В поисках Евы

Психиатры такие же люди, как и все, и ничто человеческое им не чуждо. Психиатрам тоже надо время от времени излить душу, поделиться с кем-то наболевшим-перегоревшим. Выговорившись, Денис вернулся к вопросу, который ему задал Александр.

– Один из моих наставников говорил, что самоубийство не попытка решить неразрешимые проблемы, а завуалированная просьба о помощи. Он прав – так и есть. Вся жизнь твоей Евы – один сплошной стресс. Серьезный конфликт с обществом способен привести человека к суициду, особенно если человек чувствует себя одиноким. Одиночество – это вообще такая штука, когда-то спасительная, когда-то гибельная. Но человек собирает волю в кулак и добивается своего. Вроде бы все страшное осталось позади, теперь только живи да радуйся, но вместо Одной Большой Проблемы появляются сотни мелких. А человек устроен так, что ему легче справляться с Одной Большой Проблемой, нежели с кучей мелких! Одна Большая Проблема – это масштаб, это мобилизация всех сил и ресурсов, это почетно, это здорово, это замечательно! А мелкие – это как болото. Чем больше дергаешься, тем глубже увязаешь. И ничего масштабного, гордиться нечем.

В студенчестве Денис столь многословным не был, или же просто Александру не представилось случая узнать его получше. Но многословие у Дениса было правильное, потому что говорил он по делу. Лучше уж так, чем сразу же объявить свое мнение и никак его не комментировать. Вопрос-то такой, сложный и в какой-то мере личный. Александру были нужны не столько выводы, сколько понимание сути.

Вывод, кстати говоря, был неутешительным. На основании того, что рассказал Александр, Денис не мог исключить вероятность того, что Ева могла покончить с собой. Заочно диагнозы не ставятся, но какое-то общее впечатление составить можно. Немного помолчав, Денис добавил, что вероятность эта может быть довольно велика. Александр предпочел бы услышать обратное, но в любом случае ему была нужна правда.

– Если самоубийство – это просьба о помощи, то зачем совершать его тайно? – подумал он вслух. – Зачем съезжать, увозить вещи, исчезать?

– Из деликатности, – не раздумывая, ответил Денис. – Ты не представляешь, насколько деликатны бывают некоторые люди. Они уходят по-английски, не прощаясь и никого не напрягая. Тут неподалеку, в Лосином Острове, в прошлом году нашли повесившуюся женщину с письмом в кармане куртки. Неоперабельная онкология, метастазы, вот она и решила, что лучше уж так. Она поехала из Останкина в Лосиный Остров, потому что не хотела делать это ни дома, ни возле дома. Так и написала…

Александр представил себе Еву, висящую где-то в Лосином Острове или в Сокольниках, и ему стало не по себе. Ева – человек определенно деликатный и с кучей серьезных проблем. Мог произойти душевный надлом, вот и Денис с этим согласен. Она могла покончить со всем раз и навсегда. (Интересно, а не является ли на самом деле то, что кажется нам концом всех проблем, их началом?) Стала бы Ева устраивать неприятность человеку, приютившему ее по просьбе Александра? Да еще такую неприятность, как труп? Даже если записку оставить, все равно придется не раз с полицией общаться. А жить там потом как? Исчезать, оставляя свои вещи, тоже нехорошо, ведь кому-то придется их собирать и выбрасывать. Это же не сундук с каким-нибудь антиквариатом, княжеское наследство. Нет, если бы Еве захотелось покончить с собой, то именно так она бы и поступила. Хорошо бы, чтобы это было не так. А если? «Прекрати! – одернул себя Александр. – Одно дело учитывать возможность, и совсем другое – нагнетать ужас».

Вечером, после ужина, он позвонил Неволиной.

– К счастью, никаких новостей у меня нет, – сказала Валентина, не дожидаясь вопросов. – Но я все помню и сразу же дам тебе знать.

– А я сегодня общался с Денисом Моисеевым, – сказал Александр. – Что бы я без вас всех делал?

– Как там Денис? – оживилась Валентина. – Он, кажется, в шестьдесят пятой? А насчет того, что бы ты без нас делал, не переживай – я к тебе еще обращусь. Как только молодеть соберусь, так и обращусь.

