Страница 7 из 15
Замечу, что в первой части книги отчасти будет рассказано о том, что уже известно читателям «Трех чашек чая». Мне показалось важным прибегнуть к некоторым повторам, потому что более ранние события предопределили последующие и со временем обрели новый смысл. Ведь поначалу я не мог в полной мере оценить значимость происходящего и извлечь из него уроки. Только позже я понял, как то, что случилось раньше, вписывается в общую картину, которую я сейчас пытаюсь воссоздать.
Действительно, только глядя на ситуацию с некоторого расстояния, я смог осознать, что же с нами происходило. Все эти чудеса не удивили бы Хаджи Али, который, увы, умер в 2001 году. Старик не умел ни читать, ни писать. За семьдесят лет своей жизни он покинул родную деревню лишь однажды, чтобы совершить паломничество в Мекку. Тем не менее он был мудр и прекрасно понимал, что надежда живет в будущем, а опыт и здравый смысл человек обретает, заглядывая в прошлое.
Иногда мне кажется, что все самое главное, что я знаю о жизни, я получил от этого вспыльчивого человека, с которым мы когда-то давным-давно встретились среди ячменных полей Корфе.
Часть I
Обещание
Пролог
Образование и упрочение положения женщины по всему миру обязательно сделает любое общество более гуманным и терпимым, а жизнь – более справедливой и мирной.
Иршадский перевал – один из трех трудных путей, которые ведут через Гиндукуш на север, в самые заброшенные уголки Афганистана. На гребне перевала снег лежит почти круглый год и тает лишь на четыре месяца, а воздух столь разрежен, что проходящие этим путем торговцы обычно подрезают ноздри своим ослам, чтобы тем было легче дышать. Миновав высочайшую точку Пакистана, тропа идет по откосу, образующему длинный пологий спуск, и приводит в узкое и вытянутое ущелье. Тот, кто стоит у южного входа в Иршадское ущелье, до самого последнего момента не может видеть того, кто по нему движется с севера. Именно так и получилось, что я не заметил группы кочевников-киргизов, пересекших границу Пакистана в октябре 1999 года.
Первым их увидел остроглазый Сарфраз Хан – опытный охотник на горных козлов и бывший десантник, получивший в боях ранение, после чего одна его рука двигалась плохо. В тот момент киргизы как раз выезжали из-за поворота в полумиле от нас. Через секунду после того, как в поле его зрения появились приближающиеся всадники, он вскочил с одеяла, на котором мы сидели, подбежал к нашему джипу и начал сигналить как сумасшедший.
«Они едут, едут! – кричал он на языке вахи, не в силах сдержать радость. – Ваздей, ваздей, молодцы!»
Я в это время собирался сделать еще один глоток немек чой (соленого чая), согревавшего нас на ветру и под мокрым снегом. Чашка в руке зависла на полпути к губам… Я поставил ее на землю и стал разглядывать приближающихся. Это было впечатляющее зрелище.
Четырнадцать всадников скакали во весь опор сквозь пелену дождя. Даже с расстояния более километра можно было уловить старую как мир музыку – топот копыт по влажной земле, бряцание металлической сбруи, быстро распространяющиеся в чистом горном воздухе. Мы слышали, как скрипела мокрая кожа седел и как комки грязи, вылетающие из-под копыт лошадей, шлепались на землю.
Предводитель был закутан в потрепанный плащ, его черные кожаные сапоги доходили до колен, бархатные штаны потемнели, и на них блестели пятна бараньего жира. Старое английское ружье «Ли-Энфилд» висело у него за спиной, широкий кожаный пояс обхватывал весь живот, а на голове сидела допотопная шапка советских времен, уши которой взлетали вверх и вниз в такт лошадиному галопу. У каждого из его людей было по «АК-47», и вообще они были вооружены до зубов. Их грудь и плечи опоясывали тяжелые патронташи. Лошади под ними были приземистыми и лохматыми, а тела их лоснились от пота.
