Три

— Хай? — рявкнул в ответ мужской голос.

— Кендзи Янагида?

— Да?

— Меня зовут Элспет Мартинс. Вам говорил обо мне Паскаль де ла Круа.

Через мгновение щелкнул замок, и дверь открылась.

Я шагнула в коридор, пахнущий плесенью, и, поскольку больше идти было некуда, начала спускаться по короткой лестнице. В конце ее находилась полуоткрытая дверь без опознавательных знаков. Я толкнула ее и оказалась в большой мастерской, где царил беспорядок. В центре комнаты я заметила группку людей. А затем мозги у меня заклинило — не могу найти более точного слова, чтобы передать суть происшедшего! — потому что до меня вдруг дошло, что это не люди, а сурработы.

Я насчитала их шесть — три женщины, двое мужчин и (как это ни ужасно!) ребенок; они стояли на стендах, и свет галогеновых ламп отсвечивал от их восковой кожи и слишком блестящих глаз. Еще несколько сидели на стульях и потертых креслах в полутемном углу — один из них даже забросил ногу на ногу в совершенно естественной человеческой позе.

Кендзи вышел из-за большого рабочего стола, покрытого какими-то проводами и уставленного компьютерными мониторами и оборудованием для пайки. Он выглядел на десять лет старше и на двадцать килограммов легче, чем в роликах на YouTube, — кожа вокруг глаз была покрыта морщинами, высокие скулы выглядели слишком выпирающими, как на голом черепе.

Без каких-либо приветствий он сказал:

— Какая у вас есть для меня информация?

Я рассказала ему о признании Эйса и вручила копию расшифровки переговоров пилотов. Не меняя выражения лица, он быстро пробежал ее глазами, после чего сложил листок и сунул в карман.

— Зачем вы мне это принесли?

— Я подумала, что вы имеете право знать правду. Ваши жена и сын были в том самолете.

— Спасибо.

Несколько секунд он пристально смотрел на меня, и у меня сложилось впечатление, что он видит меня насквозь.

Я показала в сторону сурработов.

— Чем вы здесь занимаетесь? Они все для Культа Хиро?

Он скривился.

— Нет. Я изготовляю копии людей. В основном для корейцев. Копии людей, которых они потеряли.

Взгляд его скользнул в сторону стопки восковых масок, лежавших на скамейке. Посмертных масок.

— Как та, которую вы сделали с Хиро?

Его передернуло. (Кто станет винить его за это? Не очень-то деликатно с моей стороны было сказать такое.)

— Янагида-сан… ваш сын, Хиро… когда его убили, вы сами опознавали его?

Я внутренне приготовилась к потоку ругательств в свой адрес. Но вместо этого он просто сказал:

— Да.

— Простите, что задаю такие вопросы… просто ходит столько слухов, что, может быть, он не… может быть…

— Мой сын мертв. Я видел его тело. Вы это хотели у меня узнать?

— А Чийоко?

— Так вот почему вы приехали? Чтобы спросить меня о Хиро и Чийоко?

— Да. Но эта расшифровка — настоящая, тут все правда. Даю вам слово.

— А зачем вы хотели узнать о Чийоко?

Я решила говорить только правду. Подозревала, что любую ложь он раскусит сразу же.

— Я следую по цепочке зацепок, касающихся Троих. И она привела меня к вам.

— Ничем не могу вам помочь. Уходите, пожалуйста.

— Янагида-сан, я проделала очень длинный путь…

— Почему вы не можете оставить все так, как есть?

Я видела горе и боль в его глазах. Я зашла с ним слишком далеко и, честно говоря, была сама себе омерзительна. Я уже развернулась, чтобы уйти, но в этот момент заметила в темном углу сурработ, который наполовину спрятался за копией тучного мужчины. Это была женщина в белом кимоно, которая сидела в специально выделенной для нее зоне. Она казалась единственной из всех, кто дышал.

— Янагида-сан, это копия вашей жены? Хироми?

Последовала долгая пауза, потом он сказал:

— Да.

— Она была очень красива.

— Да.

— Янагида-сан, а она… она не оставила послания? Ну, ишо, как некоторые другие пассажиры?

Я уже не могла остановиться. Мне было необходимо это знать.

