Страница 5 из 22
Из-за снегопада он чуть не заблудился между палаток, но потом все-таки вышел к уютному закутку, который толстяк соорудил себе между скалой и вороньими клетками. Тарли, закопавшийся в кучу одеял и шкур, смахивал на сугроб. Сталь прошелестела по кожаным ножнам тихо, как надежда, – это Четт вынул кинжал.
– Снег, – крикнул один из воронов, глядя сквозь прутья черными глазами.
– Сноу, – добавил другой. Четт тихо прокрался мимо них. Он зажмет левой рукой рот толстяку, а потом…
Уууууууууууооооооооооооо.
Четт остановился на полушаге, подавив проклятие. Звук был слабый и далекий, но ошибки быть не могло: это трубил рог. Только не теперь. Проклятие богам, НЕ ТЕПЕРЬ! Старый Медведь разместил наблюдателей в лесу вокруг Кулака, чтобы они оповещали лагерь обо всех, кто приближается. Как видно, это Джармен Баквел вернулся с Лестницы Гигантов или Куорен Полурукий с Воющего перевала. Один сигнал рога означает, что братья возвращаются. Если это Полурукий, то, может, и Сноу тоже с ним, живой.
Заспанный Тарли сел и растерянно уставился на снежные хлопья. Вороны раскричались, собаки Четта подняли лай. Теперь уж половина лагеря проснулась, не иначе… Четт, сжимая пальцами в перчатке рукоять ножа, ждал, когда умолкнет рог. И он умолк, но тут же затрубил опять, громче и дольше прежнего.
Ууууууууууууууууууууоооооооооооооооооо.
– Боги, – сказал Тарли жалобно и привстал на колени, путаясь в плаще и одеялах. Откинув их в сторону, он нашарил висящую на камне кольчугу, напялил ее на себя и только тогда заметил Четта. – Два раза или один? – спросил он. – Мне спросонья показалось, что два…
– Точно, два, – сказал Четт. – К оружию, враг близко. Где-то там дожидается топор, на котором написано «Хрюшка». Два раза – это одичалые, парень. – При виде этой перепуганной круглой рожи Четту стало смешно. – Провались они все в седьмое пекло. Паскуда Харма. Паскуда Манс. Паскуда Смолвуд – он сказал, что они доберутся до нас не раньше…
Ууууууууууууууууоооооооооооооооооооооо.
Звук длился и длился – казалось, что ему не будет конца. Вороны хлопали крыльями, кричали, порхали по клеткам и бились о прутья, а братья Ночного Дозора поднимались, надевали доспехи, пристегивали мечи, вооружались топорами и луками. Сэмвел Тарли стоял, весь дрожа, белый, как вихрящийся вокруг снег.
– Три… сигналов было три, я слышал. Такого не случалось уже сотни и тысячи лет. Три сигнала – это…
– …Иные. – У Четта вырвалось нечто среднее между смехом и рыданием. Его подштанники внезапно намокли, моча потекла по ноге, и от ширинки повалил пар.
Джейме
Восточный ветер шевелил его спутанные волосы, легкий и душистый, как пальцы Серсеи. Пели птицы, и река несла подгоняемую веслами лодку навстречу бледно-розовой заре. Мир после долгого пребывания во мраке был так сладок, что у Джейме Ланнистера кружилась голова. Он был жив и пьян от света. Смех сорвался с его губ нежданно, как вспорхнувшая из травы перепелка.
– Тише, – хмуро буркнула женщина. Хмурость шла ее широкому простому лицу больше, чем улыбка – впрочем, Джейме еще ни разу не видел, как она улыбается. Он развлекался, представляя ее себе в шелковом платье Серсеи вместо кожаного камзола с заклепками. С тем же успехом можно нарядить в шелка корову.
Однако грести эта корова умела. Под ее домоткаными бурыми бриджами скрывались дубовые икры, и мускулы на руках вздувались при каждом ударе весел. Она гребла уже половину ночи, но не выказывала усталости, чего нельзя было сказать о кузене Джейме сире Клеосе, сидевшем на другой паре весел. По виду она крестьянка, здоровенная и сильная, но говорит как благородная дама, а на поясе у нее длинный меч и кинжал. Вот только умеет ли она ими пользоваться? Джейме намеревался выяснить это, как только избавится от оков.
