Страница 49 из 64
Пока на сцене оперы и театральной площади разыгрывались спектакли, возле Шпенглербанка началось иное действо, режиссированное совсем иначе. В давно закрытую дверь замолотили подвесным молотком, грубо и настойчиво, как стучатся люди, имеющие на то полное право.
— Откройте! Жандармерия!
Откинувшаяся створка обнажила бойницу чуть шире ладони. Не то что человеку — кошке пролезть сложно.
— Что вам угодно, герр… — банковский служащий не разглядел знаков различия и неучтиво окончил: — Герр жандарм?
— Откройте! Зазвенела «Электришезихерайдсистим».
— Но в банке нет посторонних.
Офицер придвинулся вплотную к окошку, втиснув в него лакированный козырёк и чёрные пышные усы.
— Я и хочу убедиться. Вдруг — вы грабитель. Открывай! Шнелле! Не то буду стрелять и ломать!
Отставной офицер изрядно перепугал банкира, точно подобрав хамски-командный тон людей, облачённых властью и готовых её применять, сметая преграды. Загремели запоры. Однако за открытой дверью охранник не увидел жандармского эскадрона. В свете газовых фонарей притаились гражданские. Лжеофицер воткнул дуло пистолета в грудь и рявкнул:
— Назад! Пристрелю.
Четверо вооружённых людей могли бы противостоять грабителям. Но кто хочет бросаться на пистолет ради хозяйского добра? Вдобавок при недвусмысленных звуках налёта верный Ганс повернул рычажок новейшей гальванической аппаратуры, за которую столько гульденов плачено, и можно спокойно ждать настоящих жандармов. И даже изобразить покорность, неторопливо отворить хранилище, позволив разбойникам наполнять мешки. Ждать-то каких десять минут.
Однако налётчики не теряли времени зря. Как только открылся главный сейф, один из гражданских впустил в банк ещё сообщников. Мешки с деньгами и золотом потекли к выходу.
Строганов с Соломоном обозревали действия команды из кареты футах в шестидесяти от входа. В тихом проулке безлюдно и закрыты все ставни — итальянская кондитерская, две лавки модного платья, шорная мастерская и подобные им предприятия запирают двери задолго до темноты. Естественно, через десять минут конная жандармерия не примчалась. Как только обрезанный провод пропустил ток, и в подземном канале у жандармерии звякнуло хитроумное устройство, принесённое туда мадьяром, он повернул свой рубильник. Посему в отделении брякнул иной колокольчик, бравые стражи порядка прыгнули в седло и понеслись в противоположном направлении — в северную часть города, словно оттуда прозвучал призыв о помощи.
Но в столице империи масса и другой полиции. Едва началась погрузка награбленного, Строганов с досадой увидел пару пеших жандармов, заинтересовавшихся странной суетой в позднее время: из здания вышли трое крупных парней и закинули раздувшиеся мешки в повозку.
— Иссак, их двое. Сделайте, чтобы их пригласили пройти внутрь банка. Пусть удостоверятся, что там — порядок, — в командных интонациях графа лязгнул металл.
— Азохн вей! Они запомнят моё лицо, — оробел Соломон.
— Не трусьте. Где ваш подельник, что изображал мента в начале?
— Рядом… Герр Трошкин, но внутри связанные банкиры.
Единственный свирепый глаз упёрся в еврея.
— Снова в Тасманию захотелось? Думаешь, они подышат воздухом и свалят? Заманить внутрь и связать! Бегом!
Проклиная судьбу и сетуя на вечную несправедливость, Соломон похромал к банку исполнять задание. Они несколько раз обсуждали вариант с внезапным вмешательством полиции, но у матёрого уголовника жила надежда избежать этого. Месть легавых страшна и безжалостна. С другой стороны, не убивать же их. Ну, полежат связанными, разозлятся, потом успокоятся. Огромные деньги не зарабатываются просто так.
Иссак что-то сказал жандармам и вежливо протянул ладошку в сторону входа — пожалуйте, мол. Строганов выждал две минуты, поправил маску на лице и вышел из кареты.
В проулке никого, кроме возниц с награбленным. Быть может, они чуть насторожились, завидев персону в чёрном и в непроницаемой маске, однако время такое. Даже на бал многие теперь отправляются, прикрыв лицо, дабы не попадаться на глаза ревнивым мужьям и жёнам.
