Страница 2 из 20
И Эшине взял Венеру за руку. Девочка задрожала. Эшине продолжал:
– С тобой гитара?
– Вот она, – отвечала бедная девочка.
Эшине потащил ее. Они вышла из леса и несколько минут шли по лугам, влажным от вечерней росы. Через десять минут кривой сказал:
– Стой!
Остановились. Темнота была не так глубока, как в лесу. По обе стороны шел забор в пять футов вышины. Сквозь этот забор светился слабый свет. Эшине наклонился к Венере и сказал:
– Останься здесь.
– Одна? – спросила дрожащая девочка.
– Да.
– Я боюсь…
– Стой на месте, – повторил Эшине грозно, – или я тебя
– Останусь… Останусь, – пролепетала Венера.
– Если кто-нибудь подойдет, если ты услышишь малейший шум, играй на гитаре и пой.
– Хорошо.
– И помни, малютка, что если ты не исполнишь в точности моих приказаний, я убью тебя без милосердия!
С этими грозными словами Эшине сильно сжал руку Венеры. Девочка оставалась неподвижна и не отвечала ничего: страх сковал ее.
– Скорее! – сказал кривой. – Давно пора.
– Я готов.
И оба подошли к забору. Несколько досок, без сомнения подпиленных заранее, немедленно отделились и открыли довольно широкое отверстие. Эшине с товарищем исчезли впотьмах, в чаще деревьев.
Прошло несколько секунд. Скоро до ушей Венеры долетели звуки совершенно различного рода. Один звук был едва слышен и походил на визжанье пилы, вгрызающейся в железо. Он раздавался от того места, куда отправились акробат и кривой. Другой звук доносился с большой дороги. Это был тяжелый топот лошади. Всадник напевал монотонную песню. Венера вспомнила приказания Эшине и то, чем угрожали ей, если бы она не исполнила их в точности. Дрожащими руками дотронулась она до расстроенных струн гитары и голосом, срывающимся от страха, начала петь старинную народную песню, трогательную и невинную мелодию – странный аккомпанемент ужасной драмы!
III. Убийство
При первых звуках песни визжание пилы прекратилось. Мало-помалу топот копыт становился все слабее и слабее и скоро совершенно затих вдали. Всадник проехал. Венера перестала петь. Глухое визжанье пилы возобновилось. Это продолжалось не долго. Через две минуты наступила тишина. Небо было мрачно. Большие черные тучи, пробиваемые время от времени лунными лучами, неслись по небу. С Венерой сделалось какое-то странное головокружение. В ушах ее раздавался шум, грудь тяжело поднималась. Чтобы успокоиться и преодолеть головокружение, все более и более овладевавшее ею, она упорно устремила взор на слабый свет, сиявший все на одном и том же месте между деревьями.
Вдруг этот свет погас. В то же время Венера услышала душераздирающий, ужасный, отчаянный крик! Холодный пот выступил на лбу девочки. Она выронила из рук гитару, которая разбилась с хриплым звуком, подобным хрипу умирающего. Венера хотела бежать, но ноги ее подгибались. Ей показалось, что земля вертится вокруг нее, и хотя девочка не имела ясного понятия о смерти, она решила, что умирает.
Шум быстрого бега вывел ее из этого состояния. Эшине и кривой перепрыгнули через забор, как два лютых зверя. Акробат схватил Венеру за руку и потащил, говоря задыхающимся голосом:
– Скорее!.. Скорее!..
Девочка не могла бежать: колени ее подогнулись и она упала. Эшине подавил в себе ругательство или угрозу, взял Венеру на руки и побежал к лесу.
– На лошадей!.. – закричал он глухим голосом, добежав до Рогомм,
Старуха посадила Венеру на лошадь, и в эту минуту девочка услыхала металлический звук, который издал мешок, полный монет. Лошади поскакали с фантастической быстротой. Такие сильные волнения в такое непродолжительное время были выше сил ребенка. Венера лишилась чувств.
Когда она пришла в себя, акробаты находились уже в другом лесу, гораздо глуше вчерашнего. Был день. Лошади, изнуренные усталостью, лежали в высоком папоротнике, уже поблекшем от холодных осенних ветров. Рогомм развела огонь из сухих ветвей и жгла одежду, которая, как показалось Венере, была запачкана кровью. Эшине, сидевший поодаль под старым дубом, считал золотые монеты. Актеры переоделись так, что Венера с трудом узнала их. Они сменили свою обыкновенную одежду костюмами лангедокских крестьян. Венеру также одели крестьянской девочкой.
