Страница 15 из 20
– Это оскорбление, господин Натан?
– Вовсе нет.
– Объяснитесь…
– Очень охотно… Вы говорите, что любите мою дочь?
– Всей душой!
– А все-таки вы думаете, предлагая ей свою руку, давая ей имя де ла Транблэ, словом, возвышая ее до вас, вы думаете, говорю я, что оказываете ей несказанную честь.
– Я вам сказал уже, – перебил Рауль, – что красота делает ее царицей…
– Позвольте мне продолжить, и вы увидите, что она царица не по одной красоте. Если вы женитесь на ней, вся ваша горделивая каста восстанет против вас с самым презрительным негодованием и бросит вам в лицо, в особенности же в лицо вашей жены, слова «неравный брак»!..
– Я сумею заставить молчать тех, которые осмелятся произнести эти слова!.. – перебил с жаром Рауль.
– Вы не сможете этого сделать…
– Как?
– Говорю вам, не сможете, тем более что они будут правы… Это действительно будет неравный брак, только не с вашей стороны!..
– Я вас не понимаю… – сказал Рауль с изумлением.
– Вы носите старинное имя, – продолжал жид, – вы последняя поросль доблестного и могущественного рода, кто может в этом сомневаться?.. Но в жилах Деборы течет кровь рода царского…
– Царского? – перебил Рауль, остолбенев.
– Кровь рода Давидова… – продолжал жид. – Что значит ваше дворянство в сравнении с этим?..
Рауль не мог и слова сказать от изумления.
Натан продолжал:
– Но это еще не все: богатство Деборы огромно, но как бы ни было оно велико, если оно попадет к вам в руки, вы растопите его в пожирающем тигеле самой адской из всех страстей…
– Какой?..
– Игры… Вы игрок, а игрок… Если бы он был даже сын царя и доставил Деборе трон иерусалимский, никогда не будет ее супругом…
– Но если я дам обязательство не брать в руки карт во всю жизнь?
– Я не поверю…
– Если я свяжу себя самой священной клятвой?..
– Таких клятв никогда не держат… Я не поверю…
– Вы безжалостны!.. – прошептал Рауль.
– Нет. Напротив, я очень сожалею о вас, если вы и вправду любите Дебору. Ваше предложение делает нам величайшую честь. Но счастье моей дочери выше всего.
– Когда так, мне остается только умереть! – вскричал Рауль с отчаянием.
– Вы не умрете! Я очень стар, однако, признаюсь, никогда не видал, чтобы стрелы божка Купидона наносили смертельные раны!
Рауль ушел. Натан непременно хотел проводить его с самым услужливым раболепством до дверей. Может быть, ему также хотелось самому затворить дверь за молодым человеком и удостовериться, что он вышел, не обменявшись с Деборой ни словом, ни взглядом. Воротившись в свой запыленный капернаум, жид сказал:
– На земле не существует человека, достойного обладать моей Деборой!..
Потом он раскрыл свою счетную книгу и начал считать, до скольких миллионов простирается приданое его дочери.
Между тем Рауль сел в карету и приказал ехать домой. Сильное горе и чрезвычайная досада раздирали его сердце. Горе происходило от того, что, как мы знаем, он был страстно влюблен в Дебору; досада же происходила от мысли о той огромной жертве, которую Рауль, как ему казалось, принес своей любви, решившись на неравный брак, жертвы, результаты которой были так неблагоприятны. Несколько миллионов Деборы, на которые он имел притязания, как на легкую добычу, ослепительный мираж, слишком скоро исчезнувший, немало способствовали к тому, чтобы погрузить его в меланхолические мысли.
Прибавим, что, сам не зная почему и по какому-то инстинкту, Рауль, несмотря на этот решительный урок, не считал игру проигранной безвозвратно и не отчаивался в победе. Откуда могла явиться эта победа? Кто ему доставит ее? Какие союзники придут к нему на помощь? Рауль этого не знал, но надеялся, вопреки всякой надежде, и этого было уже много.
XXIII. Отчаяние
Венера пришла на другой день, как обещала Деборе, ожидая, что свадьба Рауля де ла Транблэ с жидовкой решена. Она вооружила свое сердце тройной броней, надела на лицо маску бесстрастия, чтобы не обнаруживать ни трепета, ни бледности, когда первые слова Деборы, подтверждая ее предчувствия, поразят ее как громом. Каково же было ее удивление, когда, войдя в нижнюю залу, она нашла Дебору в траурной одежде, с распущенными волосами, распростертую на диване, уткнув лицо в подушки и орошая их своими безмолвными слезами.
