Страница 16 из 68
Внезапно он встал и, продираясь через кусты, двинулся заросшей дорожкой к дому. Из травы, чуть ли не из-под ног, с шумом взлетел черный дрозд, и Джексон вздрогнул.
Когда он открывал дверь, половицы веранды под ним угрожающе просели. Внутри не слышалось ни звука, лишь медленная, мерная пульсация тишины, но стоило ему пересечь порог, и явилось слово, неотвратимое, как дыхание, и Джексон произнес его вслух, словно бы окликая кого-то в пустом доме.
– Элис, – крикнул он; и еще громче: – Элис!
В комнате слева кто-то испуганно вскрикнул. Пораженный, Джон Джексон застыл в дверях: он решил, что этот крик оживило его собственное воображение.
– Элис, – позвал он неуверенно.
– Кто там?
На сей раз сомневаться не приходилось. Голос, испуганный, чужой и в то же время знакомый, доносился из прежней гостиной, а вскоре Джексон различил и робкие шаги. Ощутив легкую дрожь, он распахнул дверь.
Посередине пустой комнаты стояла женщина с золотисто-рыжими волосами; ее яркие глаза смотрели тревожно. Возраст ее определялся как промежуточный между устойчивой юностью человека, чье существование безмятежно, и властным окликом сорокалетия, и лицо было отмечено тем неопределимым очарованием, что дарует иной раз юность, прежде чем покинуть свое давнее обиталище. Чуть располневшая, но все же стройная, она с изящным достоинством опиралась белой рукой на каминную полку; луч заходящего солнца, проникая в просвет занавесок, играл в блестящих волосах.
Когда Джексон вошел, большие серые глаза женщины зажмурились и снова распахнулись; она еще раз вскрикнула. Потом случилось странное: мгновение они смотрели друг на друга без слов, рука женщины соскользнула с камина, она покачнулась и одновременно шагнула к Джексону. Тот, словно ничего на свете не было естественней, шагнул навстречу, раскрыл женщине объятия и расцеловал ее, как маленького ребенка.
– Элис, – хрипло повторил он.
Она глубоко вздохнула и отстранилась.
– Я вернулся, – пробормотал он нетвердым голосом, – а ты сидишь на том самом месте, где мы обычно сидели вдвоем, словно бы я никуда не уезжал.
– Я просто заглянула на минутку, – заторопилась она с объяснением, как будто не было на свете ничего важнее. – А теперь, само собой, я расплачусь.
– Не плачь.
– А как удержаться? Ты же не думаешь, – она улыбнулась сквозь набежавшие слезы, – ты же не думаешь, что вот такие истории случа… случаются с человеком каждый день?
Охваченный смятением, Джон Джексон подошел к окну и распахнул его навстречу вечеру.
– Как ты здесь сегодня оказалась? – Он обернулся. – Случайно?
– Я прихожу каждую неделю. Иногда с детьми, но чаще одна.
– С детьми? У тебя есть дети?
Она кивнула.
– Я замужем, уже с незапамятных времен.
Они стояли, уставившись друг на друга, потом рассмеялись и отвели взгляды.
– Я тебя поцеловала.
– Жалеешь об этом?
Женщина помотала головой.
– В последний раз я тебя целовала у этой самой калитки десять тысяч лет назад.
Он протянул ей руку, они вышли и сели рядышком на разбитый настил веранды. Солнце окрашивало запад размашистыми мазками персиковых, рубиновых и золотисто-желтых тонов.
– Ты женат, – сказала женщина. – Я читала в газетах… давно уже.
Он кивнул.
– Да, был женат, – невесело подтвердил он. – Моя жена сбежала с кем-то, в кого была в давнюю пору влюблена.
– А, мне жаль. – И после нового долгого молчания: – Вечер выдался на славу, Джон Джексон.
– Я давно уже не был так счастлив.
Им предстояло столь многое сказать и поведать, что ни один не раскрывал рта. Они просто сидели рядом и держались за руки, как двое ребятишек, которые долгое время блуждали в лесу поодиночке, но наконец встретились на поляне и теперь без памяти рады. Она сказала, что муж у нее небогат; он уже догадался об этом по поношенному, немодному платью, которое она носила с таким горделивым достоинством. Мужа звали Джордж Харланд, он держал здесь, в деревне, гараж.
– Джордж Харланд – это такой рыжий? – поинтересовался Джексон.