Внутри графа встретили перепуганные соучастники. Взломанные ящички, кружащиеся в беспорядке бумаги, среди которых бестолковые джентльмены удачи рассчитывали найти что-то ценное, сразу оповестили жандармов, что банк попросту грабят. Поэтому следы борьбы в виде поломанной мебели нашлись прямо около входной двери, а бригадир бандитов, крепкий кряжистый мужчина по кличке Халбьюдиш[26] потирал ушибленную скулу.
— Не было такого уговора — ментов вязать!
Он видел Строганова лишь раз, также замотанного в маску, и по подчинённым повадкам Соломона усвоил, что таинственный незнакомец — главный в сём ограблении.
— Легко исправить. Развяжите, сдавайтесь. Они не обидятся — возрадуются, получив повышение за вашу поимку.
— Гевалт! — яростно воскликнул бандит. — Из-за проклятого гоя меня будет искать весь жандармский корпус империи.
Строганов заглянул за конторку. Связанные охранники с мешковиной на голове брошены вповалку. Недовольное шевеление и мычание рассказали, что они до сих пор живы — расчётливые евреи и в запале налёта старались не наработать на пожизненную каторгу.
— Где?
Соломон кивнул в сторону боковой двери. Граф шагнул в неё и плотно притворил за собой. Маленький кабинет с окном, плотно задёрнутым шторой, очевидно, принадлежал управляющему. Добротный стол с массивным бронзовым прибором, низкий диван из коричневой кожи, только входящей в моду, такие же кресла на массивных ножках — всё это свидетельствовало о благополучии и изрядной солидности заведения.
Оба жандарма покоились на креслах, наскоро связанные и обезоруженные. Оба — офицер и капрал — высокие, сильные, с полнокровными холёными лицами, слегка помятыми, как и форма, от короткой энергической борьбы с еврейскими налётчиками.
— Бонсуа, месье. Миль пардон, — хоть как-то маскируясь, Строганов переходил на французский язык. — Вас скоро освободят. Один только вопрос: есть ещё патрули у Хауптштрассе?
Лейтенант смолчал, а молодой капрал зло бросил:
— Разницы нет. Я видел Халбьюдиша. Его в жандармерии всякий знает. Ваш арест неминуем — сдавайтесь!
Граф покачал головой. Надо же, в связанном виде человек продолжает пребывать в уверенности, что жандармская форма защитит. Зря капрал это сказал.
— Эскьюземуа, месье. Я не могу позволить вам дать показания в суде.
Хотя Александр Павлович готов был к бурным действиям жандарма, но тот смог удивить. Резко выпрямился, отчего связанные в запястьях руки проскользнули за спинкой кресла, и прыгнул головой вперёд, сбивая графа с ног. Затем капрал перевернулся и сильно ударил связанными ногами в голову, Строганов лишь чуть увернулся. Каблук сапога сбил маску с лица. Не желая звать на помощь, он выпрямился, схватился рукой за шнуровку на груди отчаянно брыкавшегося полицейского, вторую сунул в карман сюртука за верным «дерринджером».
Выстрел в сердце из маленького пистолета, прижатого стволом к мундиру, не громче падения увесистого тома Библии со стола. Убийца опустил обмякшее тело и перезарядил оружие, спрятав стреляную гильзу в карман.
— О майн Гот! — впервые подал голос лейтенант. — Я клянусь, что никому не расскажу об увиденном. Пощадите меня ради детей!
У налётчиков тоже есть дети, подумал Строганов, вторично заряжая «дерринджер». Он шагнул к зеркалу, отряхнул и поправил одежду, вернул маску на прежнее место. К сожалению, на скуле кровоточащая ссадина от жандармского сапога. Но сие — не самая насущная проблема.
Граф вернул капрала на кресло. Маленькие дырочки на мундирах не бросаются в глаза. С виду — блюстители порядка просто оглушены. Неумолимые признаки смерти овладеют телами чуть позже.
— Что за шум? — в один голос спросили Халбьюдиш и Соломон, когда Строганов покинул кабинет управляющего.
— Доходчиво объяснил им, что не нужно откровенничать. Закончили погрузку? Ходу!
От слуха не укрылось недовольное ворчание полужидка — раскомандовался тут.