Исповедь души

Я с нетерпением жду его возвращения, готовая поделиться с ним своим воодушевлением, но, к моему разочарованию, он задерживается. Я со вздохом вытаскиваю свой сотовый, чтобы установить международный тарифный план. Я уже почти заканчиваю, когда Крис возвращается вместе с каким-то мужчиной, по всей видимости, водителем. Наблюдать за тем, как Крис двигается, как бугрятся и перекатываются эти крепкие, мощные мускулы, сплошное удовольствие. От одного лишь взгляда на него у меня екает сердце. Я улыбаюсь, думая, что мне никогда не надоест любоваться этим мужчиной.

– Готова? – спрашивает он, пока я пытаюсь закончить с сотовой компанией. Водитель забирает нашу багажную тележку, и мы выходим за ним на улицу. Я заканчиваю свой звонок и жду Криса у дверцы машины, пока он помогает шоферу загрузить наши сумки в багажник.

Когда Крис присоединяется ко мне и открывает передо мной дверь, я обнимаю его, потом поднимаю голову, чтобы встретиться с ним глазами.

– Просто хочу, чтобы ты знал: я понимаю, почему ты поступил так, как поступил, но я все равно поехала бы. Я рада, что нахожусь здесь, с тобой. – Я целую его, намереваясь просто коснуться губ в легком поцелуе, и, к моему немалому удивлению, при том какой Крис закрытый человек, он просовывает руку мне в волосы, обнимает за шею и пленяет мой рот в горячем поцелуе. Я издаю тихий стон, когда язык его ласкает мой, глубоко проникая в рот.

– Я тоже рад, что ты здесь, – заверяет он меня, отрывается от моих губ и отодвигает меня, словно либо должен сделать это прямо сейчас, либо уже не сможет никогда. Словно мог бы овладеть мною прямо тут, на людях. И только он может заставить когда-то консервативную школьную учительницу пожалеть, что такое невозможно.

Я облизываю губы, его пылающий взор следит за мной, и тут же горячее покалывание растекается по телу, зажигая снаружи и внутри. Кто-то кричит что-то по-французски, и Крис резко поворачивает голову к говорящему, а я за ним.

Я вижу голову водителя над крышей машины, словно он уже забрался внутрь и теперь высунулся, чтобы привлечь наше внимание. Крис отвечает ему по-французски. Потом вновь поворачивается ко мне. Губы его дергаются, в глазах пляшут смешинки.

– Он желает знать, готовы ли мы.

Мы оба смеемся.

– Определенно готовы, – говорю я и ныряю в машину.

Спустя сорок пять минут, в течение которых я блокирую свои кредитки, водитель везет нас по утреннему городу к Елисейским Полям, знаменитой улице с внушительными старыми зданиями с множеством бутиков и кафе. Когда мы проезжаем мимо Триумфальной арки, я делаю снимки своим телефоном. Ее эффектный орнамент освещен, сверкая в темноте парижских коротких зимних дней. И хотя я не считаю себя любительницей подобных строений, гораздо больше предпочитая стальным башням картины, но разеваю рот от изумления, когда в поле зрения показывается Эйфелева башня, мерцая огнями на фоне чернильно-серого неба. Было время, когда я думала, что никогда не увижу… ничего не увижу.

Мы сворачиваем на узкую улицу с домами из песчаника, и я хмурюсь, глядя на малолитражки, которыми уставлены тротуары. Меня бросает в дрожь от того, насколько небезопасными они выглядят.

– Ради Бога, скажи, что ты не ездишь на одной из них, – говорю я.

– Нет, – заверяет меня Крис с грудным смехом, который я так люблю. – Мой «харлей» побольше будет.

Внезапно вспыхивает воспоминание о том, как он появился через несколько недель молчания и приказал мне садиться на заднее сиденье своего «харлея» прямо в юбке, и я отгоняю прочь этот нежелательный образ. Я больше не позволю себе переживать из-за этого. Тем более сегодня.

Я жива, и это дар, который я ценю больше, чем когда-либо.

И я с Крисом.

Я в Париже, и это благодаря Крису, когда все остальные в моей жизни всегда держали меня в закрытом ящике.

Я наклоняюсь и целую его в щеку.

– За что это? – спрашивает он, своей сильной рукой обнимая меня за талию.

