Страница 16 из 16
Он кивнул снова.
— Никто в селах не понимает, винят, проклинают… Но, ваше величество, нужно быть твердыми. Господь проверяет нас.
— Нашу стойкость, — сказал я со вздохом, — твердость и жажду спасти род человеческий. Оказывается, жестокость не менее важна, чем любовь и милосердие.
— Держитесь, ваше величество, — повторил он. — Ради многих… можно быть предельно жестоким к немногим.
— Спасибо, сэр Норберт, — сказал я. — Знаю, но спасибо за понимание. Как там в целом?
— Усилиями и увещеваниями отца Дитриха, — сообщил он, — три четверти населения Штайнфурта, Воссу и окрестных сел сразу же ушли в леса. Остальных начали изгонять мои конники. До ночи, когда из Маркуса вышли первые захватчики, города покинули все остальные. Почти все.
— Но и оставшихся многовато, — пробормотал я. — Никто из нас не знает, сколько будут набирать этого живого товара… Потому, если сопротивляются, убивайте на месте!.. Скифы сжигали все на пути наступающей армии царя Дария и… победили. У нас есть примеры, как слабые побеждали очень сильных. Нужно только продолжать и продолжать… Другие отряды захватчиков замечены?
Он покачал головой.
— Нет. Странно, конечно.
— Думаю, — сказал я, — во вторую ночь их будет побольше.
— Потому что первый вернулся почти с пустыми руками?
— Да, — подтвердил я. — Не думаю, что собираются тут торчать до зимы. Их цель — нахватать побольше и побыстрее, тут же подняться вверх и все здесь перепахать так, что горы сравняются с пустынями.
Всадники полным галопом мчались к нам, выкрикивали сообщения и тут же исчезали, если Норберт не давал новое распоряжение.
Я коснулся кончиками пальцев рукояти молота. Уверенность в своих силах вернулась только на мгновение, сменившись унынием. Молот хорош для выбивания крепостных ворот, даже каменные стены проламывать можно и нужно, однако с такими юркими целями он вряд ли окажется кстати.
Думаю, даже стрелы из лука Арианта могут не поразить цель. Могу чуть корректировать их полет, но все в пределах, в пределах…
День прошел в лихорадочных подготовительных работах. Я всем сообщал ликующим голосом, что Господь дал нам фору. Второй день пришельцы не появляются на божий свет, словно они мерзкие Порождения Ночи, так что нужно пользоваться изо всех сил. Ямы должны быть глубокими и с надежно вкопанными кольями, все следы убрать, арбалетчикам проверить оружие, два-три отряда выступят на закате и займут позиции.
День то тянулся, как будто мелкий жучок выбирается из липкого клея, то несся прыжками, словно испуганный олень, а я с тревогой поглядывал на опускающееся солнце: успеть нужно все еще много, очень много.
Наконец облака начали алеть, покраснели. Багровость проступала медленно, но с обрекающей неотвратимостью. Почудилось, весь мир истекает кровью, облака пропитались, отяжелели, застыли в терпеливом ожидании нескорого рассвета.
Возле меня, стараясь не мешать, то появляются, то исчезают люди. Отобранные Альбрехтом телохранители ревниво посматривают, чтобы приближались только военачальники, да и то лишь из самого близкого круга.
Появился Норберт, коня перехватили на краю болота, а он быстрыми шагами пошел ко мне.
— Ваше величество, — сказал он, — все готово. Можно выдвигаться.
— Пусть сперва выйдут, — отрезал я. — Никаких лишних движений! Выйдут, утопают всем отрядом к городам или селам. Или жаждете добычей стать сами?
Его передернуло, едва не поплевал через плечо.
— Ваше величество, не пугайте. Вся надежда мира только на нас.
Альбрехт сказал в сторонке:
— Только сам мир об этом не знает.
— Узнает, — сказал Норберт зло, но тут же скривился, — только не поверит. Ваше величество, я уже велел спешиться своим людям.
— Торопитесь, — сказал я осуждающе. — Но ладно, кунтаторствуйте в сторону выхода из леса.
— Ваше величество?
— Медленно, — пояснил я, — и осторожно начинайте выдвигаться. Но ждите в лесу, наружу ни шагу.
Норберт повернулся к одному из младших командиров.
— Слышал?.. Бери второй отряд.
