Баклан Свекольный

Аудитория молча внимала, лица напряжены. Только Бакланов, откинувшись на стуле, всем видом давал понять, что ему безразличны призывы писать «грамотнéе». Он-то был уверен, что надо «грáмотнее».

Вид из окна не вдохновлял: пасмурно и серо. И мысли какие-то лезли не те. Из портфеля Федя достал журнал «Ровесник» и начал демонстративно его листать.

Алевтина сбавила патетику, перейдя на более спокойный тон:

– Вот проверила контрольные. Друзья мои! Слово «маркетинг» пишется «мар-ке-тИнг», – произнесла она по слогам и для большей убедительности втиснулась мелом промеж вариантов на доске.

«Специально, что ли, место оставила?» – подумал Бакланов, но от комментариев удержался.

– А что, кто-то написал иначе? – на полном серьёзе поинтересовался Валера Косых, «учёное светило» группы и всего курса.

– Да, Валерий, представьте себе. Не буду называть фамилий, но некоторые написали «маркетЕнг».

С задних рядов донеслось хихиканье. За суровым взглядом Вересай последовало предсказуемое:

– Бакланов! Вы опять? – она едва держала себя в руках, глядя на развалившегося на стуле Фёдора.

– А шо такое? Я ничо не делаю! Чуть шо, сразу Бакланов! – Федя притворился обиженным.

– Прекратите свои школярские штучки! «Ничего не делаю»! – передразнила Алевтина. – Ещё раз хихикнете, и я вас выставлю из аудитории!

– Ну это понятно, – вполголоса прогундосил Фёдор.

– Что?! – едва не закипела Алевтина.

– Не-не-не, ничо, ничо, – Федя не пожелал заострять момент. В его сторону повернулся десяток голов. Молчаливое требование группы к Бакланову – прекратить дуркования. После сердитого шёпота Ани Грюнфельд – «Бакланов, заткнись!» – Фёдор умолк.

– Кстати, – продолжила Вересай, – по правилам русского языка надо произносить не мáркетинг, а маркéтинг.

Тут вмешался Валера Косых, всегда пристрастный к точному написанию, произношению и ничего не принимавший на веру.

– Дико извиняюсь, но что-то я не слышал такого правила. Может, разъясните, Алевтина Ниловна, уважаемая вы наша? – с явной подковыркой спросил Косых.

Фёдор беззвучно ухмыльнулся оскалом одной стороны рта, прикрыв ладонями лицо. Алевтина заметила, но почему-то с укором обратилась к Валере:

– Косых, и вы туда же? Мало мне… – она едва не выговорила «Бакланова», но Валера потребовал уточнения:

– Да нет, я серьёзно! Что это за правило? В оригинале ударение ставится на первом слоге, márketing, – произнёс он, имитируя американский прононс, – вот я и не понимаю, по какому правилу можно так менять ударение.

Освоение тонкостей русского языка не входило в план занятия, и Вересай оставила вопрос без внимания. Да и время уж давило – пора переходить к контрольной. Никто на продолжении дискуссии не настаивал.

В ходе пояснений задачи Вересай применила неточное ударение, и привычная «свёкла» резанула ухо просторечным «свеклá». Из соседнего ряда Косых переглянулся с Баклановым. После обмена злорадными улыбочками Валера переключил внимание на доску. Федя же, будучи глупее – просто по жизни глупее – возьми, да и ляпни:

– Вообще-то, правильно не свеклá, а свёкла.

Среди студентов пробежал смешок, тут же осёкшись: окаменело-зловещее лицо Алевтины не предвещало ничего доброго. Сдержанно, сквозь зубы, она процедила:

– Да, вы правы.

– У-у-у, – пронеслось по аудитории.

Самодовольный Бакланов триумфальным взглядом искал поддержки в группе. Все сидели, уткнувшись в тетрадки, чтобы не допустить зрительного контакта с Фёдором, тем самым косвенно выказывая смельчаку одобрение. Никто их них не решился бы указать куратору на ошибку, да ещё при всех.

Косых единственный, кто не поддержал одногруппника и того не скрывал. С упрёком во взгляде покачал головой, как бы говоря: «Ну, зачем ты?»

Контрольная началась. Бакланов решил, что коль сидит за партой один, то может писать любой из двух вариантов. Выбрав тот, что полегче, пересел на другую сторону парты.

