Леонид Брежнев

Е. Чазов, с. 129.

Ему нравились песни Пахмутовой и Добронравова, он с удовольствием слушал Кобзона, в какой-то мере — Лещенко, особенно его «День Победы». Леониду Ильичу вообще очень нравились песни военно-патриотической тематики. С большой симпатией он всегда говорил о Зыкиной, особенно о ее лирическом репертуаре. Ему было очень приятно, когда на одном из правительственных концертов, транслировавшемся по Центральному телевидению, Людмила Георгиевна исполнила — конечно, прежде всего для него — «Малую землю». Ему нравилась София Ротару — и исполнением и своей внешностью; Леонид Ильич был уже не молод, но и здесь он, как и все мужчины, наверно, ценил женскую красоту. В основном он слушал песни по телевидению и радио, я что-то не припоминаю, чтобы он особенно увлекался грампластинками.

… Из молодых «звезд» эстрады Леонид Ильич выделял Пугачеву, а вот когда внуки «крутили» кассеты с песнями Высоцкого и голос гремел по всей даче, Леонид Ильич морщился, хотя его записи на даче были в большом количестве, они лежали даже в спальне.

Ю. Чурбанов, с. 369 [13].

Рабочий день Леонида Ильича обычно заканчивался в половине девятого, может быть, чуть раньше. От Кремля до дачи было 25 минут езды, он приезжал к программе «Время», которую обязательно смотрел, потом читал газеты, если не успевал проглядеть их утром, ужинал и шел отдыхать. По утрам за завтраком он читал «Правду», «Московскую правду», листал «Комсомолку», реже — «Советскую Россию». По вечерам читал «За рубежом», «Крокодил» — какие-то публикации в «Крокодиле» весело комментировались и обсуждались.

Ю. Чурбанов, с. 367 [13].

Продолжу описание распорядка дня Брежнева, тем более что ужином он не кончался, да и ужин, напомню, шел под программу «Время». Напоминаю потому, что руководил тогда Гостелерадио СССР опытный царедворец С. Г. Лапин, который конечно же знал, что Брежнев эту программу смотрит всегда.

Но то ли Брежнев в январе 1981 года был чересчур молчалив, то ли программа совсем уж была скучновата, но активной реакции Генсека она не вызывала. Лишь однажды — не помню уж по какому случаю — он громко проворчал, откликаясь на популярный политический «речитатив», связанный с его фамилией: «Опять все… Брежнев, Брежнев и Брежнев… Неужели не надоело…» Пустяк, вроде, но любопытный, не правда ли?

В. Печенев, с. 65–66.

Вспоминаю 1974 год, когда отмечалось всей страной двадцатилетие начала освоения целинных и залежных земель в стране. В Алма-Ату съехались руководители всех республик, секретари обкомов и крайкомов. Готовилось грандиозное шоу. Вечером, накануне торжественного заседания ждали прилета Брежнева. Люди в аэропорту собрались часа за два до прилета. Ко времени посадки «ИЛ-62» одетые по-весеннему партийные, советские, хозяйственные чиновники замерзли, потирали уши — март в Алма-Ате был с морозцем. Выстроенные огромным каре начальники терпеливо ждали прилета. Было уже темно, когда самолет приземлился и подрулил к встречавшим. Подали трап. Брежнев вышел под аплодисменты и гул приветствий. Он медленно спустился по трапу, поддерживаемый адъютантом, и попал в объятия Д. А. Кунаева, горячо расцеловавшись со своим старым и верным другом. И поток теплых объятий и поцелуев, мощный, как сель на Медео, не минул многих.

Эта маленькая и, полагаю, невинная склонность наших вождей к целованию стала достопримечательностью эпохи Брежнева и была заразительной, как гонконгский грипп. Целоваться стали все — секретари ЦК и крайкомов, обкомов и райкомов партии, руководители колхозов и совхозов, заводов и строек, советские и хозяйственные работники, военные и педагоги, пенсионеры и молодежь. Даже старые друзья, которые раньше ограничивались пожатием руки, теперь приникали к губам товарищей и наслаждались радостью общения. Это было какое-то поветрие и, пожалуй, одна из запоминающихся акций среди славных дел эпохи Л. И. Брежнева.

В. Болдин, с. 38.

При Брежневе награждения начали сопровождаться объятиями и поцелуями. Трудно понять и объяснить его личное пристрастие к «сочным» мужским поцелуям при каждой встрече в верхах.

Ю. Королев, с. 104.

