Джон Кеннеди

Все эти смягчающие усилия были бесполезны. Немногие из студентов Миссисипи слышали или обратили внимание на его призыв. Еще до того, как он начал говорить, хотя он этого не знал, чиновники поспешили защитить себя слезоточивым газом (им было строжайше запрещено использовать пистолеты: они скрывались за внушительными заграждениями из камней, кирпича) и другими метательной снарядами, исчезли полицейские со скоростных магистралей: губернатор Барнет позже сказал, что им было приказано остаться и поддерживать порядок, но он так часто лгал во время кризиса, что ему трудно было поверить; как бы то ни было, полицейских было немного, и они не имели оружия. У некоторых бунтовщиков было оружие (тридцать лет спустя кажется удивительным, что их было сравнительно немного), с помощью которого они ранили 26 чиновников и убили журналиста и прохожего. Регулярные войска, наконец посланные Бобби Кеннеди, появились с досадным опозданием (еще один минус Пентагону в глазах генерального прокурора и его брата); все это продолжалось до зари. Президент не спал всю ночь: «Я никогда так интересно не проводил время после Бей-оф-Пигз», — отметил он[269]. Генеральный прокурор жестоко себя обвинил за то, что не послал войска по соседству, которые находились в повышенной боевой готовности. Но когда с рассветом войска появились, главное было достигнуто: Джеймс Мередит был зарегистрированным студентом университета Миссисипи — пал еще один бастион сегрегации.

Дело университета приобрело гораздо большую значимость. Это заставило каждого задуматься снова. Сенатор Истлэнл, публично нападая на чиновников за то, что они навлекли проблемы на свои головы собственным «любительством», и по обыкновению рассуждая о «судебной тирании», в частной беседе сказал Бобби, что Барнет вел себя нелепо[270]. Барнет решил, что его политическая карьера окончена, и когда его бывший заместитель Пол Джонсон стал губернатором, он быстро продемонстрировал, что отказался от вызывающей риторики, к которой часто прибегал Барнет в течение всего кризиса. Что гораздо более важно, власти в Алабаме сделали надлежащие выводы. Алабамский университет теперь остался последним университетом в стране, который не осуществил расовую интеграцию, и приближалась его очередь; следовало больше не допустить повторения фиаско, имевшего место в Миссисипи — это было плохо как для университета, так и для дела. «Многие из нас знали, что будущее Юга предопределено и что смешно продолжать пустословное открытое неповиновение», — сказал один конгрессмен[271].

У обоих Кеннеди был собственный расчет. Это дело вряд ли было рекламой их умения управлять кризисом: они были чрезвычайно рады, что никто из их чиновников не был убит и Мередита не линчевали. С точки зрения политики университет Миссисипи являлся тем, чего Кеннеди стремился избежать больше всего, как повторения Литтл-Рока, с войсками, посланными в южный город (они там оставались, пока Мередит не окончил университет летом 1963 года), и мощно вскипающим негодованием Юга относительно того, что он расценил как еще одно неправомерное вторжение янки. Но шума было больше, чем результата: интеграция высшего образования на Юге шла вперед, но черепашьим шагом и чисто символически.

Мартин Лютер Кинг и другие черные лидеры ощущали, что президент упускает время, не используя этот случай для того, чтобы воззвать к справедливости: все, о чем он говорил, сводилось к тому, насколько важно слушаться закона. Кинг чувствовал, что гражданские права «больше не господствуют в сознании нации»[272]. Президенту следовало забыть об эпизоде с Меридитом и о потенциально опасных политических последствиях для него самого, его программы и его партии, обращаясь к этому как можно реже.

Он поддерживал такое положение дел в течение нескольких месяцев. Он позволил пройти столетию провозглашения освобождения (1 января 1963 года) без президентского одобрения и сделал все для того, чтобы информация о большом приеме черных лидеров в Белом доме по случаю дня рождения Линкольна не попала в белую прессу[273]. (Мартин Лютер Кинг, А. Филип Рэндольф и Кларенс Митчелл не бойкотировали это событие). Он был занят другими президентскими делами, особенно кубинским ракетным кризисом и выборами в конгресс. Невозможно восхищаться столь неблагородным поведением, но это — одна из черт, которых время от времени требуют от демократических политиков их менее благородные избиратели. Даже когда он подписывал Закон об избирательном праве в 1965 году, Линдон Джонсон точно предсказал, что демократы не будут существовать для Юга еще в течение тридцати лет; его предшественника, возможно, не следовало обвинять за попытку избежать судьбы. Правильно или нет, он не должен был отказываться от усилий, которые оставались на его долю.