Я могу придумать миллион ответов и хочу сказать ему миллион вещей, но просто говорю:

– За то, что ты есть.

Нежность на его лице растапливает последние остатки моих дурных воспоминаний.

– Если такова реакция на эту небольшую экскурсию, то мне не терпится посмотреть, как ты отреагируешь, когда увидишь картинные галереи. Ты просто свихнешься, детка. – Звонит его мобильный, и он с явной неохотой отпускает меня.

– Это Блейк, – объявляет он, взглянув на определитель.

Это имя, как ушат холодной воды, действует отрезвляюще. Поскольку Блейк расследует исчезновение и Ребекки, и Эллы, я не знаю, каких новостей ждать: хороших или плохих.

– Спокойно, детка, – бормочет Крис, потирая ладонью вверх-вниз мою руку, словно чувствует мой внезапный озноб. – Все будет хорошо.

Но я этого не знаю. Кто бы мог представить, что пропавшая Ребекка мертва, убита той, которую мы все знали? И как можно после этого думать, что все будет хорошо?

Ладонь Криса лежит у меня на ноге, пока он отвечает на звонок, и от его предупредительности у меня к горлу подкатывает ком. Предполагается, что это я приехала сюда, чтобы поддержать его. Однако же он по-прежнему ведет себя как мой Прекрасный принц.

А он и есть мой Прекрасный принц. Мой темный, надломленный Прекрасный принц. Мое представление о совершенстве. Осталось только заставить его самого поверить в это.

– Скажи мне, что у тебя хорошие новости насчет Эллы, – говорит Крис, слушает, потом смотрит на меня, и его чувственные губы сжимаются в тонкую линию. – Ничего – ни хорошего, ни плохого, – сообщает он мне.

Кивнув, я перевожу невидящий взгляд в окно. О Ребекке тоже ничего не было известно несколько месяцев и в конце концов оказалось, что она убита. Элла, предположительно, вышла замуж и счастливо живет со своим новоиспеченным мужем.

Меня осеняет идея, и не могу понять, как же я раньше не сообразила. Свадьба – у Эллы же была свадьба! В суде должна быть запись. Неужели Блейк не подумал об этом?

Я дотрагиваюсь до руки Криса, привлекая его внимание, пока он не закончил разговор.

– Проверь свои звонки, – говорит он мне, прежде чем я успеваю задать вопрос. – Посмотри, нет ли пропущенного. – Тон его небрежный, но напряжение в нем передается и мне.

Я хмурюсь, достаю свой телефон, не в состоянии определить выражение его лица в мелькающих тенях темной машины. Просмотрев звонки, замечаю в памяти какой-то незнакомый сан-францисский номер.

– Ну да. Звукового сообщения не было, поэтому я его не видела. – Я уже собираюсь прослушать звонок, но медлю, надеясь послушать, о чем будет говорить Крис, и понять, что происходит.

– Она сделает это прямо сейчас, – заверяет Крис Блейка. – И да, я дам тебе знать. – Он отключается. – Детектив, ведущий дело Ребекки, хочет задать тебе еще несколько вопросов.

Я понятия не имею, что ожидала услышать, но уж точно не это. Отрицательно мотаю головой и хочу убрать телефон. – Я не могу сейчас об этом думать. Позвоню ему завтра, после того, как отдохну.

– По-видимому, это срочно. Детектив заезжал к нам домой и говорил с Джейкобом. Джейкоб пробовал дозвониться до нас, но все время попадал на сигнал «занято». Они с Блейком несколько часов пытались связаться с нами.

Я облизываю внезапно пересохшие губы.

– Что там может быть такого срочного? Они же беседовали со мной меньше суток назад.

– Тут нет ничего необычного, они хотят как можно скорее «закрыть» Эву. А ее обвиняют не только в убийстве Ребекки, но и в покушении на тебя.

Разумеется, я это знаю, но не позволяла себе думать, какие события все это повлечет за собой. Воспоминания еще слишком свежи, слишком болезненны.

К счастью, машина подъезжает к высоким стальным воротам, и это ненадолго отвлекает меня от неприятных мыслей.

Крис опускает стекло и набирает код на пульте сигнализации, потом закрывает окно и продолжает разговор.

– Тебе, скорее всего, придется свидетельствовать на суде, и полиции надо собрать веские доказательства, чтобы гарантировать обвинительный приговор.