Марсианин

Ги де Мопассан

Марсианин

Я собирался работать, когда вошел мой слуга и объявил:

— Сударь, с вами хочет поговорить какой-то господин.

— Проси.

Передо мной предстал маленький человечек в очках. У него был вид изможденного школьного учителя, платье свободно болталось на его тщедушном теле.

Поздоровавшись, он пробормотал:

— Извините, сударь, ради бога извините за беспокойство.

— Присаживайтесь, сударь, — сказал я. Он присел и заговорил:

— Сударь, я очень волнуюсь оттого, что отважился на этот шаг. Но я должен был во что бы то ни стало с кем-то потолковать. Мне не к кому было пойти, кроме вас… кроме вас… Наконец я набрался храбрости… но право же… я не решаюсь.

— Не робейте, сударь.

— Видите ли, сударь, боюсь, что, как только я начну свой рассказ, вы можете подумать, что я не в своем уме.

— Помилуйте, сударь, это уж будет зависеть от вашего рассказа.

— Признаться, сударь, я собираюсь рассказать вам странную историю. Только, пожалуйста, не сочтите меня за безумца: я сам допускаю, что этот случай необычен.

— Хорошо, сударь, я слушаю вас.

— Я не безумен, сударь, нет, у меня лишь безумный вид одного из тех людей, которые больше других предавались размышлениям и сумели хотя бы немного раздвинуть границы человеческой мысли. Посудите сами, сударь: люди в этом мире ни о чем не думают. Каждый занят своими делами, своим состоянием, своей жизнью, наконец, или же всякими вздорными развлечениями — театром, живописью, музыкой или политикой, этим пустейшим времяпрепровождением, проблемами индустрии. Но где же мыслители? Где они? Их нет! Однако я увлекся. Извините. Вернусь к моему рассказу.

Вот уже пять лет, как я приезжаю сюда, сударь. Вы меня не знаете, но я знаю вас очень хорошо… Я никогда не появляюсь ни на вашем пляже, ни в казино. Я живу среди скал, я совершенно очарован скалами в Этрета 1. Нигде я не встречал подобной красоты и покоя. Я хочу сказать, что нигде не думается так легко. А что за прелесть эти тропинки между морем и небесами, петляющие среди трав по отвесным каменным кручам, где земля обрывается над океанским простором! Здесь, на стометровой высоте, под палящими лучами солнца на заросшем травой откосе я уносился мыслями вдаль, здесь я провел мои лучите дни. Понятно ли я говорю?

— Да, сударь, вполне.

— А теперь разрешите мне задать один вопрос.

— Спрашивайте, сударь.

— Верите ли вы в то, что другие планеты обитаемы?

Не выказав своего удивления, я, не задумываясь, ответил:

— Разумеется, верю.

Его охватил бурный восторг. Он вскочил, явно намереваясь стиснуть меня в объятиях, снова сел, потом воскликнул:

— Ах, какая удача, какое счастье! Мне стало легче дышать! Как я мог усомниться в вас? Одни невежды не верят в существование обитаемых миров. Только глупцы, идиоты, кретины и неучи могут думать, что тысячи галактик излучают свет и вращаются в пространстве лишь ради удовольствия и забавы человека — этого безмозглого насекомого. Они не понимают, что Земля — невидимая песчинка среди других миров, что вся наша система не более чем несколько молекул звездного вещества, которым грозит неминуемая гибель. Взгляните на Млечный Путь, на этот поток звезд, и задумайтесь над тем, что он всего лишь капля в бесконечном пространстве. Поразмыслите над этим каких-нибудь десять минут, и вы поймете, почему мы ничего не видим и не знаем, почему мы не способны что-либо предсказать. Мы уперлись в одну точку и, кроме нее, ровным счетом ничего не замечаем, но обо всем беремся судить и рядить. Ах, какое было бы диво, если бы в один прекрасный день перед нами раскрылась великая тайна внеземной жизни! Но, увы, я сам говорю глупости, мы ее никогда не разгадаем, ибо наш разум способен познавать лишь земные явления и не может выйти за их пределы; он ограничен, как и наша жизнь, прикован к нашему маленькому шарику и способен лишь сопоставлять. Посмотрите же, сударь, как тупы и безрассудны люди, как слепо верят они в могущество нашего разума, который недалеко ушел от инстинкта животных. Мы не в состоянии осознать даже собственное бессилие, мы годимся только на то, чтобы разбираться в ценах на масло и пшеницу или в лучшем случае сравнивать достоинства двух лошадей, двух пароходов, двух министров или актеров.

