Галилей

Дело не только в Капре и его сбежавшем учителе. В Падуе у Галилея было немало тайных врагов, которые не могли простить ему независимости суждений. Они тоже подзуживали Капру. Приятно насолить ненавистнику, да еще чужими руками!

В конце августа 1607 года вышла в свет блестящая и яростная книга «Защита Галилео Галилея против клевет и мошенничеств Бальтасара Капры». Плагиатор был изничтожен. Свою книгу Галилей сразу же послал наследному принцу Козимо.

Такой снежной зимы не помнили ни древние старики, ни городские хроники. Сообщение между Падуей и Венецией было надолго расстроено. Письма из Флоренции вместо пяти дней шли три недели. На улицах Падуи лежали высоченные сугробы.

В марте 1608 года после короткого потепления снова стало холодно. Среди ученых разгорелся спор. Медики утверждали, что обилие снега представляет великую угрозу: если не избавиться от сугробов, произойдет вреднейшая порча воздуха, людей станут мучить всякого рода колики, воспаление легких и лихорадки. Кое-кто предрекал повальный мор. Врачи даже составили заявление, требуя от властей собрать по всему городу снег и сбросить в реку. Только двое ученых, Кремонини и Галилей, не разделяя их опасений, отказались подписать нагоняющую страх бумагу.

Несколько дней горожане, оставив все другие занятия, сгребали снег и доставляли его к реке. Падуя была спасена от ужасной напасти! Правда, и в других местах, где не было столь предусмотрительных медиков, мора не приключилось — сугробы быстро растаяли. Тем не менее позиция Кремонини и Галилея заслужила осуждение. Разве допустимо из тщеславия или гордыни подчеркивать свое несогласие с мнением большинства?

Микеланджело уехал служить в Мюнхен, к герцогу Баварскому, и там недолго думая женился. Мало того, закатил грандиозный пир. Галилей выразил ему свое возмущение. Но упреки в расточительстве не произвели впечатления: «Вы говорите, что я истратил большую сумму денег на обед, я этого не отрицаю, но учтите, что это была моя свадьба. Я не мог истратить меньше, ибо было восемьдесят человек, среди них много важных господ и послы четырех государей. Пренебречь обычаем этой страны я не мог, дабы не навлечь на себя позора, и поэтому вынужден был сделать то, менее чего сделать было невозможно». Микеланджело не соглашался, что «выбросил такие деньги ради собственной прихоти». Ведь чтобы собрать их, он во многом себе отказывал!

Рассчитывать, что братец выплатит свою часть долгов, не приходилось. Однако угрызений совести тот не испытывал: «Следовало давать приданое сестрам не только сообразно с вашим желанием, но и сообразно с моим кошельком!»

Надо было думать о сестрах и не торопиться с женитьбой? Такого самопожертвования от Микеланджело ждать было напрасно. Боже милостивый! Всю жизнь терпеть нужду, дабы скопить какие-то деньги, и потом отдать их сестрам. Нет, это ярмо для него непосильно: даже если он и три десятилетия будет отказывать себе во всем, то не заработает столько, чтобы расплатиться. Вот если он продаст лютню, то сможет прислать тридцать флоринов.

Тридцать флоринов, когда речь шла более чем о полутора тысячах! Кредиторы отказывались ждать. Галилею снова пришлось обращаться к попечителям, чтобы ему выплатили вперед годовое жалованье. Сагредо, назначенный консулом в Сирию, хоть и был занят подготовкой к отъезду, все-таки нашел возможность помочь ему в этом.

Еще осенью Галилею писали из Флоренции, что их высочество выразил желание приобрести хороший магнит, и просили о содействии. У Сагредо был отменный экземпляр. Сагредо, натура увлекающаяся, успел к нему охладеть. Немец-ювелир хотел купить этот магнит для императора, предлагал двести скуди золотом. Но они не сошлись в цене — стоил магнит раза в два дороже.