Когда пришла Венера, девушка подняла голову. Жалко было смотреть на ее прекрасное лицо, покрытое смертельной бледностью. Большие черные глаза были обведены широкими синими кругами. Слезы текли по щекам как два неиссякаемые источника крупных жемчужин. На бледных губах обрисовалась печальная улыбка.
Дебора протянула Венере свою горячую руку. При виде этого горя Люцифер забыла на несколько секунд и свою любовь к Раулю, и ревнивую ненависть к дочери Натана. Она растрогалась и вскричала из глубины сердца и с искренним участием:
– О! Сестра моя!.. Ради Бога! Что с вами случилось? Зачем вы плачете? Отвечайте мне… Отвечайте скорее: я умираю от беспокойства…
– Сестра моя… – прошептала Дебора, – я очень несчастна и желала бы умереть!..
– Умереть?..
– И благословила бы Бога отцов моих, если бы Он призвал меня к себе!.. – продолжала жидовка.
– Но зачем вы отчаиваетесь таким образом?.. Какое несчастье поразило вас?..
– Величайшее…
– Говорите…
– Кавалер де ла Транблэ приезжал…
– И он не любит вас… Он не просил вашей руки?.. – вскричала Венера с жадностью.
– Напротив, он меня любит, – возразила Дебора, – любит страстно и просил моей руки… но… Отец мой отказал кавалеру де ла Транблэ.
– Отказал?!
– Да, и не оставил ему никакой надежды!
Венера ожила, однако спросила:
– Что же за причины этого отказа?
– Причины самые нелепые. Батюшка уверяет, что я буду несчастна с Раулем!.. Как будто можно быть несчастной с любимым и любящим мужем! Он уверяет, что со мною как с жидовкой будут обращаться с презрением в высшем свете, к которому принадлежит кавалер де ла Транблэ! Какое мне дело, только бы он любил меня! Батюшка говорил о крови Давида и о многом другом, чего я не помню… Он говорил также, что Рауль игрок и проиграет все мое состояние!.. Но не лучше ли разделять бедность с ним, нежели богатство с другим?.. О! Отцы!.. Отцы!.. В своем мнимом благоразумии они хотят решать счастье своих детей и осуждают их на вечное отчаяние… Осуждают их на смерть: я чувствую, что скоро умру…
Сказав это с чрезвычайным одушевлением, Дебора замолчала и рыдания ее увеличились. Венера, увидев гибель всех надежд своей соперницы, вдруг перестала ревновать и искренне сожалела о ней. Она взяла Дебору за обе руки, прижала их к сердцу и смешала свои слезы с ее слезами. Мало-помалу жидовка успокоилась, рыдания ее прекратились, слезы перестали литься. Ока осталась погруженной в мрачную и глубокую печаль, сосредоточившуюся в себе самой и поэтому казавшуюся гораздо ужаснее шумного горя. Венера не старалась утешать Дебору. Она знала, что есть раны, которые залечиваются медленно и до которых не надо дотрагиваться, если не хочешь, чтобы они заныли болезненнее прежнего.
Видала ли вы когда-нибудь между царями оранжереи цветок самый редкий между самыми блестящими и самыми душистыми? Он яркого живого цвета. Он возвышает над другими свою горделивую чашечку. Он вдыхает воздух и свет всеми порами. Вдруг цветок этот блекнет и увядает. Стебель его сгибается, лепестки бледнеют, запах исчезает, и венчик быстро вянет. Напрасно солнце обливает его своими теплыми лучами. Напрасно его окружают заботами. Бедный цветок умирает, и лишь тогда отыскивают причину болезни – червь подтачивал его корень!
С Деборой случилось то же самое.
С того самого дня, как Натан отказал Раулю, Дебора начала увядать. Мрачная меланхолия, овладевшая ею, уже не оставляла ее. Ее прекрасный арабский цвет лица, такой чудной бледности, принял свинцовые оттенки. Синие круги обрисовались вокруг век. Губы потеряли свою яркую краску, напоминавшую цвет граната. Восхитительная округлость груди сменилась худобой. Дебора была еще прекрасна, но блистала зловещей красотой молодых девушек, близких к смерти.