Вне Земли

Всюду двойные, тройные, многократные, разноцветные звезды. Момент затемнения, или ночи, приближался.

– Господа, – крикнул кто-то, – край Солнца затемняется невидимым краем Земли…

Через четыре секунды уже стало видно только половину Солнца. Еще четыре секунды, и все погрузилось во мрак; только через несколько минут глаза привыкли и увидели яркую зарю кругом темной Земли. Заря особенно ярка была там, где исчезло Солнце. Эта великолепная заря, градусов в 10 вышиною, становилась все равномернее: через 16 минут после заката она сияла ровным, чудесным, багровым, громадным кольцом, занимающим немного менее половины неба (диаметр 125°). Все небо разделялось им почта пополам. Этого красного света было вполне достаточно для чтения, и не было надобности зажигать лампы. Для некоторых зрелище было невыносимым. Другие только охали и перелетали от окна к окну. Так как было сравнительно темно, то звезд было видно на противоположной половине неба гораздо больше. Они, как снег, продолжали сыпаться в этот океан зари; с противоположной стороны багрового кольца они вылетали бесчисленными искрами фейерверка. Но свет кольца с одной стороны слабел, а с другой разгорался, меняя стенки. Не прошло и 17 минут, как выглянула полоска Солнца; все засверкало, заря потускнела, и через девять секунд во всем величии выглянуло полное Солнце. Все почти ослепли от света.

– Не велика же ночь, – заметил молодой мастер, – всего только в полчаса!

– Это затмение, а не ночь, – возразил его товарищ.

– И ночь и затмение вместе, – сказал Иванов, – другой ночи не будет, а если и будет, то также короткая. После часового дня (67 минут) – получасовая (33 минуты) тьма. Покамест мы не изменим скорости нашего экипажа, мы осуждены на неизменное, хотя и краткое течение дня и ночи…

– Заметили ли вы ночной холод? – спросил Ньютон.

– Нет, мы что-то не зябли, – ответили голоса с разных сторон.

– Это потому, – сказал Ньютон, – что, во-первых, ракета наша защищена слоем, плохо выпускающим из нее теплоту, во-вторых, потому, что ночь очень коротка, наконец, потому, что огромная, хотя и темная поверхность Земли лучеиспускала на нашу ракету и давала ей тепло. Вообще же и в нашу короткую ночь температура должна понизиться на градус по Цельсию или даже меньше.

– Итак, короткий день и близость к Земле имеют свои выгоды, – заметил Франклин, – а именно: холодных ночей у нас не будет.

– Мы совершенно можем не обращать внимания на нашу ночь. Не спать же полчаса! У нас нет этой привычки. Я предлагаю 16 часов бодрствовать и 8 спать, конечно, приблизительно. Ночь же каждый может себе устроить, закрыв ставни, так же, как и восстановить день с помощью электричества. А впрочем, каждый может спать и бодрствовать, когда ему угодно. Мы находимся вне всякой опасности, и нам нет надобности ставить часовых и установлять их смены…

Прошло много дней и ночей, а на самом деле всего только 10 часов. В одну из этих коротких ночей они летели над родными им долинами Гималайских гор. Виднелись знакомые шапки снеговых вершин. Замок они не могли разглядеть даже в телескоп. Лапласу пришла мысль телеграфировать светом (по азбуке Морзе) друзьям, оставшимся в замке. Дело было просто: надо было нажимать кнопку, дающую очень сильный ток для дуговой лампы в 100 тысяч свечей. Свет этой лампы был замечен и понят оставшимися в замке. Медленное нажатие давало более длительный свет и принималось на Земле за черту, а краткое – свет моментальный и принималось за точку.

Решили выспаться как следует, по-земному. Освеженные сном и некрепким кофе, наши друзья собрались в кают-компании.

– Прошу вас, господа, внимательно меня выслушать, – обратился Ньютон к собранию.

Говор умолк.

– До сих пор, – продолжал Ньютон, – мы только наблюдали, любовались, дивились, изучали условия нашего нового быта… учились, вникали, – но не думали о хлебе насущном. Запасов, необходимых для жизни, у нас не очень много. Пока они еще не истощились, мы должны решить вопрос: остаться ли нам тут до их израсходования и затем возвратиться на Землю, – что при нашем огромном количестве взрывчатых материалов можно сделать 100 раз, – или попытаться до их истощения найти способ производить тут же жизненные припасы. Тогда наше пребывание в эфире может сделаться долгим.