Его руки и лодыжки отягощали железные кандалы, соединенные цепью не более фута длиной. «Можно подумать, что слова Ланнистера вам недостаточно», – сострил он, когда его заковывали. Он был тогда пьян до изумления стараниями Кейтилин Старк и свой побег из Риверрана помнил только урывками. Были какие-то затруднения с тюремщиком, но женщина с мечом его угомонила. После этого они долго поднимались витками по бесконечной лестнице, ноги у него были как соломенные, и пару раз он споткнулся – пришлось женщине подать ему руку. Некоторое время спустя его завернули в дорожный плащ и пихнули на дно ялика. Он помнил, как леди Кейтилин велела кому-то поднять решетку Водяных ворот. Тоном, не допускающим возражений, она заявила, что отправляет сира Клеоса Фрея обратно в Королевскую Гавань, чтобы предложить королеве новые условия мира.
Потом он, должно быть, задремал – вино нагоняло на него сон, и вытянуться во весь рост было приятно – в темнице он, закованный в цепи, такой роскоши не знал. Джейме давно научился дремать в седле во время похода, и спать в лодке было ничуть не труднее. Тирион будет смеяться до колик, узнав, как он проспал собственный побег. Но теперь Джейме проснулся, и оковы его раздражали.
– Миледи, – сказал он, – если вы освободите меня от цепей, я сменю вас на веслах.
Она снова нахмурилась с нескрываемым подозрением, выставив свои лошадиные зубы.
– Ты останешься в оковах, Цареубийца.
– Хочешь махать веслами до самой Королевской Гавани, женщина?
– Я тебе не женщина. Меня зовут Бриенна.
– Тогда и меня зови сиром Джейме, а не Цареубийцей.
– Ты будешь отрицать, что убил короля?
– Нет, не буду. А ты хочешь отречься от своего пола? Тогда развяжи свои бриджи и покажи, что там у тебя. Я попросил бы тебя расшнуровать корсаж, – с невинной улыбкой добавил Джейме, – но таким путем, похоже, мы ничего не докажем.
– Кузен, не будем забывать об учтивости, – суетливо вмешался сир Клеос.
В этом кровь Ланнистеров жидковата. Клеос – сын его тетки Дженны и тупицы Эммона Фрея, который жил в страхе перед лордом Тайвином Ланнистером с того самого дня, как женился на его сестре. Когда лорд Уолдер Фрей в этой войне принял сторону Риверрана, сир Эммон сохранил верность супруге, а не отцу. По мнению Джейме, Бобровый Утес мало что на этом выиграл. Сир Клеос похож на ласку, дерется, как гусь, а мужества в нем, как в овце. Леди Старк обещала освободить его, если он доставит Тириону ее послание, и он торжественно поклялся исполнить поручение.
Они все клялись почем зря там, в подземелье, а Джейме больше всех. Лишь такой ценой леди Кейтилин согласилась дать ему свободу. Она приставила острие меча большой женщины к его сердцу и сказала:
– Клянитесь никогда больше не поднимать оружия против Старков и Талли. Клянитесь, что заставите вашего брата сдержать свое слово и вернуть мне дочерей целыми и невредимыми. Клянитесь в этом честью рыцаря, честью Ланнистера, честью королевского гвардейца. Клянитесь жизнью своей сестры, отца и сына, старыми богами и новыми. Тогда я отправлю вас обратно к вашей сестре, в случае же отказа пролью вашу кровь. – Меч кольнул Джейме, пройдя сквозь его лохмотья.
Что бы сказал верховный септон относительно святости клятвы, которую человек дал пьяный, прикованный к стене и с мечом у груди? Впрочем, Джейме мало заботился как об этом жирном мошеннике, так и о богах, которым тот будто бы служил. Он помнил, как леди Кейтилин пнула вонючую кадку в его темнице. Странно же она поступает, доверяя судьбу своих девочек человеку, чью честь ценит не выше дерьма. Хотя о доверии тут говорить не приходится – свои надежды она возлагает на Тириона, а не на Джейме.
– Возможно, она не так уж и глупа, – сказал он вслух.
– Не глупа и не глуха, – откликнулась его конвоирша, приняв это на свой счет. Джейме не воспользовался случаем – насмехаться над этим созданием было так легко, что всякое удовольствие пропадало.
– Это я не вам. Я говорил с самим с собой – приобрел эту привычку в темнице.
Она бросила на него хмурый взгляд, усердно работая веслами. Столь же быстра на язык, как и хороша собой.
– Судя по вашей речи, вы благородная дама.