Страница 35 из 67
К моменту прихода Александра II к власти сарана была тяжело больна, но, как показали реформы, все же излечима. Люди не поддержали русских радикалов даже тогда, когда им искусственно закачивали в кровь адреналин, рассчитывая с помощью террора подстегнуть в них революционную пассионарность. Единственным результатом террора стало то, что европейские реформы в стране остановились, а вслед за этим началась и реакция.
Для больной страны, у которой отобрали лекарство, это было смертельно опасно. Для революции — замечательно.
Писатель Василий Розанов, свидетель предреволюционных событий, своеобразно, но точно описал попытки предпоследнего русского государя совладать со своей империей, проведя параллель между Медным всадником Этьена Фальконе и не менее гениальным, но уже в своей нелепости, памятником Александру III, созданным русским итальянцем князем Паоло Трубецким.
К статуе Фальконета, этому величию, этой красоте поскакавшей вперед России… как идет придвинуть эту статую… Россия через двести лет после Петра, растерявшая столько надежд… Конь не понимает, куда его понукают. Конь — ужасный либерал: головой ни взад, ни вперед, ни вбок. "Дайте реформу, без этого не шевельнусь". — "Будет тебе реформа!"… Больно коню: мундштук страшно распялил рот, нижняя челюсть почти под прямым углом к линии головы… Громадное туловище с бочищами, с брюшищем, каких решительно ни у одной лошади нет… Бог знает что… Помесь из осла, лошади и с примесью коровы… "Не затанцует". Да, такая не затанцует; и, как мундштук ни давит в небо, "матушка-Русь" решительно не умеет танцевать ни по чьей указке и ни под какую музыку… тут и Петру Великому "скончание", и памятник Фальконета только обманувшая надежда и феерия… С другой стороны, видя, что конь хрипит, всадник принимает его за помешанную, совершенно дикую и опасную лошадь, на которой если нельзя ехать, то хоть следует стоять безопасно и неподвижно. Так все это и остановилось, уперлось…
"Остановилось и уперлось" — точнее не скажешь об эпохе Александра III. Это лишь короткая по историческим меркам пауза перед тем, как лошадь понесла и сломала шею уже другому, куда более слабому седоку — Николаю II.
Ничего принципиально нового Александр III в русскую жизнь не внес. Над этой эпохой, как справедливо замечали многие, витала тень Николая I, с той лишь разницей, что идейным противником Николая был Петр Великий, а император Александр III боролся с реформами отца, не сумев их полностью сломать, но успев изрядно исковеркать. Сомнение у царя вызывала даже целесообразность отмены крепостного права, он искренне подозревал, что отмена рабства "ослабила народную силу". Оба "контрреволюционера", и Николай I, и Александр III, даже начали одинаково — с пяти виселиц. Один казнил декабристов, другой — наследников декабристов, террористов из "Народной воли", хотя призывов прервать цепь насилия раздавалось в то время немало: этот открыто требовали, например, писатель Лев Толстой и философ Владимир Соловьев.
Новый император выбрал иной путь: сразу же после кровавой мартовской драмы 1881 года в России возникла тайная добровольческая карательная организация "Священная дружина". Целью ее стала защита царя и физическое устранение противников престола как дома, так и за границей. Существовала она, правда, недолго: организацию упразднили уже в сентябре 1881 года после вступления в силу чрезвычайного Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Но сам факт появления в России "эскадронов смерти", сформированных из придворной аристократии и отбросов общества (первые планировали убийства, а вторые их осуществляли), достаточно красноречив. Александр III "толстовцем" не был: на "красный" террор оппозиции он ответил "белым".
После Октябрьской революции 1917 года на "белый" террор большевики в свою очередь ответят "красным" террором. Власть поменяется, а менталитет нет. Характерной чертой всех российских режимов было нежелание или неумение договариваться с инакомыслящими.
Мечты о продолжении реформ новый император развеял быстро. "Я слишком глубоко убежден в безобразии выборного представительного начала, — заявлял он, — чтобы когда-нибудь допустить его в России в том виде, как оно существует во всей Европе".
Западу было предложено не беспокоиться и следовать своей дорогой дальше, не оглядываясь на притормозившую уже в который раз Россию. А русским — снова подождать лучших времен. В качестве компенсации из николаевской кладовой власть вытащила старый лозунг: "Россия для русских".
Александр Александрович стал императором лишь потому, что семью Романовых постигло горе: в молодые годы умер старший сын Александра II Николай, исповедовавший, по свидетельствам некоторых современников, либеральные взгляды. Можно лишь предполагать, какой стала бы Россия при втором подряд либеральном монархе, если бы не "уперлась", а последовательно продвигалась вперед. От брата Александр унаследовал не только титул цесаревича, но также невесту — датскую принцессу Дагмар (после перехода в православие Мария Федоровна) и учителя — известного консерватора Константина Победоносцева. Как говорили о нем знающие люди, "он, как мороз, препятствует дальнейшему гниению, но расти при нем ничего не будет".
Учиться ремеслу государя будущий русский император начал, таким образом, поздно, двадцати лет от роду, и насколько он преуспевал в науках, неизвестно. "Школа Победоносцева" от "школы Жуковского" отличалась не только идеологически, но и тем, что здесь экзаменов не сдавали. Современники, знавшие Победоносцева, свидетельствуют, что на вопросы, как успевает его ученик (затем по той же методе он воспитывал и Николая II), тот только пожимал плечами, признавая, что не имеет ни малейшего представления, какие знания наследник усвоил из его лекций.
В результате, как пишет даже любивший государя Сергей Витте, правитель из Александра получился "ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования". Все эти "ниже среднего" отчасти компенсировалось "громадным характером" и незамысловатой, но практичной головой.
Для российской экономики и русской казны в особенности Александр III и вправду сделал немало, но истинно хозяйской его внутреннюю политику ("остановиться и упереться") назвать вряд ли возможно. Настоящего "хозяина" в лице императора Россия за 13 лет так и не почувствовала.
Может быть, и вправду не хватило времени. Во всяком случае, умный Витте считал, что консерватизм недолгого по русским меркам правления Александра III (он умер от нефрита, не дожив до пятидесяти) был продиктован лишь реакцией на убийство отца. Затем, по прошествии времени, в силу присущего царю здравого смысла, полагал Витте, он неизбежно пришел бы к необходимости продолжения либеральных реформ.
Однако это лишь смелое предположение. Реально в русскую историю Александр III вошел как эпигон курса Николая I и запомнился современникам своей твердой нелюбовью к "конституционным галлюцинациям", космополитам и евреям.
Поэт и писатель Андрей Белый назвал этот период русской истории "сумеречным состоянием", а Лев Толстой, подводя итоги царствованию, утверждал, что в это время "разрушили все то доброе, что стало входить в жизнь при Александре II". Известная доля преувеличения здесь есть. Разрушили, к счастью, не все, но исковеркано действительно было многое: и русское земство, и русский университет, и русский суд, и русская пресса, и русские армия и флот.
Поражение в войне с Японией ковалось уже в эпоху Александра III. Великого князя Константина Николаевича — того, что блестяще воссоздал наш флот после Крымской войны, за либерализм от дел тут же отстранили. Вместо него "на хозяйство" был назначен бездарный Алексей Александрович. Он закончил свою адмиральскую карьеру лишь после позорного разгрома русского флота (при Цусиме). Другой великий князь, Сергей Михайлович, занялся артиллерией и балетом. Как грустно шутили в те времена русские артиллеристы, "балет в России от этого очень выиграл".