Страница 65 из 67
Путин проводит независимый внешнеполитический курс, который на фоне очередного приступа русофобии на Западе вызывает у нашего гражданина естественную и опять же традиционную поддержку.
Хуже дело с социальными обязательствами, но и они, пусть по минимуму, выполняются. И это уже неплохо с точки зрения большинства, которое еще помнит времена, когда даже зарплату людям платили через пень-колоду. И это опять наша старая привычка — соглашаться в отношениях с государством на минимум.
Медленно, но все же восстанавливается армия, что всегда было крайне важно для нашего патриотически настроенного гражданина. Ну и так далее.
Почти все эти плюсы несут в себе при внимательном рассмотрении и минусы, однако они не столь очевидны простому человеку. А видимые даже ему "заусеницы" путинской власти (вроде коррупции или бюрократического засилья) отодвигаются им мысленно на второй план. Как говорили, тяжело вздыхая, наши бабушки, "лишь бы не было войны". Вот и сегодня, повторяю, для очень многих наших сограждан остается в силе примерно та же старая шкала приоритетов.
Именно поэтому, несмотря на впечатляющий рейтинг Путина, барометр все равно показывает "пасмурно". Россия находится сегодня в "точке бифуркации", а это означает, что шансы на успех и провал примерно равны.
Сам терпеть не могу в родном языке иностранный мусор, но, к сожалению, короткого и точного термина на русском в данном случае не нашел. "Точка бифуркации" — такое положение системы, при котором она существовать в прежнем состоянии уже не может, поэтому у нее остается лишь два варианта. Либо она распадается на отдельные фрагменты, которые дальше уже существуют сами по себе; либо система, осознав опасность, начинает меняться и, приобретая за счет каких-то мер большую устойчивость, выживает и сохраняет свою целостность. Как-то так.
В этом шатком состоянии и находится современная Россия, где риск стагнации (а затем распада) и надежда на перемены (а вслед за этим прорыв в будущее) временно уравновешены. По историческим меркам положение краткое. Хотя, разумеется, у истории одни мерки, у человека другие. То, что быстро для истории, бывает иногда очень долго для человека: у него-то мерка — одна-единственная жизнь.
Причин, почему Россия оказалась в столь сложном положении, немало, а корни некоторых проблем, как мы уже видели, уходят в далекое прошлое. И все же не будем еще раз опускаться в исторические глубины. Лучше пройдемся по главным реперным точкам постсоветской истории.
Для многих весь период от краха СССР до дня сегодняшнего представляется чем-то единым, хотя на самом деле мы уже пережили несколько крутых исторических поворотов. Прежде всего, важно понять, что с появлением в Кремле Бориса Ельцина у нас в стране произошла (если использовать привычные с советских времен термины) не буржуазно-демократическая, а лишь буржуазная революция. Буржуазный, рыночный компонент революции тогдашних младореформаторов интересовал — и потому, что, по их мнению, можно было избежать коммунистического реванша, лишь создав в стране класс собственников, и потому, что такой поворот сулил многообещающий передел "общенародной сокровищницы".
А вот второй, демократический компонент революции, в ходе реализации "большого передела" мог только помешать. Опасения отчасти резонные. Смягчить дикость периода "первичного накопления капитала" в какой-то мере способна лишь демократия. Впрочем, и преувеличивать этот фактор (Россия не Чехия) не стоит: младенческая демократия, даже если бы ей с самого начала предоставили идеальные условия для созревания, эффективно противостоять свирепому инстинкту первоначального обогащения не смогла бы. Разве что помогла бы устранить какие-то крайности. Поэтому метаморфозы, произошедшие с Россией в период перехода от Госплана к рынку, были, видимо, трагической неизбежностью.
Что, однако, не отменяет того факта, что демократический компонент революции тогдашняя власть вполне осознанно ампутировала, заменив его бутафорским протезом. Последствия этой операции ощущаются в России и сегодня: кому легко шагать на протезе?
Иначе говоря, с демократией у нас дело, при всех громогласных рассуждениях ельцинистов о Свободе, с самого начала постсоветской эпохи обстояло плохо. Это не оправдание нынешней власти, просто, как на Руси справедливо говорят, "всем сестрам по серьгам". Конечно, с тех пор кое-что изменилось. Но не принципиально, разве что у работников нынешнего бутафорского цеха появились новые "предвыборные гаджеты", поэтому сегодня таскать тяжелые коробки из-под ксерокса уже не требуется.
Другое дело словосочетание "частная собственность". Только оно и являлось для буржуазной революции важным. То, что процесс появления в стране собственника, о котором мечтали теоретики буржуазной революции, на практике проходил в России предельно грязно — с рейдерским мордобоем, а то и с пальбой по живым мишеням, — тогдашних реформаторов не смущало: все списали по статье "усушка и утруска".
Владимир Путин, конечно же, вышел из "ельцинской шинели" пошива 90-х, что, однако, не помешало новому лидеру внести серьезные изменения в доставшееся ему наследство. В чем, впрочем, заслуга не столько его, сколько самой истории, с которой не поспоришь. Вслед за любой революцией обязательно следует период реакции.
Пугаться этого слова не стоит. Реакция — это то время, когда новая власть, отодвинув в сторону "старых большевиков", с одной стороны, институализирует главные завоевания революции, то есть закрепляет их законодательно и в сознании граждан, а с другой стороны, отказывается от наиболее экстравагантных и нежизнеспособных идей, рожденных мятежной стихией. Не говоря уже о том, что именно реакция наводит в разгромленном после революции доме элементарный порядок: чинит стулья и окна, разбитые матросами, а главное, обеспечивает новой элите тот жизненный комфорт, к которому она всякий раз начинает стремиться после долгих баталий и бессонных революционных ночей.
Именно этим и занимался Владимир Путин весь срок своего первого президентства. Устранял разнообразные поломки, следил за тем, чтобы склоки вокруг дележа остатков российских богатств были бы не столь громкими, прекратил времена "семибанкирщины", четко указав олигархам предел их влияния.
Одновременно, конечно, Путин щедро оделял самых верных своих соратников — не без этого. Чем сильно подстегнул в стране коррупцию, научив "нового русского" легально и нелегально делиться с государством, поскольку деньги нужны и ему. Впрочем, будем справедливы. Отобранные правдой и неправдой у бизнесмена и рядового налогоплательщика деньги шли не только на загородные особняки для чиновничества, но и для того, чтобы подлатать изношенное российское исподнее. "Старых большевиков" ельцинской эпохи Путин также не обидел: наворованное в 90-е с ними и осталось.
Немало протокольных слов о демократии вслед за Ельциным сказал и Владимир Путин, однако это как раз то единственное, чем на деле он не захотел заниматься ни в свой первый срок президентства, ни впоследствии. Как уже говорилось выше: формально у нас в стране есть все важнейшие демократические механизмы. Более того, все они даже крутятся, только вот демократии производят ничтожно мало. И это не случайность. Такой задачи перед нашими общественными институтами постсоветская власть всерьез никогда и не ставила. Российская бутафорская или имитационная демократия с самого начала была — и по сию пору остается — лишь макияжем, прикрывающим довольно неприглядную физиономию отечественного капитализма.
В идеале для России Путин должен был покинуть политику сразу же после своего первого президентского срока. Тогда подошел момент, когда России требовалось на долгие годы вперед четко определить свой курс, но для этого нужен был уже совсем иной политик. Тот, кто неплохо справлялся с чисткой авгиевых (ельцинских) конюшен, совсем не обязательно столь же силен в прокладке путей для движения в будущее. Это разная работа.