то в районе сонной артерии. Почти сразу вслед за уколом возникло ощущение легкости и полной опустошенности. Боль почти перестала беспокоить, равно как и все прочие внешние раздражители. Седон моментально зафиксировал, что в его кровеносной системе начинает циркулировать какое-то химическое соединение блокируя синапсы и снимая судороги мышц. Биение его сердца полностью прекратилось, а когда Седон попытался снова завести его, это ни к чему не привело. Полный контроль над нервной системой — главное, что делало его Танцором, — у него отобрали, причем сделали это сознательно и насильственным путем. Волна неудержимого гнева захлестнула его, переполняя мозг. Даже от Защитников он никак не ожидал подобного неуважения. Ни один из них не позволил бы себе так поступить, пусть даже с опальным и мятежным Танцором!