Король на площади

Склонил рыжеватую, начинающую лысеть голову.

— Весьма польщен.

— Очень приятно, — машинально ответила я.

— Эмма, господин Фандалуччи рассказал мне ужасную историю! Из тюрьмы сбежал опасный преступник. Теперь полиция показывает его дагерротип всем жителям города…

Я взглянула на изображение, смутно ожидая увидеть физиономию Человека С Птицей. Но нет, преступник походил на сотню подобных объявлений с заголовком «Разыскивается». Когда я качнула головой, полицмейстер взял мой локоть кандально-твердыми пальцами.

— Я слышал, что вы художница, дама Эмма, а значит, у вас великолепная память на лица. Потому мне все-таки придется задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете, дама Грильда, если я задам их наедине?

По лицу дамы Грильды было видно, что она возражает и еще как. Господин полицмейстер успокоил ее обещанием заглянуть после на чашечку чая, а значит, она сможет-таки вдоволь поужасаться и посплетничать. Фандалуччи плотно прикрыл за нехотя ретировавшейся хозяйкой дверь и поглядел на меня.

— Поднимемся к вам в комнату?

— У меня не прибрано, — отозвалась я, не трогаясь с места.

— Не дурите, — произнес полицейский одними губами. — Мы получили записку. Где он?

Так значит, Кароль опутал своими сетями и полицию?

— Ну что, доигрался?! — рыкнул Фандалуччи с самого порога.

Раненый, сидевший закинув ногу на ногу в кресле, лишь руками развел, как бы говоря: ну что теперь поделаешь?

— Мы из-за тебя все на ушах! Ты ранен? Ты успел их запомнить?

— Рана пустяковая, — Кароль улыбнулся мне, — Эмма прекрасно обо всем позаботилась. Я их не узнал и не запомнил. Но город они точно знают очень плохо.

Все-таки полицейский сумел выудить из него множество мельчайших подробностей — даже те, которые Кароль, кажется, и сам не помнил.

— И какие у тебя догадки?

Кароль послал приятелю предостерегающий взгляд — мол, рядом имеются посторонние уши! Фандалуччи глянул на меня, но я успела возмутиться прежде, чем мне приказали убраться из собственной комнаты:

— Ну уж нет, я никуда не уйду! Обсуждайте свои делишки в другом месте!

Полицмейстер захлопнул рот и изумленно повернулся к Каролю:

— Делишки?

Тот откровенно веселился. Сообщил:

— Кстати, Эрик, моя добрая спасительница тоже из Фьянты, так что вы земляки.

— Вот как? А позвольте узнать вашу фамилию, дама Эмма?

— Торенц. Эмма Торенц. Но я вовсе не из Фьянты, я лишь училась там.

— А откуда же вы родом?

Я неприязненно уставилась в оловянные глаза полицмейстера: в благодарность за помощь его подельнику мне устраивают допрос?

— Из Вольфсбурга. Это…

У Кароля вырвался неожиданный смех — он поспешно прикрыл рот ладонью, но плечи его продолжали сотрясаться, а глаза сиять.

— Эрик! Она, оказывается, из Волчьего княжества!

— Из Северного княжества, будь любезен, — с достоинством поправила я. — А что в этом такого забавного?

— То-то я смотрю, ты не упала в обморок при виде крови, да еще то и дело за кочергу хваталась! У вас, наверное, все женщины такие?

— Какие — такие?

— Ты же слышала, как ваша княжна натянула нос нашему Силверу? Выставила его на всеобщее посмешище!

Хотя это был действительно глупый и трусливый поступок, во мне проснулись верноподданнические чувства: никто не имеет права говорить ничего дурного о нашем правящем роде! Никто, кроме жителей Волчьего… тьфу, Северного княжества!

— Это не так! — холодно возразила я, вскидывая подбородок.

— Не так, что девица развернулась к женишку афедроном буквально у самого брачного огня? Не так, что король стал посмешищем для собственного народа? Не так, что соседи получили отличный повод позубоскалить над Силвером, от которого даже волчица сбежала?!

Ох… Я растерянно взглянула на полицмейстера: тот смотрел на хохочущего Кароля с отвращением.

— У тебя просто омерзительное чувство юмора! Когда собираешься вернуться?

— У меня оно хотя бы вообще есть! — успокоившийся Кароль вытер повлажневшие от смеха глаза. — Уйду сегодня ночью. Если, конечно, ты не захочешь вывести меня прямо сейчас под видом пойманного беглого преступника.

