Ловкость рук

В уголке Урибе готовил свои смеси; несколько парочек танцевало.

– А где Агустин?

– Еще в постели.

– Можно пройти к нему?

– Конечно.

В прихожей Рауль курил с приятелями. Было жарко, и Ривера снял пиджак. Молодые люди говорили о блондинке, которая только что поздоровалась с ними; Рауль утверждал, будто он был с ней в близких отношениях.

– Это та самая. Я познакомился с ней в Аточе в прошлом году.

– А что это за толстяк с ней?

– Наверное, ее жених.

– Это ты их пригласил?

– Я ж тебе сказал, что не знаю даже, как ее зовут.

– Тогда почему они пришли?

– Не представляю.

– Может, она подруга Агустина?

Лола подошла к ним с подносом, на котором стояли рюмки. Глаза у нее блестели. Губы были влажны. Она была пьяна.

– Дурачье. Как вам не стыдно торчать здесь, когда там столько красивых девушек.

– Мы разговариваем.

– Хотя бы пейте.

Дрожащей рукой она протянула им рюмки.

Рауль, прежде чем выпить, понюхал.

– У-ух! Парфюмерия.

– Это коктейль Танжерца, – сказала Лола.

– Только он способен на такое.

Рауль с отвращением поставил рюмку на поднос. Лола засмеялась.

В дверях показалась группа девушек. Высокая худая блондинка в плотно облегающем грудь вязаном джемпере вызывающе подошла к Раулю.

– Привет, великан.

– Привет, уродина.

– Давно началась?

– Что?

– Музыка.

Ривера провел рукой по усам.

– А разве играет музыка?

Девушка расхохоталась. У нее были прекрасные белые зубы.

– Ты что, не слышишь, что ли?

– А ведь правда, музыка…

Он очень искусно притворился удивленным.

– Опять пьяные. Все мужчины одинаковы. Только одно на уме: пить, пить и пить. Неужели ничего другого не умеете делать?

Рауль сунул волосатые руки в карманы брюк и принялся раскачиваться на каблуках. Он улыбался.

– Все зависит от того, что ты понимаешь под «ничего другого»!

Девушка поморщилась.

– Дурак.

– Ладно, пойдемте.

Лола провела их в комнату. В дверях она столкнулась с Анной, поверх ее темного помятого костюма была накинута мужская кожаная куртка.

– Вам здесь скучно? – спросила Лола.

Анна заметила, что, разговаривая с нею, художница меняла голос. Она изо всех сил старалась быть любезной.

– Ничего подобного…

– Увидев на вас эту куртку, я подумала, что вы собрались уходить.

– Мне просто стало холодно.

– Неужели?

Анна почувствовала на своей руке прикосновение влажных пальцев и вся содрогнулась.

– Не хотите ли выпить со мной рюмочку?

– Давайте.

Анна позволила увлечь себя к столу, за которым Урибе колдовал над своими смесями.

– Я бы с радостью подружилась с вами, – проговорила Лола. – Как вы на это смотрите?

– Как вам угодно.

Они чокнулись. Из своего угла Урибе разглядывал девушек и указывал на них пальцем. Его глаза блестели.

– А я все вижу.

Лола выпила рюмку.

– Заткнись. Что ты в этом понимаешь!

Урибе поднес указательный палец к губам.

– Пароль Тон-Кики. Не говорите ничего.

Анна снова почувствовала прикосновение влажных пальцев.

– Пойдемте, дорогая. Я хочу, чтобы вы поздоровались с Мендосой.

Они вошли в его комнату. Агустин лежал ничком на кровати, невозмутимо посапывая трубкой. Он был в пижаме. Когда девушки вошли, он только немного подвинулся, уступая им место.

– Уже поздно, – сказала Лола. – Тебе пора начать одеваться.

– Что-то лень.

– Всегда у тебя какая-нибудь блажь. Вот я привела Анну, а остальное меня не касается.

– Привет, Анна, – холодно сказал Мендоса.

Голос Лолы звучал плаксиво.

– Разве можно так вести себя?

– Сейчас выйду.

– Так неприлично.

– Я накину халат.

Лола глубоко вздохнула. Она наклонилась к Анне.

– Хоть вы скажите, может, он вас послушает. Что бы я ему ни говорила, он все делает наоборот.

– Я? А что, по-вашему, я должна ему сказать?

Жалкий, умоляющий вид Лолы вызывал у Анны неприязнь.

– Я все слышу, – буркнул Мендоса.

