Страница 6 из 20
Русские идут!
Подробностей прихода к власти Абдул-Рахман-хана, выдвиженца «урус-кёшк», мы не знаем, хотя, скорее всего, обошлось без крови (перевороты в Астрахани случались часто, но убийства были не в чести), но первой же его политической акцией стала отправка в Москву полномочного посольства и заключение договора о союзе, экономическом сотрудничестве и взаимной координации действий в сфере обороны. Что характерно, сия «новая линия» встретила полное понимание и заволжской степи, в ставке самого сильного из ногайских мурз – Исмаила, лидера с харизмой и претензиями, мечтающего покончить с институтом «кукольных ханов» и стать первым парнем на Орде. Крымская агентура ему весьма докучала, гонял он ее из своих кочевий нещадно, так что союз с Москвой ему виделся вполне нормальным ходом для того, чтобы прищучить мелких и слишком борзых коллег, берущих крымское золотишко. Так что вскоре в Белокаменной появилось и ногайское посольство. Правда, у Исмаила были свои интересы – дивидендами от астраханской торговли он поступаться не желал, в связи с чем попросил у москвичей отпустить на родину троюродного племянника Дербиш Али, астраханского «царевича», по маме ногайца, безбедно сидевшего на Москве в роли то ли «вечного гостя», то ли заложника. Это, конечно, был удар под дых лично Абдул-Рахман-хану, но до таких мелочей думным боярам снисходить было, что называется, западло: главное, что и те, и эти политически правильно ориентированы. Так что Дербиш Али отпустили восвояси, после чего в Астрахани началась кадровая чехарда. Впрочем, по доброй традиции вполне вегетарианская. Ханы менялись, уходили, возвращались, состав правительств время от времени тасовался, но казней – по договоренности – никаких не было, «урус-кёшк» вполне находил общий язык с Исмаилом, а курс на сотрудничество с Россией оставался неизменным.
Аж до 1551 года, когда на престол в Бахчисарае взошел Девлет-Гирей I, самый, пожалуй, великий политик и полководец Крымского ханства за всю его долгую историю, один из немногих тамошних ханов, сумевших стать в глазах Османов не подчиненным, а фактически равноправным партнером. У этого человека было свое видение реальности, и главным супостатом в этом видении являлась Москва, без каких-либо оснований позволяющая себе претендовать на законное наследство Гиреев. Еще не отойдя от торжеств по поводу инаугурации, Девлет-Гирей занялся большой политикой, предприняв крупный набег на московские земли – с целью, если повезет, оттянуть русские силы от уже обреченной Казани. Повезло не вполне: операция была скверно продумана, так что дело кончилось серьезным поражением татар под Тулой, однако в Степи неудача была компенсирована с лихвой. В результате молниеносного наезда крымцев ханом Астрахани вместо едва успевшего унести ноги (крымцы были парни суровые) Дербиш Али стал Ямгурчи, сын крымской княжны. Чуть позже коалиция мелких мурз, опять-таки с крымской помощью, сместила Исмаила, объявив лидером его брата Юнуса, тотчас принявшего присягу на верность Бахчисараю и Стамбулу. Судя по всему, организаторы обоих переворотов рассчитывали, что Москва, занятая кампанией против Казани, не вмешается, Ямгурчи даже направил в Белокаменную посольство с разъяснением своих прав на престол и заверениями в полной лояльности. Какое-то время он этим выиграл, однако после падения Казани в Астрахань (доверяй, но проверяй) была направлена инспекция во главе с Севастьяном Аврамовым. Увиденное, надо думать, оказалось столь не отвечающим заверениям хана, что гонец с отчетом был задержан нукерами в степи, а посол арестован и сослан на один из островов Каспия. Вероятно, у хана просто не было иного выхода, но это означало войну.
