Клад стервятника

О, женщины, вам имя — вероломство!

Ну и еще пару сотен других имен, которые я сегодня уже произнес в их адрес. И ведь как в воду глядел!

Как бы то ни было, но если не считать того, что Гордей каждые двадцать пять минут нервировал нас отправкой маячков, на Белорусскую Вежу мы слетали более-менее удачно.

Более — заключалось в том, что Комбат всю дорогу увлекательно рассказывал про Завала, как тот лихо торгует разными примочками и приладами.

А вот «менее» коснулось только меня.

Из-за сильного ветра очень скоро разыгралась настоящая болтанка, и я слушал Володю вполуха, мечтая скорей ощутить под ногами твердую почву. Мутило страшно, так что я начал уже шарить по карманам в поисках гигиенического пакета.

А Гордею с Комбатом хоть бы что! Гордей машину ведет, кнопочки всякие жмет, тумблерами прищелкивает. Комбат же, сидя за спиной шеф-пилота, ему всякие истории рассказывает, как они в первый раз с Лодочником повстречались и как — в последний.

— У Завала нынче все отовариваются, даже Синоптик, — замесил он очередную темку.

— Вот как? А что он у Завала обычно берет? — отозвался Гордей, после чего заложил особо крутой вираж. Меня аж повело, во рту появился неприятный свинцовый привкус, а весь мой вестибулярный аппарат дрогнул и стал стремительно сдавать лишь четверть часа назад кое-как захваченный плацдарм.

— Ты не поверишь! — удивленно-пьяным голосом телевизионного зазывалы заорал Комбат, стремясь перекричать мерный рокот двигателя, который стал громче. — Раньше-то он отоваривался у Завала, как все прочие люди. Сталкерам ведь от Завала что нужно? Артефакты разные от радиации и болезней, ночные сменные линзы к биноклям, хитрая наствольная оптика, шумовые гранаты, и это только самое дешевое. Вот и Синоптик у Завала себе перчатку-уловитель, к примеру, покупал — сам говорил, старую куда-то посеял. По пьяни будто бы. И перчатки такие Завал сейчас паяет даже лучше, чем их раньше Лодочник варганил. Прикинь?

— Офигеть, — искренне подивился Гордей. Я чуть не плюнул с досады. Тут товарищ помирает от тошнотворного токсикоза под названием «воздушная болезнь», вот-вот концы отдаст. А эти лясы точат: ах, Завал, бла-бла-бла, ах, какие он перчатки паяет… Тьфу!

Все-таки плюнул. Хорошо, Гордей не услыхал, как я салон антисанитарю. Зато сразу полегчало, если и не физиологически, то морально уж точно. Вот что нужно делать, как тебя от жизни такой тошнит: плюнуть на всех с высокой колокольни — и все дела. А лучше — прямо с вертолета.

Под рокот мотора и шум ветра я незаметно уснул. Засыпая, еще смутно слышал, как эти две старые базарные бабы перемывали кости Синоптику, обсуждали какие-то его рукоделия — явно речь шла о всяких технических махинациях, на которые Синоптик горазд, а теперь значит еще и с легкой руки Завала. Потом у меня вообще ум за разум зашел: эти двое обсуждали какие-то вязанья, вышивальные чудо-иглы, орнаменты и прочую бабскую чушь. И при этом через слово поминали Синоптика и похабно ржали.

Что с них взять? Психи, и даже тошнота их не берет.

* Завал жил в уютном коттедже рядом с трассой. Уютном — потому что подходы к нему густо заросли кустами сирени, малины, а вокруг тянулись пустыри, поросшие восхитительным бурьяном. Вот это по мне: если бы у меня была когда-нибудь дача, ни за что бы не горбатился на ней, воюя за урожай, как мои родители, штурмуя электрички до казанских пригородов каждые весенние и летние выходные.

Да я лучше куплю этот огурец или помидор и схрупаю их за здорово живешь — еще и дешевле обойдется.

Ну а если имеешь собственный коттедж, значит, у тебя и дом, и дача в одном лице.

Вот только лицо, владеющее этим лицом, не глянулось мне с самого начала.

Комбат улучил момент и шепнул мне, что Завал получил этот дом вполне официально, и документы все выправлены чин чинарем. Сам покойный Лодочник почему-то не нашел никого поприличней, чтобы оформить свое завещание. Значит, Завал — самый близкий родственник Лодочника, абы кому наследство не вручат, верно? Хотя по паспорту он — тоже Завал. Просто фамилия у него такая прикольная.