И только. Единственное, что мы действительно умеем делать, так это обрабатывать землю и с грехом пополам пользоваться тем, что лежит на самой поверхности. Стоит нам сконструировать машины, способные двигаться, как мы, словно дети, начинаем удивляться каждому открытию, которое разумным существам положено было бы сделать много веков назад. Нас до сих пор окружает неведомое, даже теперь, когда, имея за плечами тысячелетнюю цивилизацию, мы вдруг обнаружили существование электричества. Бы согласны со мной?

— Да, сударь, — с улыбкой ответил я.

— Ну, что же, очень хорошо. Итак, сударь, вы никогда не интересовались Марсом?

— Марсом?

— Ну да, планетой Марс?

— Нет, сударь.

— Разрешите мне кое-что рассказать вам о ней?

— Конечно, сударь, с большим удовольствием.

— Вы, очевидно, знаете, что планеты нашей солнечной системы произошли из раскаленной туманности в результате отделения от нее газовых колец, которые, постепенно сжимаясь, образовали плотные сферические тела.

— Да, сударь.

— Из этого следует, что планеты, наиболее удаленные от Солнца, являются самыми старшими по возрасту и, следовательно, имеют более древнюю цивилизацию. Они возникли в таком порядке: Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Земля, Венера, Меркурий. Допускаете ли вы, что эти планеты, как и Земля, могут быть населены?

— Разумеется, да. Почему Земля должна быть исключением?

— Отлично. Марсиане древнее землян… Но я забегаю вперед. Сначала я хочу вам доказать, что на Марсе есть жизнь. Марс представляется нам примерно таким же, какой Земля должна представляться марсианам. Океаны там занимают меньше места, они более разбросаны. Их распознают по темному оттенку, потому что вода поглощает свет, тогда как суша его отражает, география этой планеты часто изменяется, и это подтверждает, что там происходят активные процессы. Времена года там сходны с нашими, а на полюсах лежит снежная шапка, которая в зависимости от сезона то уменьшается, а то начинает расти. Год там продолжается очень долго — в нем шестьсот восемьдесят семь земных или шестьсот шестьдесят восемь марсианских суток, которые по временам года распределяются следующим образом: на весну приходятся сто девяносто одни сутки, на лето — сто восемьдесят одни, на осень — сто сорок девять и на зиму — сто сорок семь суток. Облачность на Марсе менее значительная, чем на Земле. Поэтому он сильнее нагревается и сильнее остывает.

Я перебил его:

— Простите, сударь, но поскольку Марс находится на большем расстоянии от Солнца, чем Земля, мне кажется, что там постоянно должна быть более низкая температура.

Мой странный посетитель взволнованно воскликнул:

— Заблуждение, сударь! Совершеннейшее заблуждение! Летом мы намного дальше удалены от Солнца, чем зимой. Температура на вершине Монблана гораздо ниже, чем у его подножия. Впрочем, сошлюсь на механическую теорию тепла Гельмгольца и Скиапарелли. Нагревание почвы зависит главным образом от влажности атмосферы. И вот по какой причине: поглощающая способность молекулы пара в шесть тысяч раз выше, чем молекулы сухого воздуха. Таким образом, водяные испарения являются для нас источником тепла; поскольку же на Марсе незначительная облачность, климат там должен быть более холодным и более жарким, чем на Земле.

— Вы меня убедили.

— Прекрасно. Теперь, сударь, послушайте меня внимательно. Я вас очень прошу.

— Я весь внимание, сударь.

— Слышали ли вы о знаменитых каналах, открытых в 1884 году господином Скиапарелли?

1

Местность на побережье Нормандии, где часто бывал Мопассан.