Страница 15 из 67
Но еще привлекательнее для русских оказалось другое положение учения. Пуфендорф, глава моралистической школы рационалистов, был идейным оппонентом знаменитого Томаса Гоббса. Если из философской модели Гоббса вытекал приоритет обязанностей государства по отношению к человеку, то, по Пуфендорфу, главными оказывались обязанности гражданина по отношению к государству, а это вполне устраивало Петра и его последователей. Именно эта идея, начиная с петровских времен, крепко въевшись в психологию русского человека, во многом до сих пор определяет его менталитет, является источником силы и причиной слабости России.
Голицын поддерживал Петра, однако, глядя на реформы не только через призму учения Пуфендорфа, но и через призму европейских конституций, приходил к неутешительным для русских выводам. Князя, как заметил Ключевский, "тяготили два политических недуга… власть, действующая вне закона, и фавор, владеющий слабой, но произвольной властью".
Отсюда многозначительные слова Голицына во время дискуссии о престолонаследии насчет того, что помимо вопроса о выборах новой императрицы "надобно подумать и о себе также". Слушатели этот пассаж поначалу прозевали, и Голицын, когда вопрос о выборе Анны Иоанновны был решен положительно, к важнейшей для него теме возвращается вновь. "Выберем кого изволите, господа, — настойчиво напоминает он, — только, во всяком случае, нам надобно себе полегчить". И тут же предлагает "составить пункты и послать их государыне".
В конце концов условия договора с Анной Иоанновной участники совещания составили. Вот они:
Государыня обещает сохранить Верховный тайный совет в числе восьми членов и обязуется без согласия с ним не начинать войны и не заключать мира, не отягощать подданных новыми налогами, не производить в знатные чины служащих как в статской, так и в военной сухопутной и морской службе выше полковничьего ранга, не определять никого к важным делам, не жаловать вотчин, не отнимать без суда живота, имущества и чести у шляхетства и не употреблять в расходы государственных доходов.
Позже к этим пунктам добавили жесткую приписку:
А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской!
Бытует любопытная гипотеза, что идею посадить на престол "слабую императрицу" Дмитрию Голицыну подсказал шведский опыт. Воцарение Анны Иоанновны действительно очень напоминает историю с вступлением на престол в 1718 году сестры Карла XII Ульрики Элеоноры. Там точно так же произошло избрание заведомо слабого кандидата с одновременным ограничением его полномочий. Шведский след обнаружен историками и в самих пунктах условий, предложенных "верховниками" Анне Иоанновне.
Выходит, что Голицын на самом деле проводил многоходовую комбинацию. Он целенаправленно остановил свой выбор на самом слабом из претендентов, уже имея в голове план ограничения полномочий Анны Иоанновны.
Со слабым кандидатом легче договориться. Рассуждения Голицына о "чистокровности породы" и "иноземных пороках" являлись лишь тактической уловкой. Князь прекрасно знал своих собеседников и играл с ними. Если бы Голицыну потребовалось убедить Тайный совет остановить выбор на Елизавете Петровне, то он наверняка говорил бы уже не об иностранной матери, а о великом русском отце. Просто князь справедливо посчитал, что для реализации его планов легче иметь дело с Анной Иоанновной, чем с Елизаветой Петровной. Добиться ограничения прав дочери Петра было тогда гораздо сложнее, чем подчинить дочь Ивана — курляндскую герцогиню, прозябавшую в провинции.
Инициатива Голицына, поддержанная Верховным тайным советом, вызвала противоречивую реакцию среди дворян. А их в этот момент в Москве оказалось больше, чем обычно: многие приехали из провинции на свадьбу молодого императора с княжной Долгорукой, а попали на похороны и избрание нового монарха. В это время самые известные московские дома стали дискуссионными клубами, где обсуждалась программа ограничения самодержавия. Инициатор затеи князь Голицын и остальные члены Верховного тайного совета от диалога не уклонялись, напротив, готовы были рассматривать любые проекты и предложения.
Датский посланник Вестфален информировал свое правительство, что двери Совета оставались открытыми целую неделю и каждый из дворян имел возможность высказаться по поводу предполагавшихся изменений в системе управления Российской империей. Секретарь французского посольства Маньян сообщал из Москвы:
Здесь на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах парламента.
Некоторые исследователи говорят о двенадцати различных проектах, подготовленных в этот короткий период. Сам Дмитрий Голицын, если верить депешам иностранных послов, предлагал оставить императрице полную власть только над своим двором и над небольшим отрядом гвардейцев, специально предназначенным для охраны двора. Деньги на эти цели предполагалось выделять из государственного бюджета. Вся же политическая власть в области внешней и внутренней политики, согласно замыслу Голицына, должна была принадлежать Верховному тайному совету; его состав предполагалось расширить до двенадцати человек, принадлежащих к знатным фамилиям. Согласно плану князя, восстанавливался и Сенат из тридцати шести человек. В обязанность сенаторов входило предварительное рассмотрение всех дел, подлежащих обсуждению "верховниками".
Но и это было не все. Князь предлагал создать двухпалатный парламент: одна палата из двухсот членов представляла бы интересы дворянства, другая предназначалась для защиты интересов купцов, горожан и вообще простого народа от "несправедливостей".
Конечно, этот план наделял реальной властью лишь узкий круг старых боярских фамилий, но по сравнению с тем, что было до того на Руси, проект Голицына, бесспорно, являлся революционным прорывом к конституционной монархии, то есть шагом вперед.
Насколько идеи ограничения самодержавия были осуществимы в тогдашней России, сказать сложно. Думается, страна тогда колебалась, и чаша весов объективно могла склониться в любую сторону.
Народ был нейтрален. Он вообще не участвовал в дискуссии, о нем не вспомнил никто. Во всех многочисленных проектах того времени, где мелькает слово "народ", под ним подразумевается исключительно дворянское сословие, и только.
В лагере реформаторов находились самые влиятельные на тот момент вельможи и некоторая часть дворянства. Голицын и его сторонники узурпировали право выбора будущего государя России, за счет чего получили некоторую фору перед соперниками. В их пользу также красноречиво говорил положительный опыт Запада.
Против сторонников конституционной монархии были: архаичность российского менталитета, разногласия среди основной массы дворянства, нежелание любого государя, каким бы слабым он ни оказался, делиться властью, а главное, орудие страшной разрушительной силы — крупнейший специалист в области интриги немец Остерман.
Позже, когда стало ясно, что план рухнул, князь Голицын пророчески заметил:
Пир был готов, но званые оказались недостойны его; знаю, что паду жертвой неудачи этого дела, — так и быть, пострадаю за Отечество; мне уже немного остается жить; но те, которые заставляют меня плакать, будут плакать дольше моего.
Анна Иоанновна, следившая за событиями в России из Митавы, подписала условия, выдвинутые Тайным советом, но, выезжая в Москву, благодаря Остерману уже знала, что на ее стороне есть немалая поддержка.
Остерман повел себя как старый хитрый лис. Сказавшись тяжело больным, он все смутное время провел в постели, как пишут, "облепленный пластырями, обвязанный примочками". Но при этом, лежа на перинах и не выпуская из рук пера, развил бурную деятельность, внушая всем, и прежде всего новой императрице, мысль, что необходимо во что бы то ни стало сохранить самодержавие в полной неприкосновенности.