– Поживем еще в ракете и попытаемся добыть хлеб. Если не удастся, – возвратимся на Землю, – заметил один из присутствующих.

– Да, да! Почему не попытаться, – послышались возгласы.

– Только добудем ли мы кислород и пищу? – усомнился скептик.

– Не добудем, – уберемся во-свояси, – сказал молодой механик.

– Ну что ж, ведь никто ничем не рискует…

– Ладно, поживем!..

20. Протесты. Тоска по работе. Искусственная тяжесть

Нашлись и протестующие.

– Не лучше ли возвратиться!..

– Чувствуется как-то неловко…

– Чего-то недостает, – говорили они.

– Зуд какой-то в мускулах, хочется работать, что ли!..

– Этому легко можно пособить, – заметил Иванов.

– У нас много разного рода ножных станков, – работайте!

– Легко сказать, – возразил один из рабочих, – стану я ногой на педаль – ив результате умчусь кверху: тяжести-то нет!

– Так, – сказал Лаплас, – но вы не заметили у станков некоторых приспособлений: для любой ноги есть на полу ремни, с помощью которых одну из ступней вы прицепляете к полу; укрепляется также слегка и талия, при значительной свободе движений.

Таким образом, работая на общую пользу, наши протестующие были вполне удовлетворены.

Но нашлись другого рода недовольные: они соскучились по тяжести.

– Мне хочется, – говорил один из них, – видеть, как льется вода, как падают камни, хочется посидеть и полежать по-настоящему.

– И для этого, – сказал Ньютон, – нет надобности возвращаться домой. Нет ничего легче, как устроить здесь тяжесть. Для этого стоит нашей ракете сообщить вращательное движение – лучше вокруг среднего поперечного диаметра. Тогда в каждой камере от центробежной силы образуется искусственная тяжесть; в крайних – наибольшая, в средней, т.е. в кают-компании, – наименьшая. Тела в них будут падать по продольной оси ракеты, вода литься; все будет, как на Земле: можно сидеть, лежать и ходить, уставать, носить тяжести и ведра, полные воды и т. п.

– Вот, например, – продолжал Лаплас, – если наша ракета, имеющая сто метров длины, будет проходить своим концом один метр в секунду, то произойдет тяжесть в 0,002 земной, т. е. как на планетке с диаметром в 24 километра. Ракета при этом сделает полный оборот в 314 секунд (5 минут). При 10 метрах скорости в секунду тяжесть в 100 раз увеличится и составит уже 1/5 тяжести Земли, т. е. будет немного более, – чем на Луне. Полный оборот ракеты будет совершаться тогда в полминуты. Такая скорость вращения не вызовет еще головокружения.

– Ракете, – сказал Ньютон – можно сообщить вращение разными способами. Стоит, например, только вращать вот это колесо или просто сообщить ему вращательный толчок (оно само будет продолжать вращение по инерции), и ракета также начнет вертеться. Но проще это сделать посредством двух взрывных труб, повернув их концы в противоположные стороны, перпендикулярно к длинной оси ракеты…

Все это было устроено, и недовольные успокоились. Поработав до пота и полюбовавшись на тяжесть, они пожелали опять покоя; тогда вращение ракеты было остановлено взрыванием по направлению, противоположному прежнему. На это было истрачено ничтожное количество могущественного взрывчатого материала, открытого Франклином.

19. Открыли ставни

После обеда и небольшого отдыха опять собрались в кают-компании.

– Друзья, – сказал Ньютон, – сейчас мы откроем ставни и увидим чудное зрелище… Люди со слабыми нервами пусть пока не участвуют в этом торжестве…

– Велико торжество! – пробурчал кто-то из висящих в воздухе.

– Им потом более мужественные расскажут испытанное, и таким образом они подготовятся к необычным впечатлениям, – не обращая внимания на возражение, продолжал Ньютон. – Наши запасы света, энергии разного рода, пищи весьма невелики. И потому для начала ограничим хоть расход электрической силы, воспользовавшись дневным светом…