И все же в его позиции и расчетах произошел фундаментальный сдвиг. Он начал видеть Юг в его истинном свете. Так, после шума, поднятого вокруг случая Меридита, «он особенно хотел знать, правда ли, что все, чему его учили и чему он верил относительно зол реконструкции, действительно было правдой»[274]. Уже в феврале 1962 года он встретил Дэвида Дональда из Гарварда, одного из самых авторитетных историков периода гражданской войны, и начал понимать, что его собственные знания этого периода устарели по меньшей мере на двадцать пять лет. Сразу после событий вокруг университета Миссисипи он принялся читать работы К. Ванна Вудварда, включая, несомненно, «Необыкновенную карьеру Джима Кроу», основополагающую книгу по вопросу о движении за гражданские права[275]. Летом 1963 года, когда лист противозаконных действий на Юге пополнился новыми убийствами, он был готов поверить Артуру Шлезингеру, который сказал: «Я не понимаю Юг»; признать свою некомпетентность — это начало мудрости: «Я начинаю верить, что Тедиес Стивенс был прав. Меня всегда учили смотреть на него как на человека ошибочных взглядов. Но когда начал разбираться во всем этом, то удивился, как иначе можно было к этому отнестись»[276]. К тому времени он стал понимать, что безнадежно, даже аморально, пытаться дальше поддерживать компромисс с лидерами сегрегационистов, и что вместо этого он должен был подхватить знамя старых радикалов и укрепить Вторую реконструкцию. Это имело смысл даже политически: если он не мог выиграть на Юге, то ему удавалось сплотить Север.

Внешние силы продолжали вести его по пути, которым он должен был следовать. Он был популярен среди простых черных, но лидеры хотя и легко поддавались его обаянию, все более становились скептичны к его действиям. Он считал, что недостаточно хорошо выполняет свои обязанности, особенно когда республиканцы принимались это обсуждать. 28 февраля 1963 года, две недели спустя после приема по случаю дня рождения Линкольна, он направил в конгресс специальное послание по гражданским правам, в котором хвалился достижениями последних двух лет в этой области и призывал законодательные органы совместно с исполнительной властью по окончании редакции провести новый закон об избирательном праве и ускорить рассмотрение исков по этому закону; он попросил фонды помочь продолжающейся десегрегации общественных школ. Это был первый билль о гражданских правах, когда-либо предложенный, и тот факт, что Кеннеди вообще выдвинул предложения, показывает, как далеко он продвинулся со дня инаугурации. Но для лидеров движения по гражданским правам этого было недостаточно. Рэндольф начал планировать большой марш в Вашингтоне, чтобы оказать давление на конгресс, и если необходимо, то также и на Белый дом; Кинг последними штрихами заканчивал план основной кампании в Бирмингеме, штат Алабама; который он называл «самым сегрегированным городом в США»[277].

269

Бранч. Отделяя воды. С. 667.

270

Брауэр. Джон Ф. Кеннеди. С. 187 и 198.

271

Там же. С. 200.

272

Бранч. Отделяя воды. С. 672.

273

Даже черная пресса преуменьшила значение этого, но все же он оставался самым большим приемом, когда-либо проведенным; Луис Мартин, организатор, говорил, что «Кеннеди умилялся такому количеству черных гостей, которые когда-либо здесь собирались за всю историю Белого дома» (Бранч. Отделяя воды. С. 694).

274

Брауэр. Джон Ф. Кеннеди. С. 204., цитируется по КУИ: Соренсен. Любопытно, что такой примечательный комментарий не отражен в книге Соренсена.

275

Там же. С. 153 и 240.

276

Шлезингер. СД. С. 856. Особым нарушением, которое пробуждает воспоминания, является убийство Медгара Иверса, главы и организатора НАСЦН в Миссисипи. Кеннеди принял семью Иверса в Белом доме, а генеральный прокурор присутствовал на похоронах Медгара Иверса на Арлингтонском кладбище (где вскоре будут похоронены он и его брат).

277

Соренсен. Кеннеди. С. 489.