Фандалуччи сощурил глаза, явно обдумывая его предложение, и Кароль тут же добавил:

— Но это испортит репутацию двум честнейшим и достойнейшим женщинам!

Я представила реакцию дамы Грильды. Полицмейстер, видимо, тоже, потому что мгновенно скис.

— Договорились. Ждем тебя на перекрестке… и не спорь, я теперь глаз с тебя не спущу! Тебе что-нибудь нужно?

— Да. Покорми Джока!

Я заметила порыв Фандалуччи сделать неприличный жест. Даже не знаю, что его удержало — мое ли присутствие или забота о репутации представителя власти? Я как гостеприимная хозяйка отправилась провожать его на лестницу. Тут полицмейстер вновь придержал меня за локоток.

— А это вам за ваши труды, дама Торенц…

Я сначала не поняла, потом почувствовала, как жар приливает к моим щекам. Молча отвела его щепоть с флорином. Молча посмотрела в оловянные глаза — и на бледных губах Фандалуччи появилась еле заметная улыбка.

— Можете ничего не говорить, Эмма! Вижу, тут замешаны нежные чувства… До встречи.

И прежде чем я успела подобрать достойный ответ, полицмейстер загромыхал сапогами вниз по лестнице. Что было с его стороны огромной неосторожностью — сидевшая в засаде за дверью дама Грильда выскочила в прихожую с кокетливым:

— Ча-а-аю?!

Фандалуччи попытался возражать, но был крепко взят под локоть отработанным — не вырвешься! — приемом и оттеснен в гостиную выдающимся, как линкор, бюстом хозяйки.

Кароль поддразнил меня, едва я вошла в комнату:

— «Нежные чувства»? Неужели?

Я вновь вспыхнула:

— Ни слова больше! Иначе возьмусь за кочергу!

Он вскинул ладони.

— Ой, всё, боюсь и умолкаю!

— То-то же! — проворчала я, вновь усаживаясь на кровать, коли единственное кресло в комнате уже занято.

Некоторое время мы прислушивались к звукам, доносившимся снизу: речь дамы Грильды текла непрерывным полноводным потоком, в котором всплывали редкие реплики-островки полицмейстера. Я заметила, что Кароль за мной наблюдает, и раздраженно спросила:

— Что такое?

— Просто любуюсь, — легко отозвался он.

— А теперь просто закрой глаза и усни!

— А ты снова будешь меня рисовать? — невинно осведомился Кароль.

— Так ты притворялся?!

— Не все время. Да и, — он показал на разбросанные по кровати наброски, — трудно было не заметить. Скажи, Эмма, а что во мне тебя так заинтересовало? — Я нахмурилась, и он уточнил с улыбкой, взмахом руки обведя свое лицо: — Я имею в виду — во внешности?

— Трудно сказать так сразу.

— Но мы ведь никуда не торопимся, а? Приглядись, подумай как следует!

Кароль даже учтиво, издевательски учтиво подтащил кресло впритык к кровати и сложил на животе руки. Выжидательно поднял брови.

Я поразглядывала его пару минут — улыбка Кароля становилась все шире. Произнесла задумчиво:

— У тебя интересное лицо… Хотя красавцем тебя не назовешь, уж извини… — (Кароль иронически поклонился.) — Этот длинный нос… слишком тонкие губы…

Я подалась вперед, рассматривая его. Все с той же готовностью Кароль подвинулся ближе.

— …всё искупает четкость линий.

Забывшись, я взяла его за подбородок. Повертела из стороны в сторону. Кароль удивился, но послушно продемонстрировал мне профиль слева и справа. Я провела кончиками пальцев по его лицу, наслаждаясь отличной лепкой скул и челюстей.

— Ты просто просишься в камень или бронзу!

— Какая жалость, что я еще не помер! Можно заранее заказать тебе бюст на свою могилу?

— …улыбка хороша, да, но она — прием наработанный.

«Причем иногда еще и запрещенный», — добавила я про себя.

— Глаза…

Оказывается, у него очень длинные ресницы, пусть и не столь темные, как волосы. Мама про такие говорила: «на двоих готовились, одному достались». Глаза цвета неуловимого. Серого? Синего? Кажется, они меняют оттенок в зависимости от освещения и от цвета одежды. Или от того, насколько близко в них смотришь…