Так что я покамест решил за глаза называть его Сынком.

Конечно, такие люди, как Лодочник, с эдаким бизнесом, как у него, всегда стремятся заранее привести все свои дела в порядок. Не удивлюсь, если и у Завала тоже в потайном сейфе приготовлено завещание какому-нибудь сынку. Но если у Лодочника сынок — Завал, то у Завала сынок — уж точно какой- нибудь кровосос.

Потому что весь в папеньку!

* Мрачный, нелюдимый бирюк. Грубый и невоспитанный хам. Алчный и прижимистый желудок.

О Завале можно говорить бесконечно. Хотя и говорить особо нечего. Худой как жердь, жилистый, как колбаса из субпродуктов, переименованная по какой- то нелепой случайности в «Столичную» из бывшей «собачьей радости». Да и сам Завал был этой радостью: бродячие собаки больше всего на свете обожают цепляться и облаивать на улицах таких вот серых и подозрительных личностей.

Бриться Завал предпочитал, наверное, раз в три недели, да и то небось сломанной электробритвой «Харьков». Сивыми усами он сразу напомнил мне ка- кого-нибудь участника бывшего ВИА «Пенсияры» — так многие тогда носили. Лицо же изрыто чем-то вроде оспы, хотя где ее сейчас в природе найдешь, лихоманку? Разве что в очень африканских странах.

Вся его одежда — жилет, застиранная футболка алисомана и вытертые до блеска древние джинсы. При виде этих заслуженных штанов я сразу вспомнил о старых добрых «варенках» самой распространенной в 1990-е годы вьетнамской фирмы «Мальвина»…

Только жилет и напоминал о том, что это родня Лодочника. Такие жилеты еще называют рыболовными — там несчетное количество карманов и кармашков, где можно при желании спрятать от вечернего улова до трехлитровой банки червяков или опарышей. У Завала была неприятная привычка: он периодически засовывал в карманы большие пальцы рук — а мог бы и ног, наверное! — и натягивал их, отчего во время разговора периодически слышался неприятный треск.

И голос у него был как из тех карманов — дребезжащий и блеющий, как у старого козла. Умеют же люди восстановить против себя собеседника еще задолго до начала разговора!

Первым делом этот тип не нашел ничего лучшего, как напомнить нам, что украинское правительство, несмотря на случившиеся там кой-какие перемены, рассматривает вопрос об ужесточении наказания за незаконное проникновение в Зону ЧАЭС. И для начата повысит сумму штрафа по сравнению с нынешней на порядок.

И только после этого осведомился: а чего, собственно, эта компания тут ищет? Дела пытает али от дела лытает?

Тут меня почему-то вновь затошнило. Я промычал невнятные извинения и бочком-бочком выскочил из дома. Даже рыгать в доме Завала мне не хотелось. Как говорили мальчишки в Казани моего детства, с таким чушпаном и на очко рядом не сяду!

Так что я направился прямиком в бурьян, старательно дыша и прикидывая, не сунуть ли в рот палец- другой.

Спустя минут десять, пока я отлеживался на свежем воздухе, дверь коттеджа отворилась, и оттуда появились Комбат с Гордеем. Похоже, сделка не состоялась: руки их были пусты, за спиною — ни рюкзака, ни котомки.

Они коротко, но оживленно что-то обсудили. Мне даже показалось, что под конец они всерьез заспорили. Меня они почему-то совсем не искали.

Потом Комбат словно бы в сердцах махнул рукой: мол, поступай как хочешь. Отвернулся и закурил. А Гордей вновь поднялся на крыльцо и исчез в доме.

Пора было и мне принять участие в обшем празднике жизни.

Я небрежной походкой — руки в брюки, взгляд независимый, как у шерифа штата Техас, — проковылял до двора и вопросительно глянул на Комбата.

— Не ходи туда, — посоветовал сталкер. — Это такая жила, меня самого чуть не стошнило. По-моему, Завал портится с каждым месяцем все сильней — тухнет от жадности и гниет, как старый гриб.

Спустя несколько минут из дома вышел Гордей. Лицо его было бледным, на шеках пятна нервического румянца.