Страница 36 из 44
Личностный потенциал как потенциал саморегуляции Д.А. Леонтьев
Теоретические и отчасти эмпирические исследования, выполненные за последние годы, позволяют рассматривать проблему личностного потенциала как проблему потенциала саморегуляции.
Регуляция и саморегуляция как ключевые понятия психологии
Любая система, как неорганическая, так и органическая, как пассивная, так и целеустремленная, взаимодействует с окружающей средой – даже капля камень точит. Регуляция означает приспособительное изменение параметров функционирования системы в зависимости от изменения значимых параметров окружающей среды. Понятия регуляции и саморегуляции применительно к любой динамической системе или процессу означают управление их параметрами в соответствии с заданными критериями; это управление осуществляется на основе регулярно поступающей в реальном времени информации о текущих параметрах как самой системы, так и окружения, с которым система взаимодействует. Таким образом, именно в понятии регуляции такие функции, как поддержание стабильности, самосохранение системы, с одной стороны, и адаптация системы к внешним условиям – с другой, оказываются объединены, выступают как две тесно взаимосвязанные стороны единого процесса.
Контур регуляции включает в себя пять основных элементов: (1) сам процесс, который регулируется, (2) заданные критерии, которым должен соответствовать этот процесс, (3) механизм обратной связи – поступления информации об актуальном состоянии процесса, (4) механизм сличения текущего состояния с заданным критерием, выявления наличия расхождений и определения степени этих расхождений и (5) управляющее воздействие на процесс с целью максимально восстановить соответствие критерию. О регуляции речь идет тогда, когда источник управляющего воздействия находится вне самого процесса, например, когда учитель или родитель наказывает ребенка за невыученные уроки или когда оператор, наблюдающий за положением стрелки, нажимает на кнопку, когда стрелка отклоняется. С саморегуляцией мы имеем дело, когда система регулирует сама себя, реагируя на отклонение процесса от заданных параметров (таковы, например, процесс выделения желудочного сока в зависимости от наполнения желудка или саморегулируемый технологический процесс, где оператор заменен контролером, вмешательство которого требуется только в экстренных, «внештатных» случаях).
Появление понятий регуляции и саморегуляции в западной психологии тесно связано с развитием в 1950–1960-х гг. кибернетики, прежде всего с работами Н. Винера и У.Р. Эшби, и общей теории систем Л. фон Берталанфи. Одной из первых психологических моделей регуляции поведения стала необихевиористская модель Т – О – Т – Е Дж. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама (1964). В нашей стране идеи системной регуляции активности на основе обратных связей не менее интенсивно развивались еще раньше в физиологии и физиологической психологии, начиная от И.М. Сеченова, И.П. Павлова, А.А. Ухтомского и Н.Н. Ланге, и вершинами их развития стали физиология активности Н.А. Бернштейна и теория функциональной системы П.К. Анохина. Развитие идей регуляции и саморегуляции в общей психологии шло в нашей стране и на Западе параллельно, причем взаимовлияния, насколько можно судить по ссылкам, крайне незначительны. Не только соответствующие работы советских и российских авторов практически неизвестны на Западе, но и основные теории и исследования саморегуляции в современной западной психологии (в частности, теории Ч. Карвера и М. Шейера, Э. Деси и Р. Райана, Ю. Куля) практически не находят отражения в российских публикациях по проблемам регуляции и саморегуляции.
