«Опыты» мудреца

Наши поступки – не что иное, как разрозненные, не слаженные между собой действия, и мы хотим, пользуясь ложными названиями, заслужить почет. Добродетель требует, чтобы ее соблюдали ради нее самой; и если иной раз ею прикрываются для иных целей, она тотчас же срывает маску с вашего лица.

Поэты, которые творят со своими героями все, что им заблагорассудится, не решаются лишить их способности плакать.

Какие удивительные вещи способна проделывать с нами совесть! Она заставляет нас изменять себе, предавать себя и самому же себе вредить. Даже когда нет свидетеля, она выдает нас против нашей воли.

Совесть может преисполнять нас страхом так же, как может преисполнять уверенностью и душевным спокойствием.

Многие вещи наше воображение рисует нам более ужасными, чем они есть в действительности.

Говорить о себе уничижительно, хуже, чем ты есть на самом деле, – не скромность, а глупость… Никакая добродетель не улучшается от искажения, а истина никогда не покоится на лжи.

Говорить о себе, превознося себя лучше, чем ты есть на самом деле, не только всегда – тщеславие, но также нередко и глупость.

Если к награде, которая должна быть только почетной, примешиваются другие блага и богатства, то эти сочетания вместо того, чтобы усилить почет, снижают и уменьшают его.

Как бы велика ни была добродетель, но если она вошла в привычку, то не стоит награды. И я даже не уверен, назовем ли мы ее великой, если она стала обычной.

Кто делает добро, совершает прекрасный и благородный поступок, а тот, кто принимает добро, делает только нечто полезное; полезное же гораздо менее достойно любви. Благородное… доставляет тому, кто его сделал, прочное чувство удовлетворения. Полезное… не оставляет по себе столь живого и отрадного воспоминания.

Мы больше ценим те вещи, которые достались нам дорогой ценой, а давать труднее, чем брать.

Добродетель есть нечто иное и более благородное, чем проявляющаяся в нас склонность к добру.

Люди по природе своей добропорядочные и с хорошими задатками… поступают так же, как люди добродетельные. Но добродетель есть нечто большее и более действенное, чем способность тихо и мирно, в силу счастливого нрава, подчиняться велениям разума.

Тот, кто по природной кротости и обходительности простил бы нанесенные ему обиды, поступил бы прекрасно и заслуживал похвалы; но тот, кто задетый за живое и разъяренный сумел бы вооружиться разумом и после долгой борьбы одолеть неистовую жажду мести и выйти победителем, совершил бы, несомненно, нечто большее. Первый поступил бы хорошо, второй же – добродетельно… ибо мне кажется, что понятие добродетели предполагает трудность и борьбу и что добродетель не может существовать без противодействия.

Добродетель требует трудного и тернистого пути, она… должна преодолевать либо внешние трудности, которыми судьба старается отвлечь ее от нелегкого пути, либо трудности внутренние, вызванные нашими необузданными страстями и несовершенством.

Некоторые добродетели, например целомудрие, воздержанность и умеренность, могут быть обусловлены физическими недостатками.

Нет сомнений в том, что лучше по божьему соизволению свыше подавлять искушения в зародыше и так подготовить себя к добродетели, чтобы самые семена искушения были уже вырваны с корнем, чем, поддавшись первым проявлениям дурных страстей, лишь после этого мешать их росту и бороться… Но я не сомневаюсь, что идти по этому второму пути лучше, чем обладать просто цельным и благодушным характером и питать от природы отвращение к пороку и распущенности. Ибо люди, относящиеся к этой третьей разновидности, – люди невинные, но не добродетельные, они не делают зла, но их не хватает на то, чтобы делать добро.

Стойкость в перенесении опасностей, презрение к смерти и терпение в бедствиях часто встречаются у людей, не умеющих разбираться в злоключениях и потому не воспринимающих их как таковые. Поэтому отсутствие достаточного понимания и глупость иногда можно принять за добродетели, и мне нередко приходилось видеть, как людей хвалили за то, за что их следовало бранить.

Существует долг гуманности и известное обязательство щадить не только животных, наделенных жизнью и способностью чувствовать, но даже деревья и растения. Мы обязаны быть справедливыми по отношению к другим людям и проявлять милосердие и доброжелательность ко всем другим созданиям, достойным этого.

Смирение и послушание отличают добродетельного человека.

Бич человека – это воображаемое знание. Вот почему христианская религия так настойчиво проповедует нам неведение, являющееся лучшей основой для веры и покорности.

Неотесанность, необразованность, невежество, простота нередко прикрывают невинность и чистоту, меж тем как любопытство, изощренность, знание порождают влечение ко злу. Смирение, боязнь, покорность, благочестие (являющиеся важнейшим залогом сохранения человеческого общества) требуют души ничем не отягченной, послушной и лишенной самомнения.

Следует помнить, что для всякого существа нет ничего прекраснее и лучше его самого и всякий сравнивает качества всех других существ со своими собственными. Эти качества мы можем усиливать или ослаблять, но мы не можем сделать ничего большего, ибо дальше этого сопоставления и этого принципа наше воображение не способно пойти; оно не в состоянии вообразить ничего иного, оно не может выйти за эти пределы и переступить их.

Тот, кто смог бы заставить меня пойти наперекор чувствам, взял бы меня за горло, и я не смог бы сделать больше ни шагу.

Следует, по крайней мере, учиться на своих ошибках. Если я неоднократно обманывался в этом отношении, если показания моего пробного камня оказывались неверными, а весы неточными и неправильными, то как могу я в данном случае быть более уверен, чем в предыдущих?

Всякое познание пролагает себе путь в нас через чувства – они наши господа. Знание начинается с них и ими же завершается. В конце концов, мы знали бы не больше, чем какой-нибудь камень, если бы не знали, что существует звук, запах, свет, вкус, мера, вес, мягкость, твердость, шероховатость, цвет, гладкость, ширина и глубина.

Чувства являются началом и венцом человеческого познания… Все наше обучение происходит через них и при помощи их.

Чувства обладают тем преимуществом, что являются крайней границей нашего знания, и за их пределами нет ничего, что бы помогло нам открыть их.

На каждом шагу мы можем видеть, что чувства нередко господствуют над рассудком и заставляют его воспринимать такие впечатления, которые он считает ложными и знает, что они таковы.

Чувства обманывают наш разум, но и он в свою очередь обманывает их.