Страница 8 из 10
Кадан окаменел лицом.
— Ты сама его узнаешь, если глянешь? — спросил наконец он бабку.
— И его, и того шайтана, что себя за ханского нойона выдавал! Во сне их порой раньше видела.
— Кто еще из слуг жил с тобой в то время?
Галия начала понимать замысел внука. Назвала несколько имен.
— Хочешь их перед ханскими казами[9] поставить?
— Попрошу Джанибека — перед самим кадием[10] на коленях приговор свой выслушают, подлые шакалы! Собирайся, сегодня же выезжаем в Сарай! Ты сама укажешь мне на этого подлого русича!
Глава 7
Караван московского князя прибыл в Сарай-Берке еще по большой воде. Для Симеона и его ближних бояр теперь начинались рутинные дела: хождение по эмирам с подарками, цветистыми речами, заверениями в любви и дружбе. Иван смог тайно встретиться с боярином Андреем лишь спустя неделю.
Игумен Иоанн к тому дню действительно отошел в горние выси. Русский кили-чей довел его просьбу-послание до Андрея. Тот глубоко задумался:
— И мы тако же мыслим! Вся беда в том, что не можно даже князю с возможными наследниками на ханский трон об этом баять! У них ведь здесь тоже глаз и ушей хватает, сам уже понял, наверное. Хотя… Говоришь, плох Узбек? Как сыны его меж собой ладят?
— Хизра под старшим братом покорно ходит. А вот Джанибек с Тинибеком как кошка с собакой. За все время ни разу их выезды рядом не видел. Вот куда б клинышек вбить надо, чтоб раздрай татарский начался. Симеон Иванович в Москве баял, что Джанибек ему дружен? Я не запамятовал?
— Хан князю дружен не бывает, Иван! Скорее благоволит, на ханских охотах они как-то сошлись два года назад. Да, коли Джанибека русским серебром на трон посадить — было б большое дело. Татары — они добро долго помнят. Подумаем потом на малой Думе об этом, сейчас главное — ярлык великокняжеский за Москвой оставить.
— А мне как далее быть? — задал наконец давно мучивший его вопрос Иван.
— А так же и будешь, как есть, — спокойно, как о давно решенном, повестил Андрей. — Князю служба твоя люба, через год-другой деревню пожалует, боярством наградит. В деньгах ты и семья твоя нужды ведать не будут. Тут и баять не о чем, Иван, ты Руси здесь зело надобен.
— Обрыдло все, — тихо вымолвил новоявленный купец, понимая, что спорить ему не с кем и не о чем. — Квасу б холодного ржаного испить, в баньке с веничком попариться да Алену в постели обнять, а не этих юрких басурманок…
Боярин понимающе хмыкнул:
— Это решаемо, Иван! Мы тут, чаю, не один месяц сидеть еще будем. Свози домой свою ватагу, развейтесь там месяц-другой. Ты ж купец, должен товар себе добывать, верно? Князь грамотку отпишет, чтобы ключник при дворе нового добра тебе выдал для продаж. И далее будете отъезжать туда-сюда, как же без этого. А только глаз нам здесь нужен, без этого никак. Иоанн вот отошел, царствие ему небесное! Без малого десять лет верно князю великому в Орде служил. Мыслю, тебе надобно тут иначе как-то закрепляться, чтоб дело открыть прибыльное, чтоб двор свой, от посторонних глаз закрытый, заиметь, чтоб почта голубиная не оборвалась окончательно. Сам понимаешь, трудно жить рядом с соседом таким, о мыслях и поступках его не ведая и вестей скорых не имая!..
— Дозволь, боярин, о голубях этих вопросить? Дивлюсь я: неужто эти птахи до Москвы самой долететь способны?
Андрей улыбнулся:
— Тебе б боярин Мефодий о том лучше поведал, его это страсть и забава. Одно лишь ведаю: из Сарая они до Нижнего летят. Там верный человек весточку с лапки на лапку перевязывает, этих же с оказией в клетях обратно возвертает. Исправно вестоноши работают, лишь бы ястреб где их не перенял. Так что князю сказать? Способен будешь свое дело тут зачать и дом прикупить? Тогда во всем отца Иоанна заменишь. Дюже сие Москве надобно!
Иван как-то сразу подумал о Нури. Хлебопашеством и продажей зерна он бы вполне смог заниматься и сам. Спрос на этот товар был в Орде действительно велик, тут бы старого приятеля можно было и потеснить.
