Страница 15 из 18
Между тем докучливый корреспондент присел на подлокотник кресла Владимира Кондрашина.
– Владимир Петрович, если не секрет, где вы нашли своих питомцев?
Кондрашин скорчился от слова «питомцы», как от кислого огурца.
– В кафе-мороженое, – ответил он. – Вошел однажды в «Лягушатник» на Невском, смотрю, сидят одиннадцать рослых детей. Вот, подумал я, преотличнейшая баскетбольная команда.
«Давняя дружба связывает тренера Кондрашина с его питомцами», – одним росчерком пера записал докучливый корреспондент.
Хороший самолет неизменно убаюкивает пассажиров, и вскоре ужасные учебники легли на высоко задранные колени, и спартаковцы привычно задремали в позах, напоминающих положение эмбриона. Один лишь Юмашев продолжал в полусне шептать:
А внизу уже проплывал проткнувший свое старое ватное одеяло древний без кавычек Кавказ…
Я есть старый баскетбольный рыцарь Нагнусс Теодорус цу Цуккендорф. Моя персона имейт рост 225 сантиметров. Я проживайт имеет место жить на окраине варварского Чикаго. Я имею крепкий хаус и один акр клубники мит турнепс. Также здесь гуляйт один пферд и два хунда, моя собственность, хочу кормлю, хочу выгоняйт. Битте, убирайтесь цум тойфель! Они не уходят.
Весь день я копать землю на своем акре и никогда не вспоминать баскетбол. Соседи называть меня «профессор». Натюрлих! Никто не знайт о моем прошлом. Глюклих! Кто будет уважать мужчину, который всю жизнь бегал онэ брюк в трусах среди молодых варваров, которые только жевать чуингам и кричать «йеп», «йуп», «факк», которые ничего не означать.
Мимо садик частенько проезжаль нох айн маль гнедиге фройляйн Мадиссон. Она посылайт профессору воздушный киссен, но я есть уже излишне староват. Увы, я не могу цурюк в Шварвальд, потому что я позабываль родной шпрехт. Я долго-долго служиль в баскетбольных войсках варварского Чикаго и забываль свой шпрехт. Теперь я не знаю ни один шпрехт. Зато я живу один и каждый вечер нарушаю режим. О я! Стакан за стакан, бутил за бутилка. Телевизор никогда не включать: там спрятался баскетбол. Лючше делать пасьянс. Гут! Когда получается – глюклих – четыре полных состава, четыре скамейки крепких зольдат. Можно играть – 0:0, 0:0, 00, 00… а теперь шляйфен бай бай, и весь полный нахт я вижу ужасный сон: многомесячный баскетбол между Иллинойсом и Техасом. Шреклих, все равно я вижу мяч и кольцо и наших зольдат…
В Тбилиси были вечером. Защищенная от полярного ветра страна уже активно сквозь бензин благоухала цветущим миндалем. В аэропорту команду встретил прилетевший накануне второй тренер Виктор Харитонов. Любители баскетбола, конечно, помнят это имя в списках сборной Союза незначительной давности…
– А вы уже загорели, Виктор Николаевич, – сказали спартаковцы.
– Запылился, – с загадочной улыбкой поправил Харитонов.
Портик гостиницы «Рустави», что на проспекте Плеханова, подпирали два изогнутых в престраннейших позах и выкрашенных в зеленую краску атланта. Баскетболисты почему-то не обратили на них никакого внимания. Зато внутри многое нас удивило.
Когда-то на закате прошлого века отель был наречен «Европой». Многое здесь говорит о прошлом. Например, на одной из дверей сохранилась подпись, что свидетельствует о том, что когда-то за дверью была скрыта подъемная машина, а также о том, что в былые времена гостиница не гнушалась и иностранными гостями.
Нигде нет более (а мы объездили с баскетболом добрый десяток стран), нигде нет более взволнованного водопровода и более нервной телефонной связи, чем в «Рустави». А как приятно по утрам собираться всем этажом в умывальной комнате или, заплатив тридцать копеек, дожидаться очереди в однососковую душевую.
Когда мы подъехали к «Рустави», от нее как раз отшвартовывался военный автобус, команда ЦСКА с дружной песней направлялась в гарнизонный Дом офицеров на прием пищи. Армейцы помахали нам, мы – им. Никакого злого антагонизма между спортсменами двух команд конечно же не существует, а наоборот – существуют коллегиальное взаимопонимание и уважение. Взгляды, которыми обменивались игроки при этой бытовой встрече, ничего общего не имели с прессингом, заслонами и финтами, обыкновенные приветливые взгляды. Лишь два взгляда могли со стороны напомнить спорный прыжок. Армеец Андреев (217 – 25) с робким оленьим движением шеи бросил трепетный и загадочно-смущенный взгляд на спартаковца Белова (200 – 19), а Александр проводил своего оппонента внимательным и не по возрасту тяжеловатым взглядом из-под не по-детски нависших бровей[7].
