Громов

Точно так и в гандболе. В отрыве его никто не мог догнать; в проходах, особенно по краю, — остановить. Честно скажу, не помню случая, когда бы наша команда по ручному мячу проигрывала, настолько это редко случалось.

В игре он совершенно естественно становился лидером и другие, тоже очень хорошие игроки, это безропотно признавали, что случается не так уж часто.

В учебе его отличала быстрота усвоения материала. Он вроде бы никогда не корпел над книгами, ему достаточно было прослушать лекцию и поработать на семинарских занятиях. Эта способность позволяла ему знать необходимое и, уже не отвлекаясь, глубоко погружаться в те дисциплины и вопросы, которые его особенно интересовали. А вот тут он, случалось, поражал даже преподавателей.

Я обещал рассказать об особом военном даре Громова. Отчетливо он проявился на старших курсах.

Вот, например, идет занятие по отработке армейской операции. Огромный стол, на нем разложены карты. На них каждый слушатель фиксирует ход операции и постоянные изменения обстановки. Занятия эти продолжались порой по шесть и более часов.

Громов мог пять часов внимательно наблюдать за развитием операции, никаким образом не участвуя в обсуждении. Наконец преподаватель, заподозривший, что Громов просто отлынивает, задавал ему вопрос. Но бывало, что Борис сам поднимал руку. Тут случались удивительные вещи, которые всем крепко запомнились.

Громов брал свою карту, подвешивал ее на стойку и от начала до конца проводил операцию совершенно по-своему, в отличие от кафедральных решений.

Преподаватели, признанные мастера проведения армейских операций, только переглядывались: «Ну, Громов! Ну, Громов!»

Действительно было чему удивиться. Ведь эти операции, как образцово-показательные, готовила вся кафедра. То есть работали признанные армейские стратеги, и вдруг какой-то мальчишка, старший лейтенант, предлагает совершенно иной вариант да еще убедительно доказывает свою правоту.

Думаю, что тут нужно отдать должное и преподавателям кафедры. В основном это были умные и по-настоящему любящие свое дело люди. Они не злились и не старались поставить выскочку на место, а по достоинству оценивали громовские операции и, случалось, вносили их в свои кафедральные разработки, а такое в истории академии случалось очень редко.

Представьте гроссмейстера по шахматам, который разбирает какую-то из своих знаменитых комбинаций. И вдруг слышит от какого-то мальчика в очечках нахальное рассуждение, что все можно провести иначе и даже быстрее прийти к нужному результату. Вряд ли такое поведение доставит маэстро удовольствие, если, конечно, он не гений, который не боится конкуренции и ставит интересы великой игры выше своих гроссмейстерских амбиций.

Таким вот образом особая одаренность Громова проявлялась на занятиях по стратегии и тактике. К концу учебы его авторитет в этом отношении признавался не только слушателями, но и преподавателями.

Не приходится удивляться тому, что он с отличием окончил академию, причем, как я уже сказал, ни в малейшей степени не занимаясь зубрежкой. Почти все свободное время он посвящал самоподготовке и спорту — играм и тренировкам.

Очень любил читать.

Мы жили в общежитии на улице Маши Порываевой, рядом с Домом военной книги, и я видел, как он выходил оттуда с целыми пачками книг под мышкой.

Вот еще о чем мне хочется рассказать. У нас с Борисом Всеволодовичем была общая свадьба!

После второго курса мы разъехались на каникулы в свои родные места. Там оба женились. Когда вернулись в Москву, ребята из группы нам заявили — это, мол, у вас были домашние свадьбы, мы в них не участвовали. Давайте справлять заново.

Учитывая тогдашнюю скудность наших кошельков, мы с Борисом решили объединить две свадьбы. Справляли в кафе на Зубовской площади. Главной ценностью, которую мы принесли с собой, был большой магнитофон с катушками. Под него танцевали. В кафе собрались все пятнадцать человек нашей группы, большинство с женами. Было, конечно, не богато, но очень весело и душевно.

Поздним вечером мы возвращались в общежитие. Магнитофон, как самую большую ценность, нес Гарамов — почти двухметровый дядя. Магнитофон для такого великана не в тягость.