Одно воспоминание тянет за собой другое, так что проговорили не меньше получаса, а то и больше, время Александр не засекал. Едва он положил телефон на журнальный стол, как тот зазвонил снова. «Валентина что-то забыла рассказать», – подумал Александр, но на дисплее высветились буквы ГВ. Явно что-то случилось, если босс звонит вечером. А что могло случиться? Операций сегодня не было? Отменяется какая-то из завтрашних? Так об этом можно и утром сказать.

– Отдыхаешь? – В голосе Геннадия Валериановича так и плескалось раздражение.

– Собираюсь, – коротко ответил Александр, понимая, что первый вопрос – всего лишь прелюдия к разговору.

– А я все работаю, – сообщил босс. – Только что переговоры закончились.

– С кем? – поинтересовался Александр.

Вечерние переговоры были не в обычае Геннадия Валериановича. Он предпочитал делать это днем, между завтраком и обедом, иногда, если того требовали обстоятельства – во время обеда, но не вечером, на уставшую, как он выражался, голову.

– С кем? – удивился вопросу босс. – Да с этим мерзавцем Луценко. Он явился ко мне без предупреждения, несмотря на то что я по телефону послал его куда подальше, и выставил мне ультиматум.

– Ультиматум? – переспросил Александр, думая, что Геннадий Валерианович оговорился.

– Да, натуральный ультиматум. Или я, то есть – мы, продаем нашу клинику, или не продаем и сильно жалеем об этом. В понедельник надо дать ответ.

– Три дня на размышление.

– Вообще-то четыре, – поправил Геннадий Валерианович. – Это если считать субботу и воскресенье. Или же два.

– Это один старый детектив так назывался, – пояснил Александр, – про ограбление инкассаторов. Интересный.

– Не нужны мне эти детективы! – воскликнул босс, как будто Александр ему их предлагал. – У меня вся жизнь – сплошной детектив. Знаешь, что сказал мне Луценко? «Живы будете, а бизнесом заниматься больше не захотите». Представляешь? Еще похихикал так злорадно-злорадно.

«Злорадство – лучший вид радости», – вспомнилась к месту немецкая пословица.

– А кто хочет купить клинику, он так и не сказал? – спросил Александр.

– Нет! Я его дважды спрашивал, но он заладил, как попугай, свое «на данном этапе не могу разглашать эту информацию», и все тут. Я поинтересовался, не надоело ли ему играть в шпионов, и попросил проект договора для размышления. Он мне его сразу же со своего телефона отправил.

«Издержки прогресса, – подумал Александр. – Сидят люди друг напротив друга, а информацию через Интернет отправляют. Прикольно».

– Но там в покупателях значится какое-то ЗАО «Гердмонт-пул», зарегистрированное в городе Обнинске. Явно левая фирма, ни один поисковик ее не находит. А генеральным директором там Луценко Георгий Лаврентьевич, собственной персоной!

– Это называется «концы в воду», – прокомментировал Александр.

– Я эти концы из воды вытащу, – пообещал босс, – и удавлю их ими!

– Кого «их»? – заинтересовался Александр. – Есть какие-то подозрения?

– Да подозревать можно кого угодно, – хмыкнул Геннадий Валерианович. – Но я даже не понимаю, пытаются ли нас поглотить или же кто-то совсем посторонний хочет «отжать» у нас клинику, чтобы таким образом влезть в бизнес. Если бы знать, кто на нас давит, то есть – собирается давить. Ладно, все тайное рано или поздно становится явным, это еще Сократ говорил. Луценко я сказал, чтобы он не утруждался звонить или приезжать в понедельник, потому что другого ответа не будет. Но он ответил, что все равно позвонит, потому что ничего постоянного в мире не существует – все, мол, изменчиво. Философ доморощенный, мать его за ногу!

По избыточной эмоциональности нетрудно было сделать вывод о том, что Геннадий Валерианович немного навеселе. Или даже не «немного», а «изрядно». Поэтому Александр предложил:

– Может, завтра все обсудим? Утро вечера мудренее и.

– И трезвее, и светлее! – подхватил босс. – Обсудить мы с тобой все обсудили, теперь надо крепить оборону, выявить наши слабые места и заняться их ликвидацией.