Страница 48 из 58
— Захарчук… — послышался испуганный голос лейтенанта. — Ты тут, Захарчук?
— Тута я, товарищ лейтенант, — откликнулся Захарчук. — Корпус, ты как, живой?
— Господи христосе, — Корпус перекрестился. — Смотрите, что это?
Из снежной горки поднималась изящная черная тень.
— Мертвяк! — истерически закричал лейтенант. — Захарчук, стреляй!
Захарчук поднял автомат и дал короткую очередь. Тень чуть погнулась, но тут же распрямилась и расправила щупальца: по четыре штуки с каждого бока.
— Зачем вы, судари? — спросила мертвячка Наташа, пытаясь совладать с новым телом. — Больно, однако!
Лейтенант выхватил у остолбеневшего рядового Корпуса автомат, загородил его собой и открыл огонь. Полетели осколки, заискрился видеоящик компутера.
— Да чего вы?! — возмутилась Наташа. — Я и так едва сдерживаю новоприобретенную хищную сущность! — Она хихикнула над своей фразой. Впрочем, девушке было не до смеха: умирать она в ближайшее время как-то не собиралась, а тут — на тебе. Хорошо еще снег с оживлением помог, а то совсем труба.
Дверь распахнулась, в кабину проник неоновый свет. Рядовой Корпус очухался и кинулся в общую залу. Сбил с ног зазевавшегося патологоанатома, хлебавшего китайский обед из картонной чашки. Корпуса схватили за плечо:
— Рядовой, ты чего творишь?!
— Девушка с тентаклями! — завопил Корпус, вырываясь из захвата. — Тентакли идут, спасайся, кто может!
Из кабинки вылетел лейтенант, заскользил по гладкому полу на спине, уронил автомат. В дверном проеме показалась смиренная Наташа, прижала щупальца к груди:
— Судари, выслушайте меня, пожалуйста. Не надо криков и пальбы, давайте обсудим положение, как цивилизованные люди!
— Огонь! — закричал лейтенант, скольжение которого приостановилось благодаря ножке стола.
Обмершие от страха люди подняли оружие.
— Вы человеки или бабезьяны? — возмутилась Наташа.
Массированный огонь отбросил ее обратно в кабинку, прямо на снег. Из кабинки закричал Захарчук:
— Люди добрые, поаккуратнее, пожалуйста! Я всё еще тут нахожусь!
Наташа повернула к нему голову. Захарчук пожал плечами:
— Вы уж не серчайте на них, барышня: работа такая.
— Я что, очень страшная стала? — спросила Наташа, окутываясь роем целебных синих искр.
— Отчего же? Весьма симпатичная и прилично одетая барышня, — сказал Захарчук. — Это если не считать щупалец и черных глаз, конечно; еще кожа суховата да бледновата, но это ничего, свежая деревенская пища вернет коже розовый цвет в мгновение ока, вы уж поверьте старому Захарчуку.
— Вы — хороший человек, сударь, — сказала Наташа. — Не какой-нибудь бабезьян.
Захарчук кивнул и спросил:
— Простите, барышня, но почему бабезьян-то?
Наташа пожала плечами:
— Я почем знаю? Моя новая измененная сущность подсказывает мне, что вы не бабезьян, в отличие от тех, кто снаружи. — Она хихикнула и захлопнула рот ладошкой. — Господи, чего я хихикаю-то? Грустить надо — померла, — а меня на хи-хи пробивает.
Снаружи завозились:
— Корпус, обходи слева, Хачикян, cправа. Возьмем чудище в клещи!
— Вишь ты, в клещи собрались брать, — восхитился Захарчук. — Это вам, барышня, не просто так, это военная стратегия и тактика!
— Товарищ лейтенант, как справа-то? Тут дверь одна!
— Отставить! Кидай гранату, Корпус!
— А мнэ можно?
— И ты кидай, Хачикян!
— Какую, к лешему, гранату? — возмутился Захарчук. — А как же я? Бабезьян, что ли?!
В кабинку влетела граната, еще одна… Наташа взмахнула щупальцами, и гранаты полетели обратно.
— А-а-а-а-а…
— Ла-ажись!
— …а-а-а-а-а!
Гранаты взорвались, повалил дым. Наташа, быстро передвигая щупальцами, поползла наружу.
Лейтенант схватил мертвого рядового Корпуса за грудки и давай трясти:
— Рядовой, вставай! Вставай, это приказ! — Лейтенант плакал. — Да как же это? Как? Я ведь любил тебя! Как младшего брата любил!