Пересекли Зубовскую площадь, подошли к тому месту, где сейчас располагается Счетная палата, тут наш могучий Гарамов спотыкается, падает и драгоценный магнитофон разлетается на тысячу кусков и кусочков.

Как мы переживали! Но делать нечего. Магнитофон казенный, пришлось собирать деньги и расплачиваться за него.

Тогда мы, трое друзей — я со своей Зоей, Громов с Наташей, и Самсонов с Людмилой — стали семейными людьми, получили отдельные комнаты в одном общежитии и постоянно ходили друг к другу в гости.

Наташа была потрясающим человеком. Добрая, красивая, умная. Ее все любили. А мы с Зоей назвали свою дочь Наташей в ее честь!

Трудно говорить о семейной трагедии и гибели Наташи…

Как же хорошо, что Борис сумел создать с Фаиной новую семью. Ведь оба они оказались жертвами той страшной катастрофы. Он потерял жену, а она мужа и свекра. Просто счастье, что сыновья Бориса Всеволодовича и дочки-близнецы Фаины не стали сиротами. Они живут в новой доброй и дружной семье. И как заслуженная награда — в этой семье появилась чудесная малышка Лизочка. Бог не оставляет добрых людей…

Из совместной учебы вспоминается много различных эпизодов, чаще забавных. Я ведь уже говорил, что в характере Бориса Всеволодовича много юмора. Он умел как-то по-доброму и необидно разыгрывать нас всех.

Помню, шли занятия по авиации. Их вел генерал-лейтенант Лобов — начальник кафедры авиации. Знаменитый летчик и командир, Герой Советского Союза. Четырехчасовое занятие, между парами двадцать минут перерыв.

Было довольно жарко. Лобов повесил свой китель с генерал-лейтенантскими погонами и звездой Героя на стул и вел занятие. После двух часов он ушел на перерыв в преподавательскую комнату, а китель так и остался висеть на стуле.

И вот Борис надевает китель и начинает важно расхаживать перед аудиторией, произнося «мудрые» поучения и давая нам всем смешные характеристики. Выглядело это очень забавно, и все смеялись. Я, на всякий случай, открыл дверь в коридор и смотрел, не покажется ли Лобов, чтобы успеть предупредить Бориса. Вдруг на лестнице-вертушке, мы так ее называли, показывается голова Лобова, он поднимается, идет по коридору… Я кричу Борису, что идет преподаватель, а он, верно, решил, что я его разыгрываю, и продолжает разгуливать в генеральском кителе. Так его Лобов и застал.

Ситуация была, с одной стороны, смешная, с другой — очень неловкая. Громов тут же повесил китель на стул и сел на место. Все притихли, не зная, как поведет себя генерал.

К чести преподавателя, нужно сказать, что он отнесся к этой дерзости спокойно.

— Не спешите, Громов, — сказал он. — Ваше время придет. Будут у вас и генеральские погоны, и Звезда.

Как в воду глядел мудрый Лобов!

Символический эпизод. Мы все, учившиеся в одной группе в академии Фрунзе, встречаясь, обязательно этот случай вспоминаем.

Громов был главный среди нас любитель всяких приколов. Да и сейчас случается, этот чертик в нем нет-нет да проглянет к великому изумлению тех, кто его знает меньше, чем мы.

Кстати, достойным его напарником в этом деле всегда был Самсонов — будущий начальник Генерального штаба РФ. Он и сейчас никогда не упустит возможности пошутить.

Одним словом, большие и сложные дела, которые этим людям приходится делать, не превратили их в сухих и мрачных бюрократов. Природная их веселость и любовь к шутке помогают жить и выдерживать огромные нагрузки, дают возможность расслабиться и снять напряжение не только с себя, но и со своего окружения.

Вот уже упоминавшийся капитан Гарамов. Он обычно сидел с Громовым рядом. Высоченного роста поразительно спокойный человек. Впоследствии он был направлен на Семипалатинский полигон, и там мы с ним не раз встречались. Громов над ним частенько подшучивал, Гарамов же только улыбался. Прошибить его было невозможно. Впрочем, еще раз скажу, шутки Громова никогда не были злыми.