Страница 10 из 21
Среди поздравлявших почти все партийно-государственные руководители Советской России, среди которых и будущие «враги народа» Зиновьев, Радек, Бухарин, Троцкий и др., не высказавшие и нотки сомнения в гениальности своего вождя. Но даже восхваление Ленина из их уст было строжайшей тайной для потомков.
Необходимо подробно остановиться на анализе воспоминаний о Ленине и формировании его революционного мировоззрения одного из ленинских соратников с 1894 г., разошедшегося с ним по идейным соображениям. Один из лидеров меньшевиков, истинный демократ, особое внимание уделявший развитию легальных форм рабочего движения, Александр Николаевич Потресов написал воспоминания в 1927 г., уже будучи изгнанным из Советской России в 1925 г., и в 1934 г. 65-летним скончался за границей. Воспоминания были опубликованы в посмертном сборнике его сочинений, вышедшем в Париже в 1937 г. и лишь спустя 56 лет в России.
«Ленин, – вспоминал А.Н. Потресов, – вскользь чрезвычайно хвалебно отозвавшись о книге Плеханова-Бельтова («К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», вышедшей в декабре 1894 г. – В.П.), с тем большей энергией, со свойственной ему ударностью направил свою критику против Струве».
Книга П. Струве «Критические заметки. К вопросу об экономическом развитии России», вышедшая в середине 1894 г., была раскритикована Лениным за уклон автора к буржуазному реформизму. «Но чем ярче, убедительнее выявлял он реформизм своего противника, – свидетельствовал Потресов, – тем ярче выступал вместе с тем и его собственный уклон – уклон в противоположную сторону».
Сквозь марксистскую терминологию просовывалась та тенденциозная концепция развивающегося капиталистического общества в виде сплошной реакционной массы, которая была характерной основой для всех революционно-утопических течений.
«И тогда же в разговоре о нем, – вспоминал Потресов, – произнесено было слово «сектант». Да, сектант! Но сектант, прошедший серьезную марксистскую выучку! Сектант-марксист!»
«…мы все ценим Ленина, – вспоминал Потресов, – не только за его знания, ум, работоспособность, но и за его исключительную преданность делу, всегдашнюю готовность отдаться ему целиком, нагружая себя сверх меры самыми неблагодарными функциями и неизменно добросовестно их выполняя». И все же, по утверждению Потресова, «его исходное сектантство, так неприятно поразившее меня уже при первом моем с ним знакомстве, вопреки всем ожиданиям не только не исчезло ко времени нашей совместной работы в «Искре», а, наоборот, сделало дальнейшие шаги и предстало перед нами, его коллегами по редакции, в форме гораздо более конкретной, чем прежде, для нас как нельзя более тягостной».
«Ленин, – убеждался Потресов, – знал лишь две категории людей и явлений: свои и чужие. Свои, так или иначе входившие в сферу его организации, и чужие, в эту сферу не входившие и, стало быть, уже в силу этого одного трактуемые им как враги».
Характеризуя своих соратников, Потресов подчеркивал: «…Плеханова – почитали, Мартова – любили, но только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным бесспорным вождем. Ибо только Ленин представлял собой, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатическую веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя… Ленин без излишних слов неизменно чувствовал, что партия – это он, что он – концентрированная в одном человеке воля движения. И соответственно этому действовал».
Вот откуда в Ленине эгоизм революционера-большевика и безжалостное отношение к политическим оппонентам – врагам партии, «врагам народа». От ленинских идей партийно-житейской мудрости, упавших на благодатную почву царизма, проходил «тот отбор человеческого материала, который под ферулой Ленина собрал так много энергичных, смелых и способных людей, наградив их, однако, в придачу к этим добрым качествам и недоброй моральной неразборчивостью, часто моральной негодностью и непозволительным авантюризмом. И в этой именно школе аморализма воспитывался ныне всесветно известный тип «большевика».
Вместе с тем Потресов сочувствовал коллеге, уверенно заявив: «…Болезнь и смерть избавили Ленина от печальной участи до конца расхлебывать эту кашу, заваренную им. Заваренную им не по Марксу, а именно во славу того аморализма, который представлялся ему таким практически целесообразным и который оказался в конце концов, несмотря на временные головокружительные успехи, таким непрактичным и страшным по своим последствиям». И далее подвел итог: «…История пережила все наши тогдашние опасения, превратив нашего аморального бывшего коллегу в рокового человека для России…»[62]
Так пророчески для потомков и с ясной убежденностью для самого себя писал бывший соратник Ленина Александр Николаевич Потресов накануне «великого перелома» Сталина – продолжателя дела Ленина.
Анализ многих воспоминаний о Ленине приводится в основном по тексту книги по мере их фактологического использования.
Уникальным и более точным историческим источником, органически связанным с мемуарами, являются письма, записки и т. п. Эпистолярное наследие, которое, перефразируя образную и точную поговорку «Что написано пером, не вырубишь топором», написано рукой человека, и отказаться от него или сослаться на беспамятство просто невозможно. Письма показывают неформальные аспекты «большой политики», личные отношения большевистских руководителей, их пристрастия, логику действий, формы и методы партийно-государственного управления.
При анализе эпистолярного наследия была выявлена его четкая группировка: во-первых, это личные письма к родным и близким; во-вторых, письма, записки служебного характера; в-третьих, все то, что писал народ своим руководителям.
Эпистолярный источник как литература, да и источниковый корпус в целом, имеет особенности в его использовании: а) широкодоступность, после тщательного цензорского отбора; б) ограниченность, связанная с началом публикации различных сборников писем, содержание которых подозревалось или просматривалось из других источников; в) недоступность ввиду того, что многое не приведено в порядок, необходимый для печати, не разобрано и не отсортировано, да и беспричинно еще закрыто. Пример – письма трудящихся М.И. Калинину и другим руководителям советских органов власти.
Традиционно в соответствии с цензорным отбором эпистолярное наследие опубликовано в собраниях сочинений партийно-государственных деятелей, в мемуарах, документальных сборниках. Письма Ленина к родным похожи на отчеты за одолженные у матери деньги. Короткие записки, любимая манера общения, со слов самого Ленина, очень конкретны, точно военные команды, приказы, требования «доложить об исполнении». Более душевный А.В. Луначарский не скрывает в письмах к жене сомнений в успехе революционных дел и подробно делится планами своих партийных товарищей.
С обоснованной критикой существующего режима большевиков выступал русский писатель В.Г. Короленко в доверительных письмах к наркому просвещения А.В. Луначарскому.
Опубликованное ранее эпистолярное наследие большевиков и их окружения проникнуто пафосом идейной искренности, уверенности в правоте своих деяний, ненависти к классовым врагам. Вышедшее из печати в период гласности, ранее скрытое в архивных спецхранах, цинично и вульгарно по представляемой внешне «чистоте» революционного дела.
Особенно показательны богатые и разнообразные по содержанию, подобранные тематически сборники переписки большевистского руководства в период 1912–1927 гг., а также «Письма во власть 1917–1927 гг.», где подобраны заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям[63].
Недоумение, боль и тревога народа, наблюдающего за явным расхождением слов и дел своих вождей, постепенно перерастают в изменение сознания наиболее мыслящих людей, которые по мере своего прозрения погибают за критику или все более и более замыкаются, уходя в себя.
62
Потресов А.Н. Ленин. «Источник». 1993. № 4. С. 21–27.
63
Короленко В.Г. Письма к Луначарскому. Париж, 1922. Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927 гг. М., 1998. Письма во власть 1917–1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1996.