Всадники с шумом надвигались на нас и неслись во весь опор, но в последнюю секунду молниеносно остановились и синхронно, с кошачьей грацией спрыгнули на землю. Они покинули седла легко и быстро, и естественность этого движения выдавала людей, которые провели в седле всю жизнь.
Тогда я смог поближе рассмотреть предводителя. Это был молодой человек с редкими усиками, с плоским загорелым и обветренным лицом, худощавый, с косматыми волосами и грубой кожей. Кочевник, вероятно, внешне мало отличался от представителей предыдущих сорока или пятидесяти поколений его предков, лучших наездников во всей истории человечества.
Такое впечатление, что бурный и сметающий все на своем пути поток времени почти не затронул этих людей и этой культуры.
Стоя там, в грязи, парень сунул руку в карман куртки, достал щепотку сырого зеленого жевательного табака и приветствовал нас традиционным «ас-салам-алейкум». А затем он негромко и очень почтительно поведал, что он и его люди скакали без остановок шесть дней, чтобы повидаться со мной.
Как выяснилось, их послал командхан Абдул Рашид Хан, вождь последнего оставшегося в горах Малого Памира племени киргизов. Земля в местах, где они обитали, была столь скудна, что каждую зиму семьи кочевников, а также стада верблюдов, овец и яков фактически голодали. Однако они не сетовали на это; единственное, чего недоставало людям Абдул Рашида, по их собственному заявлению, так это образования – возможности обучить своих детей чтению и письму. Вот что заставило их оседлать коней и преодолеть Иршадский перевал.
В последние несколько лет, рассказали приехавшие, в их дальние горные поселения с южной стороны Гиндукуша стали приходить странные вести. Говорили, что некий американский альпинист строит школы в приграничных долинах северного Пакистана, в округе, который позабыт властями и в котором иностранные некоммерческие организации также отказываются вести работу. По слухам, открываемые американцем учреждения не только были доступны для мальчиков, но и распахивали двери для тянущихся к грамоте девочек.
Прознав, что американец собирается посетить долину Чарпурсон, Абдул Рашид Хан отправил отряд самых выносливых всадников на самых быстрых лошадях и приказал им найти этого человека и спросить, не построит ли он школу для киргизских детей.
Немногое дается быстро в тех местах, но отряду пришлось действовать оперативно. Первый снег рано лег в 1999 году на склоны Гиндукуша, и если киргизские посланцы не успеют вернуться до того, как сугробы окончательно завалят Иршадское ущелье, они окажутся отрезанными от дома и семей до следующей весны. Вероятно, сказали они, им придется двинуться в обратный путь сразу по приезде, в крайнем случае следующим утром. Поэтому ответ от меня им нужно получить незамедлительно.
«Ваалекум-салям («мир также и вам»), – ответил я предводителю всадников. – Я понимаю, что у вас мало времени, но давайте все же сначала пройдем в дом моего друга Сарфраз Хана, чтобы вы и ваши люди могли поесть и отдохнуть. А потом мы обсудим просьбу Абдул Рашид Хана и подумаем, удастся ли построить школу».
Глава 1
Люди в конце дороги
Я не знаю, какой будет ваша судьба, но одно я знаю наверняка: лишь те из вас будут поистине счастливы, кто искал и нашел способ служить людям.
Отправляясь в аэропорт, чтобы лететь в Пакистан или Афганистан, я всегда беру с собой небольшой пластмассовый кейс, на котором красуется бело-зеленая наклейка с надписью «Последнее из лучших мест». Изначально эти слова – заголовок сборника писателей Уильяма Киттриджа и Анник Смит, включающего прозу, написанную ими в Монтане. Впоследствии эти слова стали одним из официальных «прозвищ» штата Монтана, в котором я прожил четырнадцать лет со своей семьей – женой Тарой, детьми Амирой и Хайбером и с собакой, тибетским терьером Таши. Этот девиз штата отражает многое: волнующе прекрасные пейзажи и необъятные просторы, которые привлекают сюда очень многих американцев. Слоган «последнее из лучших мест» приклеился к Монтане и является теперь столь же неотъемлемым ее атрибутом, как силуэт гор на номерных знаках всех автомобилей штата.