— Хорошо, боярин, подумаю. Перебаять надобно с одним знакомцем старым. За добрые вести спасибо, следующей седмицей мы отсюда и съедем.
Иван не стал откладывать дела в долгий ящик. Уже на следующий день, завидев на рынке Нури, он решился переговорить с приятелем. Но беседа была неожиданно прервана в самом начале.
Увидев Кадана в окружении нескольких нукеров, Иван почуял неладное. Татары направлялись прямо к ним неспроста. А когда он узрел за ними и женщину, в которой без труда признал Галию, все встало на свои места.
— Похоже, брат, на этом наша дружба с тобой закончилась, — перебил он Нури.
Тот недоуменно уставился на приятеля. Проследил за его взглядом, полуобернулся. Невольно сделал движение к оружию, разложенному на прилавке. Иван перехватил его запястье:
— Нет, это не поможет! Много их, да и не уйти потом, если и прорвемся. Попробуй напугать их своими знакомствами!
Морда коня Кадана нависла над друзьями. Он высокомерно помолчал, затем выдавил из себя:
— Никто не укроется от справедливого гнева Аллаха! Прежде чем ваши головы наткнут на колья, я хочу знать: где мой брат? Что вы с ним сделали?
«Господи, спаси и сохрани Андрея! Какое счастье, что он сегодня решил промять лошадей! Лишь бы других не тронули, ироды, было б кому малого повестить!»
Вслух же Иван произнес:
— Прости, уважаемый, но я не понимаю, о чем ты речь ведешь? Я не имею счастья быть знакомым с твоим высокородным братом!
Тут почти завизжал Нури, заставляя обернуться едва ли не половину площади:
— Как ты смеешь столь нагло разговаривать со мною, Нури-беем?! Меня знает сам бегберлек, а ты кто такой? Щенок, у которого еще молоко на губах не обсохло!..
Удар нагайки лег поперек толстого лица. Кадан не взорвался гневом в ответ, лишь лицо его еще более окаменело:
— Я Кадан-нойон, сын Амылея, тысячный хана Джанибека. Это моя бабка, которую вы двое подло обманули много лет тому назад, приехав в стойбище и произнося слова от имени великого Узбека! Семеро готовы подтвердить мои слова! Пусть ваши люди попробуют выставить на суде ваших видоков, если те не побоятся отвечать лживо перед самим кадием. А до суда ваше место будет в тюрьме! Джандары, взять их!
Два дюжих тюремщика грубо связали руки задержанным, накинули на шеи ременные петли и повели через площадь к недалекому приземистому зданию каменной тюрьмы.
Оставшиеся русичи переглянулись меж собой. Все произошедшее настолько ошеломило их, что долго никто не мог произнести и слова. Наконец Архип вымолвил:
— Надо немедля боярину повестить обо всем этом. Кирилл, ступай! А ты, Никодим, перейми Андрея, ему не след теперь на людях казать себя. Вишь, какая история приключилась?! Близняки, а как их судьба поделила! Один за Русь радеет, а другой сыну хана великого служит. Знатный раздрай получился!
Андрея сумели встретить еще за чертой города. Новость он выслушал молча, лишь стройные пальцы то завязывали, то развязывали ремешки плотного шерстяного плаща. В памяти вновь всплыло все то, что говорил ему дядя о татарском единокровном родиче.
— Говоришь, в тюрьму их отвели? — наконец вымолвил он.
— Я по-татарски не понимаю, Архип так перетолмачил.
— Мне надо к самому князю на подворье, Никодим. Срочно!
— Спознать могут, если кого из тех, что Ивана имали, на улице переймешь.
— Тюрбан на голову, повязку от пыли на лицо! Доберусь. Только ты со мной не езжай, так спокойнее будет. Архипу скажи, при боярине останусь, а там как князь порешит.
До шатров Симеона и его свиты Андрей добрался благополучно. Князь согласился принять его почти сразу. И он, и боярин Кобыла были обеспокоены арестом своего тайного осведомителя. Недоброжелатели московского князя делали все возможное, чтобы охулить сына Калиты и главного претендента на великое Владимирское княжение перед глазами великого хана и его эмиров. Если Иван не выдержит пытки и поведает о своей истинной цели пребывания в Сарае — гнев Узбека был бы неизбежен. Ближние бояре тщетно пытались найти хоть какой-нибудь выход.
9
Казы — мусульманские судьи.
10
Кадий — глава мусульманского духовенства.