В гостинице и в близлежащих кварталах отчаянно кричали телевизоры. Истекали последние минуты футбольного матча ЦСКА – «Динамо» (Тбилиси). Грузины проигрывали.
– Болельщик, ребята, наш, – весело сказал Кондрашин и ласково потрепал по вихрам Ваню Рожина (201 – 21), юношу с лицом Алеши Карамазова и фигурой петергофского Самсона.
И впрямь, через полчаса, когда мы уже благодушествовали за шашлыками, к нам со всех сторон обращались и официанты, и повара, и студенчество, и специалисты грузинской столицы:
– Ленинградцы, вы выиграете у ЦСКА?!
– «Спартак», за вашу победу!
– Гагемарджос, «Спартак», гагемарджос!
Докучливый корреспондент подсел к нам, когда мы уже пересчитывали под столом денежки.
– Настроились на победу, ребята? – бодрым голосом спросил он.
– Извините, мы на шашлыки настроились! В Италии сильно оголодали, – ответили мы.
– Кацо! – закричали мы на кухню. – Еще по два свиных и по одному бараньему!
– Блокадники, – сквозь слезы глядел на нас официант Махмуд, совсем уже сбившийся со счета годов.
Всего получалось по пять шашлыков на персону и по одному табака. «Настроение в команде перед решающей схваткой по-настоящему боевое», – одним махом записал докучливый корреспондент и, подумав, приписал в скобках, про запас – «по-хорошему злое».
А за окном по проспекту Плеханова уже прогуливались ««вооруженные силы»: Капранов и Кульков, Гилгнер и Едешко, Иллюк и Ковыркин, и Андреев, этот аист, приносящий счастье, и гибкий туркестанский змий Жармухамедов, и некто по имени Сергей Белов (однофамилец нашего фаворита), скромный молодой человек, невысокий (192), с лицом цвета слоновой кости, с необъяснимо-печальным и смирным взглядом.
О боги греческие и римские, невские и коми-пермяцкие! Что делает этот скромняга на площадке! Он нападает на кольцо с фанатически горящим лицом, словно террорист на великого князя Сергея Александровича. Чем труднее матч, тем лучше он играет, и всякий раз, попадая в цель, торжествующе потрясает кулаками.
Опасные эти люди мирно ходили два дня мимо нас и мирно раскланивались. Казались ли мы им, спартаковцы, столь же опасными людьми? Вряд ли. Они были уверены в победе, и не без оснований, они были сильнее нас. И все-таки зря они нас не боялись, все-таки зря, они не учитывали одной важной штуки – того, что мы очень любим играть в баскетбол.
На следующий день «Спартак» отправился гулять по проспекту Руставели по горе Давида, пил газированную воду «Логидзе», хрустел молодой редиской, закупал для мам и невест хозяйственные сумки, которыми столь богат город на Куре и так беден город на Неве, смотрел кинокартину «Песни моря», сделанную усилиями двух стран.
– Очень подходящая для сегодняшнего дня кинокартина, – сказал Кондрашин. – Боже упаси перед игрой смотреть какую-нибудь хорошую картину. «Песни моря» – настоящая предстартовая картина.
– А стихи можно читать, Владимир Петрович? – спросил Юмашев.
– Со стихами как раз наоборот, – ответил тренер. – Если хорошее, Толя, хотите прочитать, то читайте, сделайте одолжение.
7
Здесь таится довольно серьезный баскетбольный подтекст, и мы в интересах массового читателя немедленно его вскроем. Дело в том, что Андреев – супергигант, а Белов – гигант обыкновенный. «Саня», по мнению специалистов, идеальный современный баскетболист: двухметровик атлетического сложения, он обладает замечательным дриблингом, острой реакцией, ну а прыжки!.. Сверхвысокие прыжки Белова позволяют ему почти полностью нейтрализовать феномена Андреева. Однако палка о двух концах: андреевские хлопоты мешают Белову атаковать щит армейцев. Занятые друг другом, эти два игрока вихрем носятся по площадке, давая возможность остальным восьми играть в баскетбол. Наверное, они злятся друг на друга: ведь попадать в кольцо каждому хочется.