— Она там.

На секунду я подумала, что он имеет в виду жену. А потом в голове что-то щелкнуло.

— Она? Вы имеете в виду Чийоко?

— Хай.

— В лесу? Аокигахара?

Он едва заметно кивнул.

— А где в лесу?

— Этого я не знаю.

Я не собиралась больше испытывать свою удачу.

— Спасибо вам, Янагида-сан.

Когда я уже поднималась по лестнице к выходу, он сказал:

— Погодите.

Обернувшись, я оказалась с ним лицом к лицу. И выражение этого лица было таким же бесстрастным, как у стоявшего рядом с ним сурработа. Затем он сказал:

— Хироми… В своем послании она сказала: «Хиро умер».

Вот так. Это было все, чего я добилась. Я понятия не имею, почему Кендзи рассказал мне содержание ишо его жены. Может быть, он просто был благодарен за расшифровку переговоров пилотов. Может быть, он, как и Эйс, считает, что больше не имеет смысла держать все в себе.

А может быть, он соврал.

Лучше я отошлю тебе это прямо сейчас. Wi-Fi здесь дерьмовый — чтобы сделать это, придется спускаться в фойе. В лесу будет холодно — начал идти снег.

Сэм, я знаю, что шансы на то, что ты на самом деле прочтешь это, невелики, но просто чтобы ты знала: я решила, что после этого я возвращаюсь. Обратно в Нью-Йорк-сити — если губернатор не треплется насчет референдума о выходе из состава Штатов, я хочу быть там. Не собираюсь больше убегать. Надеюсь, что ты тоже будешь там.

Я люблю тебя,

Как это заканчивается

Маскировка Элспет за темными очками и теперь уже немного влажной марлевой маской в пригороде работает так же эффективно, как и в городе, — до сих пор никто из пассажиров, едущих вместе с ней, ни разу даже не задержал на ней взгляд. Но когда она выходит на Отцуку — крошечной станции, выглядящей так, будто время для нее остановилось в пятидесятых годах прошлого века, — человек в униформе что-то рявкает.

Ее мгновенно охватывает паника, но потом она догадывается, что он всего лишь просит предъявить билет. Кивнув, она протягивает ему свой билет, и он жестом показывает ей на старинный локомотив, ожидающий на соседней платформе. Звучит свисток, и она вскарабкивается на поезд, испытывая большое облегчение оттого, что вагон пуст. Она опускается на скамейку и пытается расслабиться. Поезд дергается, содрогается и начинает набирать ход, а она смотрит через покрытые сажей окна на припорошенные снегом поля, деревянные домики с покатыми крышами и небольшие промерзшие огороды, совсем пустые, если не считать пропавшей от мороза капусты. Через щели вагона свистит ледяной воздух, в стекло тихо бьется легкий снегопад. Она напоминает себе, что до Кавагучико, конечной станции, еще четырнадцать остановок.

Она сосредотачивается на стуке колес и старается не задумываться о том, куда направляется. На третьей остановке в вагон поднимается мужчина с лицом таким же помятым, как его одежда, и она напрягается, потому что он выбирает место напротив нее. Она молится, чтобы он не попытался вовлечь ее в разговор. Он ворчит, роется в своей большой сумке для покупок и вытаскивает пакет с чем-то, напоминающим гигантские роллы, завернутые в листы нори. Один из них он сует в рот, а затем предлагает пакет ей. Решив, что отказаться будет невежливо, она бормочет: «Аригато» — и берет один. Но вместо риса, завернутого в лист морской водоросли, она кусает какую-то воздушную хрустящую сладость со вкусом заменителя сахара. Она не торопится есть это, чтобы он не вздумал предложить ей еще (ее уже и так мутит), а потом потихоньку роняет голову, делая вид, что дремлет. Это притворство лишь отчасти: после бессонной ночи она выдохлась.

Когда она в следующий раз открывает глаза, то ошеломленно вздрагивает: за окном высятся громадные американские горки, с ржавеющей рамы которых свисают хищные зубы сосулек. Должно быть, они относятся к одному из ныне не работающих курортов на горе Фудзи, о которых ей рассказывал Дэниел, — нелепый динозавр, застрявший неизвестно где.