Страница 25 из 32
– У нас есть марки, поехали, – пробурчал Тимоша.
– Ты умный мужик, – польстила Нина, – но не понимаешь, что наши марки здесь деньги, а там пустяки. Новичков принимают осторожно, долго приглядываются. Нужна престижная квартира, машина, ты должен приобрести свой бизнес, уладить дело с префектурой…
– У тебя там мать.
– Верно, иначе мы бы туда и сунуться не могли. – Нине надоело уговаривать дурака, и голос у нее зазвенел. – В любом случае потребуется минимум полгода на акклиматизацию, и люди должны видеть, что деньги у нас есть, тогда нам будет другая цена. Кончай препираться, давай снова прослушаем пленку, подумаем.
Тимоша пробурчал нечленораздельное и ушел в ванную, а Нина взяла магнитофон, включила воспроизведение, как ей казалось, на самом интересном месте.
«– Почему тебя не убили?» – спросил русский полковник.
Наступила пауза, затем прозвучали удары, один тяжелый, видимо, упал человек, и снова спокойный голос:
«– Твоя пушка пусть побудет у меня. Не люблю, когда рядом неизвестно кто, да еще с оружием.
– Господин полковник, не понимаю…
– Иди умойся».
Шаги, стук мебели. Пауза.
Полковник обезоружил нашего мента, поняла Нина. Он ему не доверяет. Почему не убили? Тут я действительно дала промашку. Либо убивать, либо не трогать, с отравлением получилась хреновина. Русский это зацепил влет. Но в чем он заподозрил опера? Что Васька Михеев работает на нас? Или если полковник крупнейший московский авторитет, как он дал вчера понять в разговоре по телефону, а Васька его «шестерка», то полковник, почувствовав липу, заподозрил, что опер работает на контору, на местного генерала?
«– Господин полковник, извините, но я считаю, что вы не правы», – прозвучал голос немца; говорил он практически без акцента.
Подлюга, прикидывается, что не понимает. Нина закурила.
«– А что ты в нашей жизни понимаешь? Ты приехал с поручением, я согласился помочь, береги мою спину и держи свое мнение при себе.
– Я виноват, что меня не убили, – раздался голос опера Васьки. – Клясться, что не двурушник, так вы все равно не поверите.
– Ответь вразумительно, почему тебя не убили, я верну тебе оружие и доверие. А пока пей водку, ночуешь здесь.
– Я не знаю.
– Думай, ты же опер. И заткнись, ты мне надоел. Значит, так, подобьем бабки. Дела у нас просто хреновые. Такой верный человек назначил мне здесь встречу… Выждем сутки и улетаем.
– И все зря? – спросил немец.
– Здесь все, я пощупаю в Москве, но слишком опасно, мои коллеги имеют длинные уши. Если они услышат хотя бы легкий шорох, конец.
– Можно обратиться к местным авторитетам, – робко произнес опер.
– Академик? Мустафа? Дебильный майор из отделения? – насмешливо спросил полковник. – Временно отпущены на поруки. Я работаю в сыске двадцать лет, поверьте, каждый третий из их окружения стучит.
– Я слышал, господин полковник, – тихо заговорил Василий, – в городе есть очень серьезный человек, только я его не знаю, и в конторе его никто не знает.
– Раз не знают, значит, действительно серьезный. Только нам его не найти. Да и найдешь, разговор не получится. Ни у него, ни у меня нет верительных грамот».
Наступила пауза. «Это Тимоша серьезный? – усмехнулась Нина и, судорожно подвинув пепельницу, раздавила окурок. – Это я человек серьезный! Только грамот нет и никто никому не поверит. И что им надо? Может, они ждут партию наркотика?»
«– Впрочем, – после паузы произнес полковник, – возможно, я и могу получить рекомендации человека, которому никто из деловых людей этого региона России не посмеет отказать. Хотя чушь! Бунич финансист и не захочет разговаривать с местными разбойниками.
– Можно попытаться, – сказал немец, – как вы, русские, выражаетесь, попытка – не пытка.
– Лев Ильич сочтет меня несолидным человеком. – Впервые в голосе полковника Нина услышала сомнение. – А черт с ним! Василий, набери по коду». – И полковник продиктовал цифры.
Некоторое время магнитофон лишь пощелкивал, затем Василий сказал:
«– Минуточку, – видимо, прикрыл трубку ладонью. – Господин полковник!