Женщина кивнула.
– Мы были помолвлены несколько лет. Иногда я думала, мы никогда не поженимся. Дважды я откладывала свадьбу, но сколько можно было сидеть в девицах? Мне стукнуло уже двадцать пять, и вот мы поженились. Я полюбила его, и это продолжалось год.
Когда закат окончательно смешал все краски над западным горизонтом, они, все так же держась за руки, отправились по тихой дороге обратно.
– Зайдешь к нам пообедать? Хочу показать тебе детей. Старшему мальчику как раз исполнилось пятнадцать.
Она жила в невзрачном каркасном домике поблизости от гаража. Во дворе две маленькие девочки играли рядом со старой, потрепанной детской коляской, в которой тем не менее лежал младенец.
– Мама! Мамочка! – закричали они.
Элис опустилась на колени у края тропы, маленькие загорелые руки обвили ее шею.
– Сестра говорит, Анна не придет; значит, обеда у нас не будет.
– Обед приготовит мама. А что случилось с Анной?
– У нее отец заболел. Она не придет.
Когда они подошли, высокий, усталого вида мужчина лет пятидесяти, читавший на веранде газету, встал и накинул себе на плечи куртку, прикрывая подтяжки.
– Анна не пришла, – сказал он кратко.
– Знаю. Я сама приготовлю обед. А это кто по-твоему? Узнаешь?
Мужчины дружелюбно пожали друг другу руки, и Харланд, с некоторой оглядкой на дорогую одежду и процветающий вид Джона Джексона, отправился в дом еще за одним стулом.
– Мы о вас немало наслышаны, мистер Джексон, – проговорил он, когда Элис ушла в кухню. – Мы знаем, вы чего только не делали, чтобы они там очухались и поимели совесть.
Джон вежливо кивнул, однако при упоминании города, который он только что покинул, передернулся от отвращения.
– Жалею, что вообще уехал отсюда, – сказал он откровенно. – И это не просто слова. Расскажите, Харланд, как вам жилось в эти годы. Я слышал, вы владеете гаражом.
– Да… в двух шагах по той же дороге. Правду сказать, дела идут неплохо. Но по городским меркам это, конечно, ничто, – поспешно признал он.
– Знаете, Харланд, – чуть помолчав, молвил Джон Джексон, – я по уши влюблен в вашу жену.
– Правда? – Харланд рассмеялся. – Что ж, на мой вкус, она очень-очень славная.
– Наверное, я всегда ее любил, все эти годы.
– Правда? – Харланд опять рассмеялся. Кто-то влюблен в его жену? Обычная любезность – и только. – Вы лучше ей об этом скажите. Нынче она уже не так часто слышит комплименты, как в молодые годы.
За стол они сели вшестером, в том числе неуклюжий мальчик пятнадцати лет, похожий на отца, и две маленькие девочки с блестевшими после поспешного умывания лицами. Как обнаружил Джон, в городе много чего успело случиться; в конце девяностых он как будто был на подъеме, но после закрытия двух фабрик и переноса производства в другое место искусственному процветанию пришел конец, и ныне населения осталось на несколько сот человек меньше, чем четверть века назад.
После немудрящего, но сытного обеда все переместились на веранду, дети молчаливо, балансирующими силуэтами пристроились на перилах, неузнаваемые прохожие выкрикивали приветствия с темной и пыльной дороги. Позднее младшие отправились в постель, а мальчик с отцом встали и надели куртки.
– Пойду-ка я в гараж, – сказал Харланд. – Я всегда в этот час туда наведываюсь. А вы посидите вдвоем, поболтайте о старых временах.
Когда отец с сыном растаяли в сумраке улицы, Джон Джексон повернулся к Элис, обнял ее за плечо и заглянул в глаза.
– Я люблю тебя, Элис.
– И я тебя люблю.
Со дня свадьбы он ни разу не говорил этого ни одной женщине, кроме жены. Но сегодня мир обновился, в воздухе была разлита весна, и Джексону представилось, что он вновь обрел потерянную юность.
– Я всегда тебя любила, – пробормотала она. – Ночью, перед тем как заснуть, я всегда вспоминала твое лицо. Почему ты не возвращался?
Он нежно погладил ее волосы. Никогда еще он не бывал так счастлив. Он ощущал, будто обрел власть над самим временем, будто оно покатилось назад, отдавая его взбурлившим чувствам одну потерянную весну за другой.