Он теперь лежал на спине и нахально потягивался.

– А я и не думаю скрывать, – возразила Лола. – Я только хочу, чтобы ты вел себя благоразумно. Раз наприглашал людей, так и развлекай их.

– Не понимаю, какое я к этому имею отношение, – воскликнула Анна.

От Лолы несло винным перегаром, и Анну замутило. Она чувствовала себя, словно в западне. Ей казалось, что ее заставляют участвовать в заранее подготовленном спектакле. Анна порывисто встала, но Лола усадила ее на место.

– Пожалуйста, – попросила она, – подождите минуточку.

Агустин расстегнул пижаму и, позевывая, начал чесать волосатую грудь.

– Лола слишком любит театральщину. Ей нужна публика. Перед одним человеком она теряется. Вдобавок, не знаю, заметила ли ты, она здорово напилась.

Анна снова почувствовала тошнотворный запах винного перегара.

– Ну, что я говорила? Только и делает, что меня оскорбляет. Мало того, что он тряпка и сволочь. Он еще врет.

Мендоса многозначительно повертел пальцем у виска.

– Тебе, дорогая, совсем не идет роль обвинителя. Она тебя старит.

Он привстал с постели и завернулся в халат.

– Да. Совсем забыл. Я пригласил на праздник мальчика галисийца, который тебе очень нравится. Ты зря теряешь со мной время.

– Гадкий лгун.

Лола тоже встала и привлекла к себе Анну.

– Не обращайте на него внимания, – захныкала она. – Это все ложь.

Анна высвободилась из ее липких рук. Она чувствовала, как все внутри у нее ощетинилось, точно кактус.

– Пустите меня. Мне нет до этого никакого дела.

Анна хотела выйти из комнаты, но Лола задержала ее о дверях.

– Вы должны меня выслушать.

Лола обняла ее за талию и повела с собой. Они прошли через мастерскую, где было полно парочек, и направились в комнатку в конце коридора.

– Вы непременно должны меня выслушать, – повторила Лола. – Я имею право на это.

Из своего угла Урибе показал им язык. Вино снова ударило ему в голову. Он опять все видел в призрачном свете, но чувствовал себя приподнято, возбужденно. Все окликали его и улыбались. Хлопали по спине. «Славный я парень, ох, и славный же! Прямо мировой!» Ему казалось, что гости утвердительно кивают. «Все нуждаются во мне». Голова его кружилась от удовольствия, он словно скользил по намыленному скату.

– Танжерец!

– Привет, забулдыга.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Лучше выпей рюмочку!

– Потом. Сначала поговорим.

Когда являлся Луис, всегда так получалось: он приказывал, Урибе подчинялся. Паэс пользовался слабохарактерностью Урибе в своих интересах. Например, он заявлял:

– Мне надо тридцать дуро.

У Урибе всегда водились деньги, но лишних никогда не было. А если Паэсу дать взаймы, обратно ни за что не получишь. И тем не менее Урибе не отказывал. Паэс смотрел насмешливо и непреклонно. Он умел идти прямо к цели.

– Они мне нужны, и ты мне их дашь. Я вижу, ты прямо умираешь от желания дать мне деньги.

И Урибе давал. Сам не зная почему, но давал. Луис тратил их на свои капризы, на женщин. И даже не благодарил Урибе. Напротив, он скорее презирал того, кто угождал ему. Но стоило Луису потребовать снова, и Урибе не в силах был отказать.

– Успокойся, я тебя не разорю.

Урибе расхохотался и вывернул все карманы пальто.

– У меня – ни монеты.

Паэс принес стул и уселся напротив приятеля.

– Штука совсем нехитрая. Дельце специально для тебя. Маленькая шалость.

Глаза Урибе заблестели:

– Ты серьезно?

– Еще никогда я не говорил так серьезно, как сейчас.

– О!..

Лицо его расплылось от неописуемого удовольствия. Дрожащей рукой он схватил бутылку и жадно припал к горлышку.

– А это дельце злодейское?

– Разумеется.

– Тогда говори.

С жадным любопытством Урибе приблизил свое лицо. Ему ужо было море по колено, и он очертя голову ринулся в лапы судьбы. Предложение Луиса словно было навеяно этой тяжкой атмосферой наигранного веселья. Несомненно, это и был ожидаемый Урибе сюрприз. Нечто злодейское и мизерное, мелкое и вкрадчивое. «Как ящерка, – подумал он, – как неведомая пташка». Он не ошибся.