В отечественной психологии идеи саморегуляции начали проникать в частные исследования уже в 1960-е гг., а в 1970-е гг. они стали облекаться в форму развернутых рабочих моделей в русле разных подходов. Так, одним из первых рассматривал эту проблему в контексте изучения решения задач Ю.Н. Кулюткин, завершив свою монографию тезисом: «Развивать мышление – это в первую очередь формировать те регуляторные системы, которые определяют способы действия все более высокого уровня и выраженного индивидуального своеобразия» ( Кулюткин , 1970, с. 221). А уже в монографии М.А. Котика дается весьма тщательное описание саморегуляции напряженной деятельности летчика, в котором сочетаются строгие теоретические модели, богатая феноменология и разнообразные экспериментальные данные, полученные автором. Рассматривая человека как саморегулируемую систему, он подчеркивает антиэнтропийный характер таких живых систем, формулируя в качестве ведущего принципа их саморегуляции «принцип активного развития их организации на основе регулярного воспроизведения маловероятных состояний системы, осуществляемого на базе энергии, извлекаемой из внешней среды» ( Котик , 1974, с. 32). М.А. Котик подчеркивает связь между энергетическими и информационными процессами, а также смыслами и значащими переживаниями, которые играют в процессе саморегуляции ключевую роль. В целом ряде эмпирических исследований он устанавливает взаимосвязи между сложностью задач, их значимостью, регуляторными реакциями (выражающимися, в частности, во включении активации того или иного типа и дозировании ее уровня) и индивидуально-типологическими признаками испытуемых. Еще одним проявлением саморегуляции служит выработка индивидуального стиля ( там же , с. 118–126). Позднее М.А. Котик представил более обобщенную картину саморегуляции предметного действия ( Котик , 1981, с. 171–201).
В последние три-четыре десятилетия проблематика регуляции и саморегуляции получила интенсивное развитие в русле отечественного деятельностного подхода. Как известно, любая теория, подход или парадигма проходит разные этапы и по мере развития неизбежно смещаются их акценты, происходит сдвиг центра тяжести теоретических и экспериментальных исследований с одних проблем и понятий на другие. В 1930–1950-е гг. в центре внимания культурно-исторической психологии и теории деятельности было соотношение деятельности и сознания, вопросы порождения сознания и психической реальности вообще в процессе деятельности, проблемы детской и педагогической психологии. В 1950–1970-е гг. акцент сместился на соотношение деятельность – действие – операция, на вопросы структуры и актуалгенеза деятельности, механизмов ее реализации. Центральными стали вопросы общей психологии, психологии труда и инженерной психологии. С конца 1970-х гг. произошел новый сдвиг акцентов – на соотношение личность – деятельность, на вопросы регуляции и саморегуляции деятельности, на проблематику психологии личности и клинической психологии.
Первой, с присущей ей исключительной проницательностью, это уловила и концептуально оформила Б.В. Зейгарник, опубликовавшая в 1981 г. статью «Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии», где она характеризовала эти два понятия как ключевые ( Зейгарник , 1981; см. также Зейгарник, Холмогорова, Мазур , 1989). Понятие саморегуляции, выступившее в этих работах как центральное и задавшее ориентир для деятельностного подхода на ближайшие десятилетия, явилось дальнейшим развитием исследований закономерностей и механизмов регуляции деятельности в процессе ее разворачивания и протекания, развернувшихся в 1970–1980-е гг. К ним относились в первую очередь исследования волевой регуляции (В.А. Иванников) и исследования смысловой регуляции и смысловой сферы личности (А.Г. Асмолов, Б.С. Братусь, Ф.Е. Василюк, Д.А. Леонтьев, Е.Е. Насиновская, В.В. Столин, Е.В. Субботский), а также многолетний цикл исследований мыслительной деятельности и целеобразования (О.К. Тихомиров, И.А. Васильев и др.), в котором интенсивно развивались регуляторные по своей сути модели, хотя чаще всего без использования самого термина «регуляция». На общетеоретической основе теории деятельности строил свои рабочие модели и М.А. Котик (1974, 1981).
Упомянутые исследования, однако, практически не затрагивали проблему личности, которая сводилась тогда к структуре мотивов, смысловых установок или смысловых образований; именно они и выступали в этих исследованиях как реальная регулирующая инстанция. Для понимания истинного соотношения между личностью как субъектом жизни, с одной стороны, и деятельностью, оснащенной многообразными механизмами ее регуляции, с другой, необходимо было ввести и концептуально осмыслить некоторую дистанцию между личностью и деятельностью, которая позволяла бы рассматривать личность не только как «момент деятельности» ( Леонтьев А.Н., 2004), но и как ее истинного субъекта, обладающего немалой степенью свободы по отношению к ней. Эту дистанцию Б.В. Зейгарник ввела с помощью понятия опосредствования, которое позволило ей сделать решительный переход от парадигмы регуляции деятельности к парадигме саморегуляции, субъектом которой выступает личность во всей своей целостности и нарушения которой отражают патологию личности, а не только деятельности.