Минут пятнадцать – и всё написано, проверено, перепроверено… Ну, ещё один беглый взгляд… И работу можно сдавать.

Собрав контрольные, Вересай предложила студентам ознакомиться с новым материалом, покуда закончит проверку.

Народ окунулся в чтение. В атмосфере тотального шёпота кому-то приходили идеи, кто-то не соглашался:

– О! Я знаю, как надо!

– Та не! Ты шо! Куда?

Время от времени Алевтина, отвлекаясь от проверки, молча, до боли знакомым строгим взглядом гасила страсти увлёкшихся спорщиков.

И вдруг – как болтом по носу:

– Бакланову – «единица» за то, что писал не свой вариант!

– Чё это – не свой?! – шумно возмутился Фёдор, уже не страшась быть выставленным за дверь. – Я ж один сижу! Какой вариант захотел, такой и выбрал! Шо такое?!

– Выбирать, Бакланов, будете на выборах! – ни к селу ни к городу выдала Алевтина.

– Ну-у, я тогда не знаю… – с досадой проворчал Федя, вполоборота влево повернув корпус. Правый локоть упёрся в середину стола. Обхватив ладонью лоб, Бакланов удручённо качал головой.

Его кислое лицо не оставило равнодушным Косых:

– Вот тебе и свеклá, дружочек! Ну кто тебя, придурка, за язык-то тянул? Баклан ты, Федька! Баклан свекольный!

В ответ – ни слова. Фёдор даже не слушал, что ему впаривал этот умник.

– Косых! Прекратите немедленно! – зычно завопила Вересай, оказавшись не только вне себя, но и вне здравого смысла.

Ситуация для педагога щепетильная. Сказать прямо – отомстила? Так об этом все и без неё догадались. Отрицать – значит обороняться, да не в свою пользу. Тогда уж не останется ни йоты сомнений, что Алевтина тупо и мелко поквиталась. Но нельзя и совсем не дать понять Бакланову, за что он схлопотал «кол».

Как же быть?

В классе тишина, перебиваемая гулом автомобилей за окном и доносившимся из коридора ворчанием бабы Нюры, уборщицы. Той всегда что-то не так, как надо, а точнее – не так, как в «раньшем времени».

Вересай не нашла выхода из неловкой ситуации, но каждый для себя извлёк надлежащий урок, в том числе и Бакланов.

В универе полагалось отрабатывать как пропущенные занятия, так и полученные «неуды». Для отработки давались отдельные часы.

Федя пришёл на кафедру в назначенное время. Сдал одну тему, другую, а когда очередь дошла до последней, тут-то Вересай и прокололась:

– Это за «свекл у »? – ехидная улыбочка скривила её густо напомаженные губы. Прищуренные симпатичные глазки показались Фёдору мелкими и гадкими. В ответ он вложил ехидства не меньше:

– Нет, Алевтина Ниловна, за св ё клу.

На отработку довелось прийти ещё раз.

Глава 6. «Квантильоны»

...

Понедельник, 4 октября 1993 г.

Время – 10:50.

В наступившую тишину постепенно вливается поток шагов, доносящийся из коридора. К нему присоединяется громкое сопение. В сторону кабинета на всех парах несётся Павел Иванович Маслаченко.

Пал Иваныч – замзавотделом. В институте считается, что именно ему принадлежит фраза: «Автор не тот, кто придумал, а тот, кто первый опубликовал». К этому запоздалому выводу Маслаченко пришёл после выступления на учёном совете с идеями, им выстраданными, но давеча вышедшими в статье другого автора.

Диссертацию Павел Иванович писал долго, пропустил все сроки в настойчивых потугах достичь совершенства. Публиковаться не спешил, вынашивал идеи, наполняя их «практикой». Другие поступали умнее: появилась мысль – тут же её в тезисы на ближайшую конференцию. А если идея попадает в сборник тезисов – авторство, считай, забито. Потом уж собирай статистику, начитывайся литературы, в общем, доводи новинку до научного продукта.

Маслаченко считал такой сценарий неприемлемым. Нельзя, говорил он, выстреливать чистыми гипотезами. Мало ли! А вдруг не подтвердятся? Вот и не спешил, за что и поплатился: диссер пришлось переделывать процентов на семьдесят.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.