Такая цена показалась и Фердинандо чрезмерной. Торговаться было не в характере Сагредо. Магнит он передал Галилею с царственным жестом — делайте, мол, с ним что хотите. Пока между Галилеем, который считал долгом постоять за интересы Сагредо, и тосканским двором шла переписка, магнит находился в Падуе. Чуть ли не всю зиму и весну Галилей ставил различные опыты.

В конце концов Фердинандо распорядился купить магнит. Из-за его пересылки Галилей пережил много волнений. Отправить его пришлось с почтовым курьером. За три недели из Тосканы не удосужились сообщить о доставке магнита! А ведь тот стоил целое состояние! Галилей думал, что посылка пропала.

Да, государева семья не жаловала его вниманием. Услуги принимали как должное, полагая, что он все делает ради собственного удовольствия. Пора понять: если он обучает наследного принца, то должен быть уверен, что это ценят!

Винта по просьбе Галилея объяснил Христине, что у того нет личных дел в Тоскане, но он приедет, если узнает, что в нем нуждаются, Христина рассыпалась в похвалах, назвала его первым математиком всего христианского мира и высказала настойчивое желание, чтобы он пожаловал на лето заниматься с принцем.

Он понял, что ему приказывают, сразу же ответил Галилей, и явится, как только позволят силы и разрешат врачи.

На этот раз пребывание в Тоскане было особенно удачным. И Христина и великий герцог явно ему благоволили.

От родственников после возвращения из Флоренции и вовсе не стало покоя. Неужели он не воспользуется благосклонностью Христины, чтобы поправить положение семьи? Если он ничего не хочет просить для себя, то пусть подумает о сестре. В пробирной палате освободилось место контролера. Бенедетто и не надо лучшего. Галилео обязан помочь зятю.

На него давили до тех пор, пока он не сел писать великой герцогине. Знаки расположения, коими он был удостоен, внушают ему смелость нижайше молить, чтобы государь удовлетворил прошение его зятя, Бенедетто Ландуччи, подателя сего письма. Никто из вассалов не превзойдет Ландуччи в усердии и верности. Если тому окажут просимую помощь, то бедная семья его будет избавлена наконец от длительных лишений.

Ответа пришлось ждать почти месяц. Ходатайство Ландуччи удовлетворено быть не может, поскольку вакантную должность великий герцог обещал другому.

Только ли этим объясняется неудача? Или сыграло свою роль и то, что он до сих пор не прислал Христине астрологических разъяснений, о которых его просили еще в Тоскане? Может ли человек, метящий на пост придворного математика, заявить, что не верит в астрологию? Ведь лишь тот математик и хорош, кто умеет читать судьбу по расположению светил.

Скрепя сердце Галилей принялся составлять гороскоп. Его промедление зависело-де от сложности расчетов. Он уточнял необходимые данные по «Прусским таблицам», потом внес поправки сообразно с исчислениями Тихо Браге. Это заняло столько времени, что лишь теперь он может высказать нечто определенное относительно сомнений государыни. Он полагает, что девятый неблагоприятный период в жизни великого герцога начнется не через восемнадцать месяцев, а через два с половиной года. «Но его, я надеюсь, их высочество переживет наисчастливейшим образом по милости всемогущего господа, в чьих руках главным образом и находится попечение о тех, кто предназначен править народами».

Во Флоренции заключение Галилея было принято с надеждой и радостью. Оно оказалось тем более своевременным, что врачи уже не скрывали опасений. Когда государю несколько полегчало, Христина прочла ему письмо Галилея. Фердинандо ожил. Вот это настоящий ученый — ему ничего не стоит правильно вычислить расположение небесных светил! Как он его недооценивал! Галилей, кажется, просил за своего родственника? Неважно, что место в пробирной палате обещано другому. Отдайте его Галилееву зятю!

На сей раз Христина была достаточно тверда, и совет аудиторов назначил Бенедетто Ландуччи на вакантную должность.

Три дня спустя Фердинандо скончался.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

МЕДЛИТЕЛЬНА НАДЕЖДА, БЫСТРОКРЫЛ СЛУЧАЙ