Девочка и мертвецы

— Разве я что-то говорила?

Ионыч с трудом поборол желание ударить ее по лицу.

— Ионыч! — позвал дядь Вася. — Ну чего вы там?

— Идем, — пробубнил Ионыч.

На улице похолодало. Морозный пар клубился в воздухе, оседал на стеклах, ржавеющих трубах, мышиных норах, стриженых ногтях и глазных яблоках.

Уходили дворами, под матерное карканье ворон.

Глава третья

— Антоша! Антошенька! Что за шум? Кто пришел? Неужели мертвые?

— Заткнись, мама! — прикрикнул Антон и шмыгнул припухшим носом. — Вот уж точно: женский словесный фонтан не заткнуть никаким способом!

— Насморк, дорогой? — Сокольничий Федя сочувственно покивал.

Антон пожал плечами. Ружье он не опускал, чуть не тыкал им в Федину усталую от долгой беготни физиономию. Был бы штык, заколол бы меня уже, подумал сокольничий уныло. Ах, как обидно осознавать, подумал он, что тебя готовы заколоть просто так — за то, что ты покусился на махонький кусочек чужой территории.

Укрытая до вялого подбородка женщина, расположившаяся на толстом полосатом матрасе в темном углу чердака, схватилась за край одеяла:

— Антошенька, мне страшно. Мне так жутко, Антоша! Почему ты молчишь? Скажи, кто пришел? Ответь, сынок!

— Мама, закрой варежку… — устало попросил Антон и обратился к Феде: — Зачем сюда залез?

— Внизу бардак, окна расколочены, дверь выбита к дьяволу, — сказал сокольничий. — Мертвяки могут вернуться в любой момент, а я слишком устал от них бегать. Решил вот на чердаке переждать. Тут надежнее.

— Это наш чердак, мой и мамин, — с нажимом сказал Антон. — Уходи подобру-по здорову, добрый человек.

— Я много места не займу, — сказал Федя. Сел, прислонился спиной к холодной стене. Достал из-за пазухи пачку сигарет, стукнул о ребро ладони. Протянул сигаретку парню с ружьем:

— Будешь, родной? Угощаю.

— Не курю, — Антон оглушительно чихнул и прогундосил: — Я высморкаюсь, а ты пока настройся на серьезный лад: не переношу шуточек! — Не сводя с Феди глаз, он подполз к маленькому чердачному окошку, достал из картонной коробки, что стояла под окошком, клетчатый платок в три пальца по диагонали. Сжал платком застуженный нос, трубно высморкался — будто слоняра какой.

Женщина отбросила одеяло, села:

— Антоша, что там? Скажи мне честно, умоляю тебя! Мертвые пришли надругаться над моим телом? Они уже тут?

— Мама, прошу тебя, ложись спать. Здесь нет мертвых! — Антон посмотрел на Федю и буркнул: — Мама слепая. И немного того… этого.

Сокольничий кивнул, чиркнул спичкой и закурил.

— Не курите тут. — Антон нахмурился. — Курение вреднее всего бьет по организму пассивного курильщика, то есть по моему организму и по маминому.

— Приоткрой окошко, — посоветовал Федя. — Чтоб не так вредно било.

— Не могу. Мама простудится.

— Тогда стреляй, дорогой. — Сокольничий пожал плечами. — Я бегал от мертвяков три часа без передыху, некогда было перекур устраивать. Если сейчас не покурю, то окочурюсь от нехватки никотина в ушах. Мне терять нечего, кроме последней затяжки, ради которой я уж точно рискну жизнью.

Антон не двигался, размышлял. Наконец, протянул руку, откинул шпингалет и распахнул окошко. С улицы дохнуло холодом.

— Спасибо, Антошенька, — сказал сокольничий. Он привстал и, согнувшись в три погибели, чтоб в силу своего немалого роста не задеть потолок, подошел к окошку. Крепко и сладко затянулся, выгоняя из мышц накопившуюся усталость. С сочувствием взглянул на женщину, укрытую пуховым одеялом. — Несчастная. Тяжело ей, наверно.

— М-м…

— Антон, — прошептала женщина. — Я знаю, ты меня обманываешь. Ты не хочешь меня пугать, но ложь пугает меня гораздо больше, чем правда, какой бы она ни была. Скажи мне: кто этот человек, который пришел сюда? Он мертвый? Какие у него цели?

— Он не мертвый, мама, — грустно ответил Антон. — И я жалею об этом: в мертвого я бы давно уже выстрелил. Без обид, — бросил Антон Феде.