Когда наступил вечер, они бросили лошадей, которые не могли продолжать путь, и пешком дошли до ближайшей деревни. Там они остановились в трактире.
На другое утро Эшине вышел купить других лошадей. Рогомм и Венера остались ожидать его в низкой зале, окна которой выходили с одной стороны на двор, а с другой в сад. За садом виднелась поляна.
Отсутствие Эшине продолжалось необыкновенно долго. Венера заметила, что Рогомм начала терять терпение и даже выказывала беспокойство. Обе сидели у окна.
Вдруг Рогомм с ужасом вскрикнула. Это восклицание повторила и Венера. Они увидели Эшине, входившего во двор в сопровождении двух жандармов. Руки его были скованы за спиной железной цепью. Глаза смотрели дико, и ничто не могло сравниться с ужасом, какой внушало его лицо, покрытое смертельной бледностью. Зрелище это, впрочем, было непродолжительно. Рогомм, не теряя ни секунды, отворила окно в сад и, несмотря на свою толщину, поспешно выпрыгнула в него. Окно было не высоко от земли. Венера, которой Рогомм сделала повелительный знак, бросилась за ней!
Через несколько минут, под прикрытием живых заборов, которыми была покрыта вся страна, Рогомм и Венера добрались до поляны. Вечером они спрятались в лесу. С этих пор для них наступила странная и ужасная жизнь. Два месяца жили они без убежища, спали под открытым небом в самых уединенных местах, ели дикие плоды, а иногда черный хлеб, купленный у пастухов. В этот год зима была жестокая, даже в южной Франции. Рогомм чувствовала необходимость приблизиться к жилью и спрятаться в каком-нибудь городе. Сначала они шли по ночам, чтобы не привлекать внимания своей ветхой одеждой. Наконец, мало-помалу, покупая здесь соломенную шляпку, тут юбку, там платок, они успели одеться почти приличным образом и осмелились путешествовать днем.
Было семь часов утра, когда они дошли до Монпелье. Толпа покрывала улицы и площади и, казалось, была взволнована ожиданием какого-то важного происшествия. Эта толпа увлекла за собой Рогомм и Венеру, которые, сами не зная куда идут, очутились вдруг на большой площади. Там, под ослепительно блестящим небом, высились зловещие и черные профили двух виселиц. Очевидно, была назначена казнь. Рогомм и Венера хотели уйти, но массы зрителей, стекавшихся со всех сторон, принудили их остаться на месте.
Вдруг страшный шум поднялся в толпе, удерживавшей их в плену. Вой, проклятия раздавались безостановочно. В то же время волны народа быстро раздались. Появилась тележка в сопровождении конвоя. В этой тележке везли к эшафоту преступников, осужденных на смерть. Народ бросал в них грязь, камин, провожал их ругательствами. Венера хотела сначала отвернуться, но никак не могла. Непреодолимое любопытство принудило ее посмотреть на осужденных.
Она узнала их.
IV. Бродяжничество
Один из этих негодяев, которым оставалось жить несколько минут, был тот страшный кривой, которого Венера видела два раза. Другой… Другой был приятелем Рогомм, господином Венеры, акробатом Эшине.
Преступники вышли из роковой тележки у виселиц-близнецов. Покрытые смертельной бледностью и трепетавшие от ужаса, они едва держались на ногах. Палач со своим помощником овладели осужденными. Венера потупила голову и закрыла глаза. Новый шум в толпе заставил ее раскрыть их. Человеческое правосудие было удовлетворено… Повешенные качались на веревках. Агония искривила их лица, и от последних конвульсий трепетали их мышцы.
Эта ужасная сцена произвела страшное впечатление на юное воображение ребенка. Долго еще после этого Венера просыпалась по ночам, орошенная холодным потом, с душераздирающим криком, представляя себе эти бледные лица с искривленными губами, с расширившимися зрачками, которые, как ей казалось, были пристально устремлены на нее. Тогда Рогомм била девочку, чтобы заставить ее замолчать, и осыпала ее грубыми ругательствами. Венера сдерживала рыдания и тихо плакала.