Тот вскрикнул обрадованно:
— Слушаюсь!.. Все исполню в точности!
И умчался с таким видом, словно я отдал немыслимо сложный приказ, а вот он все запомнил, никто бы не сумел, а он еще и выполнит тютелька в тютельку.
Я вздохнул несколько раз, снимая раздражение, что-то мельчаю, как раз время, раздвинул плечи.
— Постарайтесь, — сказал я с гордо-уверенной улыбкой, — а уж Господь постарается!.. Сэр Альбрехт, проследите за выполнением…
— А вы куда? — спросил он быстро.
— Посмотрю на закат, — ответил я. — Всегда был неравнодушен к духовной красоте. Какой великий артист погибает!
Норберт спросил недоверчиво:
— Разве Господь Бог уже погиб?
Альбрехт тут же вставил:
— А кто на его месте?
Я поморщился.
— Это ваш король великий артист! Могу ценить красоту и как бы даже ценю. В каком-то аспекте. Даже в такое трудное время.
Лорд Робер сказал с пониманием:
— Если погибнуть, то при таком закате! Как будто тебя накроют всем небом, как пропитанным кровью знаменем.
— А я бы лучше под рассвет, — сказал барон Келляве. — Жизнерадостнее. А вы, сэр Тамплиер?
Тот прорычал:
— А я бы лучше других урыл! Одних на закате, других на рассвете. Хотя мне вообще-то все одно. Я не артист.
Арбогастр, давно чуя мое нетерпение, сорвался с места. Я заранее пригнулся, внизу под конским брюхом пронеслось серо-зеленое покрывало болота.
Через пару минут навстречу ринулись деревья с хищно растопыренными ветвями. Я распластался на конской спине, укрывшись роскошной гривой.
Стук копыт стал сухим и шелестящим, мчимся по толстому слою прошлогодней хвои. Впереди мелькнула массивная черная тень, между деревьями проскакивает виртуозно, но если заденет какое, даже самые могучие лесные гиганты вздрагивают от корней до вершины, на землю падают сухие ветки и сыплются листья.
Арбогастр начал замедлять бег, а Бобик далеко впереди подбежал к переднему краю деревьев и замер. Я насторожился, но опасности пока не чую, медленно пустил Зайчика вперед.
Деревья нехотя пошли в стороны. Между ними проступило темное небо с редкими звездами, у самого горизонта слабо багровеет догорающая полоска заката. Уже не багровая, а сизая, вот-вот сольется с фиолетовостыо в той части неба.
Бобик оглянулся с вопросом в глазах.
— Молодец, — сказал я тихонько, — все понимаешь, морда моя замечательная.
Он вроде бы даже улыбнулся, тихонько выдвинулся между деревьями. Ноздри уже часто расширяются и схлопываются, я попытался представить себе, как он видит мир в запахах. Я тоже умею, но у него наверняка в десятки раз ярче, четче, образнее и устойчивее.
— Теперь тихо, — велел я. — Иди рядом. Ни шага в сторону!
Он чуть покосился недовольно, мне почудилась в преданном взгляде детская обида. Зачем уточнять, и так понял, не арбогастр какой-нибудь.
Милях в двух от леса высится огромная черная масса. В ночи Маркус не просто темный, а угольно-черный, словно принес с собой ужас дальнего космоса.
Мороз прокатился по шкуре, эта вещь из звездного пространства слишком чужда этому миру.
Далеко в лесу прозвучал приближающийся треск веток, конский топот, смачная ругань, раздраженные голоса и всхрапыванье испуганных коней, они ночной лес обожают еще меньше нас.
Бобик оглянулся, в его горящих оранжевым огнем глазах проступила явная насмешка. Ему трудно понять, мелькнуло у меня, почему людям ночью не так нравится носиться в лесу, как днем.
Впереди Норберт с группой разведчиков на сухих жилистых конях, следом заблистали тусклые искры на стальных панцирях рыцарей и тяжелых конников.
Во главе рыцарской элиты Альбрехт, с ним несколько знатных рыцарей, что отличились при охране холма со скардером. Раздражение на их лицах сменилось облегчением еще до того, как увидели своенравного короля. Бобик сбегал навстречу Норберту напомнить насчет барсуков, хорошо бы их погонять сейчас, таких сонных и ленивых в норах.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте