Страница 18 из 19
– С тех пор ветер переменился.
– Неужели?
– К несчастью, это именно так, как я имею честь вам говорить.
– Но, Боже мой! Что это значит?
– Нас вытесняют.
– Кто?
– Интриганка, искательница приключений, итальянка, которую зовут, сколько мне помнится, Антонией Верди.
– Да ну?! Что же делает эта интриганка?
– Она нашла слабую сторону регента.
– Какую? У него их так много…
– Показывает ему дьявола.
– О! О!
– Согласитесь, что это дело серьезное.
– Стало быть, эта женщина колдунья?
– Да, нечто в этом роде…
– И регент попался в ее сети?..
– До такой степени, что, повторяю вам, наша звезда потускнела…
– Вы знаете все подробно?
– Конечно.
– Действительно?
– Как нельзя более. Я сам видел.
– Что вы видели? Призрак?
– Да.
– Расскажите мне.
– Я и хотел рассказать сейчас. Какой сегодня день?..
– Пятница.
– Именно в пятницу, на прошлой неделе, я приглашен был ужинать в Пале-Рояль. Гости были веселы, вина бесподобны, женщины любезны, ужин очарователен…
– До сих пор я не вижу ничего зловещего в вашем рассказе.
– Подождите, я только начинаю. В исходе двенадцатого хозяин наш встал из-за стола и сказал нам: «Милостивые государи и государыни! Тем из вас, кому любопытно познакомиться с дьяволом, стоит только сказать слово, и желание ваше тотчас исполнится…» Все расхохотались, потому что никто не понял настоящего смысла слов регента, но он продолжал:
«Ничего не может быть серьезнее того, что я имею честь говорить вам. Через четверть часа, то есть ровно в полночь, дьявол явится в комнате, смежной с этой. Если кто хочет видеть его, пусть идет со мной…» Женщины раскричались, мужчины перестали смеяться, кроме меня, как вы, конечно, догадываетесь, любезный кавалер… Через пять минут некоторого колебания человек десять решились идти за герцогом. Я был в числе этих смельчаков. Мы вошли в большую комнату, которая была обтянута черным сукном с серебряной бахромой. Небольшая лампа под стеклянным колпаком проливала свет такой бледный, что еще более выказывал густоту мрака. Перегородка разделяла комнату на две части. С одной стороны были кресла для дам и табуреты для мужчин. На противоположной стороне стоял стол, на котором, кроме помянутой лампы, находилась еще хрустальная чаша, наполненная очень прозрачной водой…
– Обстановка была недурна, – перебил Рауль.
Маркиз де Тианж продолжал:
– Все сели. Прошло пять или шесть минут, потом с другой стороны перегородки медленно приподнялся черный занавес и явилась женщина. Это была Антония Верди. Она показалась мне молодой и очень хорошенькой. На ней была надета туника, не закрывающая слишком много сверху и очень короткая снизу, – словом, весьма неблагопристойная. Длинные и великолепные черные волосы струились по обнаженным плечам. Она подошла к столу и пустила на воду хрустальной чаши что-то такое, чего я не мог хорошенько рассмотреть. Регент сидел возле меня. Он наклонился и шепнул мне:
– Видите вы?
– Вижу, ваше высочество, – отвечал я, – но не знаю, что это такое.
– Это волшебная жаба, – сказал он мне с видом, глубоко убежденным. – Но вот полночь… Скоро вы увидите…
– В самом деле, на больших пале-рояльских часах пробило в эту минуту двенадцать ударов полночи. Итальянка стала на колени перед столом, протянула обе руки над хрустальной чашей и начала говорить с жабой самым нежным голосом.
«Милое создание, прекрасное создание, восторжествует ли для нас ад?.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!..»
Жаба принялась плавать и прыгать в чаше, так что вода расплескалась во все стороны на зрителей. Несколько капель этой воды брызнули в лицо регенту, и я заметил, что он побледнел.
– Вам дурно, ваше высочество? – спросил я.
– Нет, – отвечал он, – но надо признаться, что все это очень странно и поневоле удивишься…
– Подождем до конца, – возразил я.
Итальянка, без сомнения, услышала наш разговор, хотя мы и говорили шепотом, и, верно, встревожилась, потому что тотчас вскричала:
– На колени! На колени все! Горе тем, кто не будет присутствовать при мрачных таинствах в безмолвии и созерцании…
Регент первый подал пример, став на колено; все подражали ему. Тогда началось вызывание духа…
– Любезный маркиз, – перебил Рауль, – скажите мне, пожалуйста, каким образом эта женщина производила заклинания?
– Сколько я мог понять, вслушиваясь в ее слова, она вызывала по способу коптов, как он описан у Аморрея.
– Очень хорошо, – сказал кавалер, – что ж было далее?
– Потом лампа вдруг погасла и в комнате с полминуты царствовала глубокая темнота. Вдруг, без всякого шума, возле итальянки явилась фигура мужчины чудесной красоты. Человек этот был высокого роста и сложен превосходно; свет, позволивший видеть его, происходил от него самого; все тело его сияло, будто он был натерт фосфором…
Рауль улыбнулся, услышав последние слова маркиза де Тианжа. Маркиз продолжал:
– Эта демонская фигура имела цвет лица бледно-матовый и немножко смуглый; глаза были очень велики, очень блестящи и очень выразительны; борода и волосы черны как уголь, губы красны как кровь, зубы белы и редки, как у волка. По краям лба у призрака видны были два маленьких нароста в виде рогов, но всего более удивлял широкий шрам, красный и сверкающий, который начинался у лба и оканчивался у левой пятки, извиваясь по всему телу подобно молнии.
– Видите вы этот шрам? – заметил мне регент. – Это след громового удара, поразившего падших ангелов…
– Мало-помалу, контуры дьявольского призрака делались менее фосфорическими, фигура начала бледнеть, потом угасла постепенно. Наступила опять темнота, лампа зажглась как бы по волшебству, призрак исчез, а итальянка распростерлась с удвоенной горячностью перед своей жабой, которая, казалось, спала. Регент сделал мне честь, взял меня под руку, возвращаясь в столовую.
– Маркиз, – сказал он мне дорогой, – что вы думаете обо всем этом?.. Знаете ли, что эта очаровательная женщина обещала мне скоро познакомить меня с демоном первого разряда, который откроет мне секрет превращения угля в бриллианты? Надо признаться, что в сравнении с этой милой волшебницей ваш друг кавалер де ла Транблэ просто ничтожный мальчишка, и я думаю, что сделаю недурна, если лишу его моего покровительства и отправлю в Бастилию… Что вы на это скажете, маркиз?
Я оцепенел от этого замечания; в эту минуту мне невозможно было вымолвить ни одного слова. К счастью, регент выпустил мою руку, не ожидая ответа, и поспешил на помощь к двум дамам, которым сделалось дурно, так они испугались вызывания духа. Я вышел из Пале-Рояля и на другой же день употребил все возможное, чтобы узнать, где вы, и уведомить вас о том, что случилось, чтобы вы могли отклонить грозу. Все мои старания были напрасны, как вам известно; но наконец вы вернулись, вы здесь, вы знаете все… Подумайте об этом хорошенько…
– Маркиз, – сказал Рауль, – вы правы, нам угрожает большая опасность, эта женщина может повредить нам…
– Вы согласны со мною. Тем лучше.
– Во-первых, итальянка Антония, как мне кажется, превосходно понимает свою роль и играет ее с редким искусством; во-вторых, если, как вы говорите, она молода и хороша…
– Очень молода, очень хороша и особенно чрезвычайно обольстительна, – перебил маркиз.
– Да, – заметил Рауль, – это огромное преимущество… С ним легко можно иметь влияние на такого человека как Филипп Орлеанский…
– Вы соглашаетесь, что зло существует, – сказал маркиз де Тианж, – а имеете ли вы средства отвратить его?..
– Еще не имею, – отвечал Рауль, – но я найду их, не сомневайтесь. Прежде всего надо уничтожить кредит итальянки, который, сказать мимоходом, не успел еще, как мне кажется, прочно утвердиться. Если мы не преуспеем в этом, что очень возможно, то все-таки у нас останется средство, за которое я ручаюсь…
– Какое?
– Союз…
– С итальянкой!