— Что ты, никаких обид. — Сокольничий подмигнул Антону. — Ситуацию в общих чертах я представляю и твое настроение понимаю.

Женщина повернула голову в ту сторону, где сидел Федя. Сокольничему показалось, что женщина его видит. Но ее слепые глаза целились чуть мимо.

— Скажите, уважаемый, — прошептала Антошина мама, — только скажите честно: вы мертвый?

— Пока нет, — усмехнулся Федя. Досмалил сигаретку, выкинул окурок в окошко. Виновато поглядел на шмыгающего носом Антона, стукнул по пачке пальцем. Зубами жадно сжал кончик сигареты, вытянул как занозу из кожи. Закурил, испытывая наслаждение, близкое к райскому.

— Мой муж, Антошкин отец, пропал в Снежной Пустыне, — прошептала женщина. — Соседи думают, что он стал серым. Они потешаются надо мной. Говорят, что зажарят и съедят моего любимого, если он явится в город; рецепт просят, как лучше приготовить. Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?

— С вашим любимым не знаком, — признался Федя. — Не имею чести.

— Они просят у меня перец, соль и укроп; говорят, хотят сварить моего любимого. Они хотят приготовить из него фрикадельки по-некрасовски и шницель. Что такое шницель? Я не знаю: не русское какое-то слово. Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?

— Не имею чести, — сказал Федя.

— Зачем им укроп? Это дорогая трава; они хотят забрать у меня укроп и моего любимого; всё забрать. Мерзкие соседи. Почему у других соседи добрые, отзывчивые, понимающие, а у меня — жестокие и алчные? Откуда такая несправедливость? Скажите, уважаемый, вы знаете моего любимого?

— Не имею чести, — повторил Федя.

— Если вы мертвый, то должны его знать, — упрямо сказала женщина. — У моего любимого каштановые волосы и роскошные казачьи усы. Скажите честно, уважаемый, вы видели его?

— Нет, — терпеливо повторил сокольничий. — Не видел и знать не знаю, как выглядят казачьи усы.

— Они роскошные. По-настоящему роскошные, понимаете? Ну поймите же меня, наконец!

— Мама, засохни! — рявкнул Антон. — Отец давно помер, не тревожь его душу понапрасну!

Федя с укором посмотрел на него:

— Не стоит так кричать, Антошенька. Я с удовольствием послушаю вашу маму.

— У вас приятный баритон, но мертвое сердце, — сказала женщина. — Это так жаль… Вы — мертвец! — закричала она вдруг.

Сокольничий вздрогнул от неожиданности и уронил окурок на ладонь. Чертыхнулся и выбросил бычок на улицу. Пережив нервное потрясение, он даже не почувствовал боли от ожога.

— Скажите, как вас зовут? — спокойным голосом поинтересовалась Антошина мать.

— Федор, — представился сокольничий. — Человек я простой, и имя у меня простое, русское.

Женщина ждала.

— Сокольничий я, — подумав, добавил Федя. — Холостой мужчина без определенных занятий.

Женщина улыбнулась и легла. Антон нервным движением руки захлопнул окно, поспешил к матери и накрыл ее одеялом. Женщина дышала легко, спокойно.

— Уснула, надо же. — Антон почесал затылок. Угрюмо посмотрел на Федю. — Припасов хватит на сутки, не больше: у меня тут полбуханки ржаного хлеба да две консервы, «Бычки в томате». Потом надо будет спускаться.

— Через сутки серым от души наваляют, как раз и спустимся. — Федя кивнул. — Может, и раньше, конечно.

— Вы не понимаете, — сказал Антон. — Этого нам с мамой на сутки едва хватит. Вам есть нечего.

— Я много не ем, — сказал Федя и достал из кармана потемневший яблочный огрызок. — Вот, сочное яблочко погрызу. Хватит до завтрашнего вечера.

Антон протяжно высморкался.

— Что мне сказать, чтоб вы поняли, что вам здесь не место?

— Ничего не надо говорить, — сказал сокольничий, поудобнее устраиваясь под окошком. — Я понимаю твои настроения, Антошенька, но очень хочу спать и поэтому никуда не уйду.

— Если вы приблизитесь ко мне или маме, я пристрелю вас! — заявил Антон. — И суд меня оправдает: скажу, с мертвяком вас в силу близорукости спутал.

— Договорились, Антошенька.

— Давайте хотя бы дежурить ночью по очереди! — в отчаянии предложил Антон. — Боюсь из-за усталости проспать настоящего мертвеца!