Страница 9 из 19
— Любопытное сочетание имени и фамилии, — сказал Александр.
— Все очень просто, во мне намешано столько кровей — английская, французская, даже еврейская. Четвертинка, от деда досталась, как и фамилия.
— Кто вы, господин Либер?
— Друг. Вы мне очень симпатичны. Поэтому пришел я к вам с благородной целью.
— Даже так?
— Слышу легкую иронию.
— Друзья по ночам не приходят.
— Вы не правы! Друзья приходят в любое время суток, приходят тогда, когда в них появляется потребность.
— А у меня есть потребность?
— Да! Хотя сами того не знаете. Я пришел предупредить: оставьте это дело с Федоровской. Право слово, никаких дивидендов, одни неприятности.
— И какого рода неприятности?
Усы на лице черноволосого как-то странно зашевелились, губы растянулись в театральной улыбке. Он без обиняков сказал:
— С вами покончат.
От такого неожиданного заявления все внутри Горчакова перевернулось, он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы его неожиданный визитер не заметил волнения и страха. Как можно более спокойно произнес:
— Кто?
— Это уже следующий вопрос. Ответ на него лучше не искать. Просто примите к сведению.
— Что ж, — Горчаков поднялся, накинул халат, — благодарю вас за заботу. Но у меня контракт с редакцией. И есть задание найти убийцу Федоровской.
— Вы не понимаете, в какое положение ставите себя, — уже жестко произнес Либер.
— Объясните. А то все пугаете.
— Хорошо, кое-что я скажу. Но только кое-что. Господин Горчаков, вы ведь не слишком любите Советскую Россию?
— Россию люблю, Советы — нет.
— Да будет вам известно, что госпожа Федоровская была большевистским шпионом.
— Любопытное заявление. И тому есть доказательства?
— Есть.
— А вам откуда это известно?
— Поскольку я представляю интересы дружеского Российской Империи государства, мне ведомо многое!
— Так кто же ее убил? Ваши. работодатели?
— Зачем! Она не представляла для нас опасности.
— Сначала вы заявляете, что она опасна, теперь иное.
— Не представляла такой опасности, из-за которой ее следовало бы убрать. Хотя убрать человека — раз плюнуть. У нас мощная разветвленная структура с достойными людьми во главе.
— Представляю.
— А вы, господин Горчаков, одиночка. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.
— Так кто ее убил?! — в который уже раз воскликнул Александр.
— Имя исполнителя нам неизвестно. Да и имеет ли это значение? О заказчике остается догадываться.
— И?..
— Очевидно, советская разведка. Работа госпожи Федоровской могла ее чем-то не удовлетворить.
— Почему я должен вам верить?
— Никто никому верить не обязан, — философски изрек Жан Робертович. — Я сказал: «Очевидно».
— А вы, значит, никогда не видели Зинаиду Петровну?
— Видел. На сцене. Талантливая актриса, достойная больших высот.
Горчаков так и рвался спросить: «А как же ваш визит в ее дом?», но сдержался. Интуиция подсказывала Александру: что бы Либер не говорил, доверия ему нет ни на грош.
— Вы пришли только за тем, чтобы предложить мне бросить дело Федоровской?
— Не только. Если вы его бросите, и впрямь возникнет серьезный конфликт в редакции. А то и увольнение. Хочу предложить вам соответствующую компенсацию. Нет, не разовую: от такой навар не велик. Думаю, что пора бы в Старом Осколе организовать еще одну газету. Потребуется главный редактор. И такой редактор есть. Вы!
Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.
— И что я должен делать на этой должности?
— Помогать своей стране.
— Понятие расплывчатое. А конкретно?
— Чувствую деловую хватку, — в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. — Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер.
«Как он информирован!»
— Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. — прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.
— Почему не знаю? Мою семью в свое время тоже лишили прав из-за дворянского происхождения отца.
— Весьма сочувствую. И продолжу. Сегодня ваша страна как никогда нуждается в настоящих друзьях. Вспомните историю: кто являлся ее постоянным союзником? Великобритания! Были и соперничество, и кратковременные конфликты, только суть от этого не меняется. Мы обречены на вечную дружбу. Например, недавний блок Антанта — Россия, Англия, Франция, США. Не пора ли в полной мере возродить наш союз? В противном случае два жутких монстра пожрут прекрасный мир демократии.
— Ну а конкретно моя задача?
Впрочем, Александр уже догадывался, к чему клонит ночной визитер.
— Объяснять соотечественникам кто их настоящие друзья. Некоторые, к сожалению, поддаются агитации большевиков и Рейха, видят в наших действиях коварство.
— У нас подписан договор о дружбе.
— Это фиговый листок! Нужна настоящая дружба! Искренняя, осознанная. Отчего вы вдруг заулыбались?
— Дрекслер сегодня также уговаривал дружить с Германией.
— Забудьте! Рейх — отработанный материал, хотя ни фюрер, ни его приближенные этого еще не знают.
— Они не знают, а вы уже ораторствуете? — не без иронии поинтересовался Александр.
— Все предопределено, просчитано на многие десятилетия вперед. Просчитано гениальными игроками, стратегами, которые не ошибаются. Любой человек от самого маленького до диктатора или президента свободен лишь в той степени, в какой ему это дозволено.
— Можно заиграться и диктатор выйдет из-под контроля.
— Ненадолго. Очень ненадолго, уверяю вас. Вы еще будете свидетелем, как тот же Рейх окажется в руинах. Примерно через семь или восемь лет. Пострадают те, кто прямо или косвенно был связан с ним. Главным образом — косвенно.
Либер произнес это с такой уверенностью, что Горчакову сделалось не по себе. Или здесь очередной обман, или перед ним доктор-всезнайка, умеющий заглядывать в будущее. Он спросил:
— А что же вечно?
— Сами игроки.
— И они олицетворяют британскую демократию?
— В том числе. Решайте: с кем вы?
Либер почтительно поклонился, затем произнес с той же странной, пугающей уверенностью:
— До скорой встречи.
— Только не ночью.
— Ночью как-то надежнее.
Александр проводил гостя до двери («правда, не заперта!»), некоторое время наблюдал за его быстро растворяющейся в темноте фигурой. Колоссальные возможности неведомых игроков, о которых так образно говорил Либер, слабо сочетались с одним-единственным вопросом: для чего им рядовой журналист?
Особенно жестко звучало предупреждение не заниматься делом Федоровской. Предупреждение не оставляло никаких шансов на ослушание. Но если люди Либера не причастны к ее смерти, то чего им так волноваться за судьбу Александра Горчакова?
В мертвой тишине ночного города вдруг раздался. вскрик. Неизвестно чем бы все закончилось, обрати на него тогда Александр внимание. Но он даже толком не понял, что это был вскрик. Слишком сильно поглотили собственные проблемы.
Он запер дверь на запоры, опустил на окнах ставни и отправился в спальню. Он надеялся хоть немного поспать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