Страница 11 из 58
— Я ничего не считаю, — бросил дед, прижимая платок к покрасневшему носу. — Но с такими людьми надо держать ухо востро. — Он наклонился к Марику и сказал очень тихо, чтоб Катенька не услышала: — Ты сам видел, во что они превратили несчастного ребенка. Если до крайности дойдет, разрешаю воспользоваться пистолетом, который лежит у тебя в нижнем ящике стола. Но это только в самом крайнем случае. В самом, слышишь! Ради игры вздумаешь с огнестрелом побегать — вздую. Понял, внук?
Марик кивнул:
— Конечно, деда. Я не подведу.
— Вот и умница.
Дед перешагнул порог.
Замер. Обернулся.
— Спокойной ночи, ребята, — сказал ласково.
— Дяденька! — Катенька подбежала к двери, остановилась, не зная, как выразить словами спутанные мысли. Помяла край футболки в кулаке и прошептала, пряча глаза:
— Дядя Ионыч хороший. Заботится обо мне. — Она радостно вскинула голову. — А дядя Федя как-то купил мне альбом и акварельные краски, и я рисовала картинки, но дядя Ионыч увидел альбом и… — Катенька опустила голову и выдавила: — Дядя Ионыч хороший.
— Конечно, кроха, — нежно сказал дед, погладил Катеньку по голове и вышел. Марик подошел к двери и закрыл на засов. Заныли половицы под дедовыми ногами. Потом дед ступил на лестницу. Марик и Катенька стояли и слушали, как Пяткин грузно спускается по скрипучим ступенькам и иногда сморкается в платок, и Марик подумал, что дедушка уже очень старый. Крепкий, но старый, и ему недолго осталось жить, и скоро Марик останется совсем один, если не считать осточертевших туров и старого пса Балыка — как он там, кстати? А как туры? Вдруг испуганное непогодой животное выкопается из земли и поднимет кого-нибудь из собратьев на рога? А если… Марик помотал головой, прогоняя скверные мысли, и преувеличенно бодро произнес:
— Не волнуйся, всё будет хорошо!
— Хорошо, дяденька.
Марик взял засмущавшуюся Катеньку за руку и подвел к своей тахте:
— Будешь спать здесь. А я — в кресле.
— Но разве удобно спать сидя, дяденька? — Катенька вспомнила ночевку в вездеходе, и ее передернуло.
— Кресло раскладывается. — Марик улыбнулся. — И волшебным образом превращается в кровать.
Катенькины глаза засияли:
— Правда, волшебным?
Марик засмеялся:
— Шучу я, дуреха!
Катенька потупилась.
— Видишь маленькую дверцу в углу, возле секретера? Там ватерклозет и раковина. На полке две зубные щетки, одна совсем новая, в пластике, не распакованная, можешь ее взять. А я почищу зубы старой.
— Почистишь зубы? — Катенька виновато посмотрела на Марика.
— Ты что, блин, зубы никогда не чистила? — спросил мальчишка. Он попытался пошутить: — Даже я, внук фермера, погонщик туров, чищу зубы каждый день…
Катенька улыбнулась. Улыбнулась той самой улыбкой, которая совсем недавно обожгла Ионыча. Марика улыбка заставила покраснеть от стыда — он ощутил смутную вину перед девочкой.
— Я никогда не чистила зубы, — произнесла Катенька.
— Это несложно, — сказал Марик. — Я научу. — Ему пришло в голову, что если Катенька завтра-послезавтра уедет с Ионычем, это умение ей не пригодится. Марику стало тошно от такой мысли, и он кинулся в ватерклозет. Взял с полки щетку и зубную пасту.
— Вот, смотри: выдавливаешь пасту на щетку посредством нажатия пальцами на край тюбика, а потом… — Он провел щеткой по зубам. — Вот так… туда-сюда… ну… понимаешь?
Катенька зажала рот ладошкой и захихикала.
Марик улыбнулся, неловко почесал затылок щеткой.
— Ну а чё… — пробормотал он. — Прикольно…
— Прикольно, — согласилась Катенька с улыбкой. — Очень-очень прикольно!
Марик, обрадованный тем, что удалось развеселить девочку, положил щетку на место и кинулся к компутеру.