– Алло! Добрый вечер. Ночь? Извините, запутался, у меня с утра в глазах темно. Попросите Льва Ильича. Разбудите, скажите, тезка Гуров просит. – После небольшой паузы полковник продолжал: – Здравствуй, тезка. Ну, извини! Ну, не прав! Спасибо, по твоему указанию мне выдали неплохую берлогу. Какие трупы? Никого я не убивал, ей-богу! Ты меня за людоеда считаешь. Я мирный, законопослушный человек, убиваю только в порядке самозащиты. Что ты смеешься?»
Нина слушала разговор и не могла видеть, что последнюю фразу Гуров произнес, прикрыв трубку ладонью.
«– Я прекрасно помню, что ты ответил отказом и что ты не любишь уголовников. Я их тоже терпеть не могу, люди здесь грубые, неинтеллигентные… Ну, извини, насильно мил не будешь. Только ведь шарик-то круглый, вертится, придет время, ты ко мне тоже обратишься, а я в Москве не крайний… Какая угроза? Упаси бог! Философские рассуждения, не более… Не понимаешь? Ничего странного, я порой сам себя не понимаю. Еще раз извини и спокойной ночи».
После ночного звонка Бунич долго не мог заснуть. «Зачем Гуров звонил и что ему нужно? Он никогда ничего просто так не делает. Полковник против моей воли втягивает меня в какую-то игру. А все его игры заканчиваются для противников либо тюрьмой, либо кровью. Вот сделай добро человеку, он отблагодарит, век не забудешь. Но Гуров не такой, он меня не подставит, видно, ему звонок был очень нужен». Бунич не успел заснуть, как телефон вновь тренькнул.
– Ну? – сказал Бунич.
– Извини, – сказал Гуров. – Я тебе благодарен, должен, желаю здоровья. Маленькие оперативные хитрости. Если позвонит какой-нибудь болван, начнет расспрашивать обо мне, скажешь, что знать такого не знаешь, а с шушерой не разговариваешь.
– Так оно и есть, – облегченно вздохнув, ответил Бунич.
– Выпей валерьяновки или коньяку и бай-бай. Буду нужен, звони, чем могу – подмогу.
– Ладно, тезка, пошел ты к чертовой матери!
– Спасибо, уже в пути.
– …Ну как ты не знаешь Бунича? – возмущалась Нина, расхаживая по комнате перед развалившимся в кресле Тимошей. – Поговори с Академиком, он должен знать.
– Академик чистодел, не нашей масти, видно, и твой Бунич такой же, зачем он нужен? – недовольно ответил Тимоша. Ему хотелось выпить, но известно, Нинель устроит скандал, начнет драться, и он прихлебывал из кружки крепкий чай, самочувствие было отвратительное. – Да и как объяснить Академику, почему интересуюсь неизвестным?
Нина была женщина умная, видела Тимошу насквозь, лучше рентгеновского аппарата, потому открыла бар, налила коньяка, поставила стакан на стол.
– Глотни, может, у тебя в мозгах развиднеется. – Она знала, стоит Тимоше выпить, он подобреет, вскоре захочет добавить, тогда станет совсем ручным. – Этот Бунич устроил наших гостей на партийную дачу. Наши депутаты, сукины они дети, второй год держат дачи под замком, поделить не могут. А человек позвонил, и туда люди въехали, да еще «Волгу» дали. Значит, этот человек не из бумаги.
Тимоша был неумен, но житейски хитер, поглядывал на стакан и на красивую стерву, не пил, понимал, покупает за стакан, как алкаша у гастронома. Нина отлично знала о его борениях, была убеждена, что долго он не выдержит, главное – не злить и не подталкивать.
– Академику не надо ничего объяснять, ты его вызови, разговаривать буду я, твое дело прикрыть глаза и надувать щеки.
Зазвонил телефон, Нина выдержала паузу, сняла трубку.
– Да. – Услышав ответ, она оживилась: – Прекрасно, давай, как договорились, а уберется, ты машинку забирай и сразу ко мне.
Как ни короток был разговор, Тимоша проглотить коньяк успел, сидел с безразличным видом, словно ничего не произошло. Нина сразу отметила, что стакан пуст, бровью не повела, сообщила:
– Наш мент Васька Михеев вернулся домой, значит, полковник его отпустил. Сейчас там машинку приляпают, не может мужик, который дома не ночевал, жене ничего не сказать. Он уйдет, нам магнитофончик притащат, послушаем, о чем ворковали голубки.