Мышеловка для москвофила
Всем, кроме, возможно, самих астраханцев и «великого мурзы» Исмаила, было понятно: дело не в Астрахани как таковой и не в желании отомстить «за свою обиду и срамоту, яже царь Ямгурчеев обеты своя изменил и посла ограбил». Более того, не в «новой земельке», приобрести которую считала главной задачей московская Избранная рада, и даже не в ценах на черную икру. В степном захолустье разыгрывалась глобальная партия. Взяв на себя за тридцать с лишним лет до того, после оккупации мамлюкского Египта, функции «халифа правоверных», султаны Порты одновременно и приняли обязательство, во-первых, везде и всюду защищать мусульман от гяуров, а во-вторых (и в главных), исполнять завещание Пророка насчет подчинения исламу всего «неверного» мира. Учитывая, что это была эпоха Сулеймана Великолепного, работа в этом направлении велась, и велась удачно – от Вены до внутреннего Ирана. Великая Степь и Россия, конечно, в этой программе были пунктами не первоочередной важности, но, учитывая фактор Девлет Гирея, способного и готового возглавить мусульманский «Drang nach Norden», пренебрегать ситуацией на Нижней Волге царское правительство не могло и не собиралось. Так что уже в октябре 1553 года Иван обсудил «астраханское дело» с посланцами отсиживавшегося в степях Исмаила, а три месяца спустя официально, устами посла Микулы Бровцына, уведомил союзника о готовности «по весне Аштархан упокоить и другу Исмаилу ханство возвратити». Даже отчаянная попытка мурзы Юнуса изменить ситуацию, бросив весной 1554 года на Москву практически всю Ногайскую Орду (около 120 тысяч всадников), не остановила приготовлений: в районе Серпухова ногайцы были был разбиты, сам Юнус сгинул где-то в степи, после чего к власти вернулся Исмаил, а русские войска – 30 000 бойцов «со многими пушками и со всяким воинским снарядом», казаки и нукеры Дербиш Али (по любым меркам, сила очень солидная) – начали движение на юг. 27 июня возле Черного Яра, даже без поддержки конницы Исмаила («великий мурза» опоздал к месту сбора), передовые отряды Ямгурчи были разбиты. 2 июля сдалась без боя покинутая ханом Астрахань. Сам хан, сперва предполагавший ждать помощи из Крыма, партизаня в болотах дельты, резко передумал и, бросив на милость победителей гарем, кинулся спасаться в турецкий Азов, по ходу дела в стычке с преследователями потеряв всю гвардию, прикрывавшую отход суверена. 9 июля на астраханский престол в очередной раз взошел Дербиш Али, торжественно присягнувший на «вечную верность».
Согласно договору за царем было признано право определять наследников правящих ханов, пошлины на торговлю и рыбные промыслы для русских купцов отменялись, а на ханство налагалась ежегодная дань (1200 рублей серебром и 3000 осетров размером в 2,5 метра). Введение в город ограниченного контингента русских войск в документе не оговаривалось, подразумеваясь само собой, причем Дербиш Али, достаточно поживший среди русских и даже слегка обрусевший, не только ничуть не возражал, но, напротив, был этому нюансу очень рад. Как и большинство «коренной» туземной элиты. Однако от их мнения уже мало что зависело. Бахчисарай встал на уши, – и уже спустя несколько месяцев в Ногайской Орде вспыхнули серьезные беспорядки, спровоцированные родственниками покойного Юнуса, вынудившие Исмаила, обязавшегося «по воле царской» присматривать за порядком в регионе, отвлечься на более актуальные для него проблемы. Одновременно в плавнях дельты объявился Ямгурчи, начавший перехватывать караваны и вообще всячески докучать. А главное, Дербиш Али посетили тихие, никому неведомые люди, сообщившее, что Крым готовит последний и решительный поход на Москву, который, безусловно, завершится победой, так что пусть его высочество поскорее решает, на чьей он стороне, и если решит неправильно, пускай потом пеняет только на себя. Так что поздней весной 1555 года в Астрахань вошел крымский отряд, наполовину (300 янычар и 700 спахи) состоящий из турок, а царский наместник Кафырев в ответ на вполне резонный вопро, типа, что тут, собственно, происходит, услышал, что никто ему, гяуру поганому, отвечать не обязан. И вообще пусть он со своими собаками убирается восвояси, пока хан добрый.
Порядок быть должон
Откровенно говоря, в какой-то степени Дербиш Али можно понять. Он не был врагом Москвы, скорее, наоборот, он долго жил там, имел много друзей, он, в конце концов, ненавидел Ямгурчи, но, вот беда, Москва была очень далеко, а крымские всадники могли появиться в любой момент. Человек просто сделал выбор, как ему, несомненно, казалось, лучший из возможных в той ситуации. И, как показало самое ближайшее время, ошибся. Очень жестокая резня в Степи оказалась непредвиденно кратковременной: крымское золото до простых джигитов не доходило, а торговля с Москвой была нужна всем, так что все завершилось в итоге не просто победой Исмаила, но реальным сплочением под его бунчуком всей Ногайской Орды. Уцелевшие диссиденты, недруги Москвы, бежали прочь, кто в Хорезм (где эмигрантам, кстати, со временем пришлось очень несладко), кто на Кубань, под крымскую крышу, где беженцев приветили, но воли не давали. Параллельно, вопреки всем ожиданиям и прогнозам, 4 июля поражением во встречном сражении при Судбищах завершился и масштабный (60 тысяч сабель), позже названный «первым» поход Девлет-Гирея на Москву. Теперь, когда все козыри были биты, астраханской «шестерке» оставалось только ждать исполнения приговора. А Москва измен не прощала. Правда, и муху в слона на раздувала: карательный поход готовился не менее тщательно, нежели предыдущий, но куда менее масштабно – кругом-бегом не более 3000 бойцов, в десять раз меньше, чем два года назад. Фактически не слишком большая полицейская операция.