Брежнев демонстрировал типично русское сочетание высокой дисциплинированности в одних случаях с ее полным отсутствием в других. Забавным символом такой несовместимости был его новый смешной портсигар с вделанным в него счетчиком, который автоматически выдавал одну сигарету в час. Это был способ, которым он боролся с курением. В начале каждого часа он церемонно вытаскивал выделенную сигарету и закрывал портсигар. Потом, спустя несколько минут, он лез в карман пиджака и доставал другую сигарету из нормальной пачки, которую тоже носил с собой. Таким образом он мог продолжать свое привычное непрерывное курение до тех пор, пока не срабатывал счетчик и он мог достать заслуженную сигарету из портсигара.

Р. Никсон, с. 432.

После ужина здесь же, как правило, «крутили кино». Завидовский киносеанс обязательно начинался «Альманахом кинопутешествий», который очень любил Брежнев (за всю свою жизнь я не смотрел столько альманахов!). После этого демонстрировался художественный фильм (и только советский!). На фильмах, которые ему «переводила» все та же работящая и всегда уравновешенно-благожелательная Галина Анатольевна, рядом с ним (с другой стороны) располагался Коля Шишлин. «Николай!  — громко звал его Брежнев, усаживаясь в кресле.  — Садись тут, рядом, кури!» Бывший заядлый курильщик Брежнев, которому и это, естественно, было уже давно категорически запрещено, таким образом удовлетворял свои старые, но не забытые пристрастия. Так что Шишлин вызывал у него позитивные эмоции, и потому мы использовали его в сложных случаях для «дипломатических переговоров» с хозяином дачи.

В. Печенев, с. 66.

В 1975 году врачи запретили Брежневу курить. Однако нам, охране, в связи с этим добавилось заботы. Мы начали обкуривать Генерального со страшной силой. Едем в машине — Рябенко и я еще с кем-нибудь из охраны — и курим по очереди без передышки. Пытался и сам он иногда закурить, но мы отговаривали: «Лучше мы все еще по разу курнем». И он соглашался. Зато когда подъезжаем, нас кто-то встречает, распахиваем дверцы машины, и оттуда клубы дыма, как при пожаре.

В. Медведев, с. 247–248. [47].

Пристрастием Брежнева и его семьи были подарки, которые плыли тогда в руки генсека бессчетно. Эта традиция вручать сувениры пришла на нашу грешную землю из международной практики и нашла здесь такие благодатные условия, что расцвела махровым цветом. Благо привычки щедринских и гоголевских чиновников не исчезли. Как и поцелуями, сувенирами стали обмениваться все.

Л. И. Брежнев и его команда, собираясь в командировку, запасались многочисленными дарами от часов до золотых и серебряных наборов, портсигаров и сервизов. Управляющий делами ЦК Н. Е. Кручина показывал мне ведомости, в которых перечислялись подарки для местных руководителей и зарубежных деятелей. Стоимость их была внушительна. Для последней поездки Брежнева в Узбекистан были выписаны подарки на всех руководителей республики, их замов, замов замов, стенографисток, машинисток и даже водителей машин, на которых ездили эти стенографистки. На это направлялись десятки, сотни тысяч партийных рублей…

Особая волна вручения подарков пришлась на семидесятилетие Брежнева, в конце 1976 года. Иностранные представительства считали своим долгом, зная нравы генсека, преподнести ему что-то нетленное. Не отставали и местные руководители. Не стану называть весь перечень картин, часов, кубков, дорогой видеотехники и прочих и прочих даров. Да всего я и не знаю. Но о судьбе одного подарка должен сказать. Речь идет о драгоценном чороне — якутском национальном сосуде для кумыса. Якуты решили преподнести Брежневу такой подарок, какой не мог сделать никто. Одновременно он должен был показать возможности Якутии, щедрость этого народа. Чорон изготовил народный художник РСФСР Т. Амосов. Работа над ним кипела не один месяц. Он выточил из редкого по величине бивня мамонта кубок, подготовил места, где должны быть вставлены бриллианты и другие драгоценные камни с серебряными оправами. Пять кристаллов природных алмазов редчайшей чистоты общим весом почти 12 каратов отправили на ювелирный завод для гранения и изготовили оправы. Работу эту вели московские гранильщики, и из пяти камней сделали шесть бриллиантов. Кроме того, из обрезков камней были выточены бриллианты для 12 роз. На московской ювелирной фабрике изготовили три ножки для кубка и пластинчатый обруч. Отлили из серебра шесть фигурных оправ, в которые было вставлено по бриллианту. В трех верхних оправах между бриллиантом и розами вставили по два альмандина — красных драгоценных камня. Чорон вручал Брежневу Г. Чиряев — первый секретарь Якутского обкома КПСС. На выставке подарков, как мне говорили, чорона не было. Брежнев отвез его домой.