Из-под стола выполз Хачикян с потемневшим лицом; увидел Наташу, поднял автомат. Наташа махнула щупальцем и выбила оружие у него из рук.
— Зачем вы, сударь? — укоризненно покачала головой.
— Я лучшэ умру от своэй руки, чем от твоэго щупальца, мертвый тварь! — фанатично завопил Хачикян, хватая кусок стекла. Воткнул стекло себе в живот и захрипел, заваливаясь на бок.
— Еще один бабезьян, — возмутилась Наташа и залезла на стол. Открылась парадная дверь, внутрь повалили спецназовцы — как бешеные муравьи. Наташа схватила щупальцами соседний стол, размахнулась и метнула в спецназовцев.
— А-а-а-а-а…
— Ла-ажись!
— …а-а-а-а-а!
Спецназовцев разметало, как плюшевые кегли.
Лейтенант поднял рядового Корпуса на руки и понес к выходу, страшно вращая безумными глазами.
— Держись, рядовой. Мы выживем. Мы еще услышим, как птицы поют по весне, как мамка с коромыслом по полю идет; поет что-то русское, исконное: «Во поле березка стояла… во поле красненька стояла… ох, краснюча-краснюча… ох, краснюча-краснюча…» — Голос лейтенанта дрогнул. — Я люблю тебя, рядовой Корпус!
— Гомик! — закричал кто-то.
— Кто там вопит? — возмутился лейтенант. — А ну выходи, я тебе покажу «гомика»!
— Не могу! Ногу придавило!
— Что за гнилые отмазки?!
Наташа щупальцами выломала часть стены; прищурилась от яркого солнечного света.
— Тварь вышла из-под контроля! — закричали сзади. — Танки! Нам нужны танки!
В ответ стонали раненые.
Здание сеть-клуба взяли в кольцо милиция, военные и ФСД. Подкатил джип с тяжелым пулеметом. Люди с каменными лицами следили за осторожными передвижениями Наташи. Мертвая девушка замерла у фонарного столба и, смущенно улыбаясь, обратилась к почтенному собранию:
— Судари, дайте сказать, не палите зазря! Я не причиню вам вреда! Но и вы мне не причиняйте: вы ж не бабезьяны, в конце-то концов!
— Она нас оскорбляет! — истерически завопил кто-то. — Нас, людей!
Ему влепили пощечину:
— Успокойся, рядовой! Надо выказывать доблесть, нет времени истерить!
Из дверей клуба вышел лейтенант с окровавленным Корпусом на руках:
— Голубчики! — крикнул он, роняя убитого на теплый сырой асфальт. — Посмотрите, что эта тварь сделала с простым русским рядовым!
— Серая дрянь недостойна коптить наше небо, — потрясенно прошептал капитан ФСД Мальчиков и скомандовал: — Огонь на поражение!
— Капитан! Первоцвет Любимович приказал взять тварь живой!
— Беру всю ответственность на себя, — процедил Мальчиков. — Тварь, подобная этой, убила мою бабушку в Пушкино. — Он уверенно повторил: — Огонь!
Плотный огонь заставил Наташу юрким осьминогом забраться на вершину фонарного столба, а оттуда совершить могучий прыжок на крышу частного продовольственного магазина.
— Судари, не будьте бабезьянами! — закричала она с крыши. — Образумьтесь!
Тяжелый пулемет застрочил по крыше магазина; с кряхтением рухнула беременная неоном вывеска. Какой-то молодой рядовой закричал:
— Не сметь! Это семейная собственность!
— Что? Что такое?
— Семейный магазин Ищенко рушат! Вот сволочи!
Рядовой Ищенко забрался на джип, схватил пулеметчика за плечо и закричал:
— Прекрати стрелять!
— Че?!
— Прекрати немедленно!
Мальчиков увидел, что Ищенко мешает пулеметчику, и приказал:
— Арестовать Ищенко! Он заодно с мертвячкой!
— Серые среди нас! — завопил кто-то справа. — Ищенко — мертвяк!
Люди дрогнули: милиционеры направили стволы на военных, военные направили стволы на милиционеров, эфэсдэшники направили стволы на всех.
— Братушки, да что же вы…
— Мочи серых! — закричал лейтенант, пытавшийся сделать непрямой массаж сердца Корпусу. — Всех до единого убить!
— А-а-а-а-а…
— Ма-а-ачи!
— …а-а-а-а-а!
Стреляли, куда попало. Во всеобщем хаосе погиб капитан Мальчиков: его сразили пулей в грудь. Падая на пахнущий пряностями тротуар, он успел подумать, что умирает, как настоящий мужчина.
— С-цуки!