— Щас я тебя еще кое-чем удивлю! Ты, наверняка, ничего подобного не видела! Вот смотри, что мне один друг из Есенина понаприслал… видюшки с настоящими смертями от несчастных случаев! Вот дядька в канализационный люк упал, смотри, как подбородком забавно шандарахнулся… идиот, правда? А вот тетка переходила дорогу, на нее чуть велосипедист не наехал, она отпрыгнула и — хрясь! — под машину. Ужас, правда? А вот мужика на стройке катком переехали… или вот еще, мужик скворечник вешал, с дерева упал и спиной прямо на решетку… кошмар, да?
Марик обернулся. Катенька смотрела мимо видеоящика.
«Дурень, — мелькнуло в голове у Марика. — Такие гадости девчонке показывать… тоже мне, удивил».
— Я, в общем-то, не хотел ничего такого… — буркнул он. — Хотел мультяшку включить…
Катенька молчала.
Проклиная себя за проявленную в неподходящий момент кровожадность, Марик прошептал:
— Ты это, блин… прости.
Катенька спросила:
— Дяденька, а почему у вас на картинках только взрослые дяденьки и тетеньки умирают? А дети как же?
— Ну… — Марик почесал нос. — С детьми тоже, наверно, несчастные случаи приключаются… но это как-то неправильно, видюшки с мертвыми детьми смотреть…
— Почему неправильно?
— Ну чё там… — Мальчишка совсем растерялся. — Как это можно так… дети, они ж, блин, маленькие, не выросли еще… а на них смотреть, как умирают. Лучше уж совсем не смотреть. Нельзя смотреть, вот и все дела, и думать об этом тоже нельзя, неправильно. Поняла?
— Поняла, дяденька.
— Ну ладно, — сказал Марик. — Ты иди зубы чисти и там всякое… а я пока за компутером посижу, порублюсь во что-нибудь.
— «Порублюсь»? — переспросила Катенька.
— Ну… пошпилю, в смысле. В «Старпера», например.
— В «Старпера»?
— Ну… это такая компутерная игрушка, клевая. Про сумасшедшего старика, который путешествует по зоне и всех стреляет, и думает, что все в зоне — мертвяки, а на самом деле это обычные люди. По ней, кстати, много книжек написали, фантастических, целую серию. У меня почти все есть! — похвастался Марик. — Вон, на полках стоят. Дед из самого Толстого привозит.
Катенька помялась и тихо попросила:
— Дяденька, вы не выключайте компутер, когда ляжем спать. Мне очень приятно, что он светится рядышком. — Катенькины глаза сами засветились, как крохотные видеоящики. — Пожалуйста!
Марик кивнул.
Глава одиннадцатая
В ночи раздался голос Ионыча, вялый с похмелья, кровоточащий от унылой мысли, терзавшей ржавым саморезом нетрезвый разум:
— Как же мы так, Феденька? Встали на путь разбоя и преступления.
Сокольничий зашевелился под одеялом. Сел на кровати, схватился за голову:
— Тарелка в том повинна, Ионыч, как пить дать. Мы с тобой люди верующие, положительные, по своей воле так бы не поступили.
— Думаешь?
— Недавно проверял тарелку и знаешь, что услышал? Стук какой-то! Точно тебе говорю: то стучали механизмы, предназначенные для управления нейронными сетями наших мозгов!
— Так я и думал… — пробормотал Ионыч потрясенно. — Нейронными сетями управляют, ироды, свободу поступка на корню душат.
— То-то и оно, Ионыч. То-то и оно.
— Ладно, черт с ней, с тарелкой. Мы ведь, если задуматься, не праведников убили, а так, шваль, мерзейших госчиновников, бюрократов.
— Орудия мы с тобой, Ионыч, орудия в руках божиих, по-другому и не скажешь. — Федя сокрушенно покачал головой и почесал заскорузлую пятку через дырку в носке. — Но не всякий праведник нас поймет. И в Китеж-град путь нам уже закрыт.
Ионыч поднялся, заглянул в окно — снаружи бушевала, ломаясь о крепкие стены, непогода. Ионыч заложил руки за спину, прошелся по комнате.
— Праведники не поймут, — согласился Ионыч. — Они, праведники эти, привыкли чужими руками жар загребать.
Федя вздохнул:
— Делаем за них всю грязную работу, а они еще и недовольны.
— Вот, к примеру, старик Пяткин, — продолжил Ионыч. — Праведный вроде старикан. А с меня триста рубликов сколотил самым бессовестным образом. И где, спрашивается, благодарность за то, что мы черную работу за него сделали, чтоб он чистеньким оставался, перед всевышним незапятнанным? Где благодарность, я спрашиваю?