Страница 6 из 13
Войдя в столовую, он был поражён её циклопическими размерами, масштабной архитектурой, бесконечным размахом; весь её антураж словно прихлопывал маленького человечка своим грандиозным объёмом, и с непривычки Никите сделалось жутковато. Только присутствие товарищей и явная обжитость помещения несколько успокоили его. Столовая представляла собой громадный зал, вытянутый в длину, с массивными круглыми колоннами по обеим сторонам. Освещён он был двумя рядами блистающих окон, поднимающихся по всей высоте стен. Поверх окон красовались тяжёлые бархатные портьеры малинового цвета. Пространства между колоннами и стенами были заполнены длинными столами, на дальних сидели за чаем воспитанники старших классов.
Новички прошли к столам, уже уставленным массивными фарфоровыми кузнецовскими кружками с вензелями Е 11 и с коронами поверх вензелей. Рядом с кружками заранее были разложены французские булки. За каждым столом размещалось двадцать человек; кадеты стояли перед лавками, ожидая разрешения сесть. Но тут в проход вышел дежурный офицер и затянул речитативом молитву:
– Очи всех на Тя, Господи, уповают и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши щедрую руку Твою…
После сего последовала зычная команда:
– Рота, садись! Приступить к приёму пищи!
Кадеты сели, – по столам понеслись дежурные в белых фартуках с начищенными медными чайниками в руках и принялись аккуратно разливать по кружкам дымящийся чай.
У Ники абсолютно не было аппетита, пару раз откусив булку, он оставил её и стал пить мутноватый, отдающий каким-то селёдочным привкусом чай. Один из второклассников, сидящий напротив, взглядом показав на булку Никиты, спросил:
– Не хочешь?
Тот неопределённо скривился и переложил булку поближе к страждущему.
После чаю рота встала, снова прослушала молитву дежурного, и некоторые кадеты её подхватили:
– Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ…
Все шумно вышли из-за лавок, построились и отправились в помещение роты. Ники хмуро брёл в строю, думая о своём утраченном мире, о маме, о сестре, и тошнотворный чай, оставивший во рту неприятное послевкусие, тихо булькал у него в животе…
Саша Гельвиг переносил перемену участи проще и легче Никиты, возможно, оттого, что рос в семье военного, где ему сызмальства живописали трудности армейской жизни и объясняли, что служение родине хотя и почётно, но может быть связано с определёнными неудобствами. Его не напрягло ни расставание с домом, ни прощание с родителями, он не страдал от потери домашнего уюта, привычной няниной стряпни, уютных чтений Майн Рида в гостиной по вечерам. Он спокойно воспринял новый жизненный уклад; с оценивающей твёрдостью приглядывался к офицерам-воспитателям и однокашникам, пытался разобраться в тонкостях режима и побыстрее найти своё место в нём.
Из роты новичков развели по классам, и Саша с Никитой вновь сели рядом. Перед началом занятий всем выдали учебники, тетради, канцелярские принадлежности и, кроме того, каждый свежеиспечённый кадет получил в подарок от Корпуса маленького формата Евангелие в красивом добротном переплёте.
Занятия начались как-то буднично, прозаично, так, словно до этого дня они уже шли бесчисленное количество дней, словно не было никакого перерыва, границы, рубежа между прошлой жизнью и жизнью нынешней, как будто и вчера, и позавчера, и третьего дня, и год назад они уже начинались, и длились, и переходили одно в другое плавно, тягуче, без сучка и задоринки. Саша мгновенно втянулся в занятия и, словно забыв об уютном родительском доме, словно решительною рукою отодвинув все воспоминания о нём, начал жить новой и как будто очень привычной для себя жизнью.
До одиннадцати длились занятия, потом воспитанники отправились на завтрак, где каждому дали по внушительной порции мяса с макаронами. После этого отяжелевших кадет впервые вывели на плац, где показали азы строя, а в три часа наступило время обеда. Саша подивился размерам порций и с трудом доел всё, что было предложено, хотя после хорошего завтрака есть ему совсем не хотелось. Попутно он заметил, что Никита вообще осилил только половину первого и второго, отдав дань истинного уважения только компоту.
После обеда всему корпусу полагались прогулки и игры на свежем воздухе, и младшие классы снова вывели на плац, где они оказались под присмотром дежурного офицера-воспитателя. Второклассники принялись играть в лапту, а новички только жались по углам плаца, не решаясь присоединиться к ним и ощущая свою отчуждённость и ненужность, тем более что никто из старших не приглашал их и не выказывал ни малейшей заинтересованности в их соучастии.
После прогулки кадеты младших классов могли посвятить своё время изучению каких-нибудь ремёсел, благо для этого в Корпусе имелись столярные, слесарные, токарные мастерские, был переплётный класс со всеми необходимыми инструментами, а те, кто более тяготел к искусству и духовным занятиям, имели возможность приобщиться к пению, музыке, книгам. Также в помещении роты был небольшой спортивный уголок с гимнастическими снарядами. Саша и Никита сначала хотели пойти в столярный или токарный классы, потому что оба любили рукодельничать, но потом передумали и пошли в «читалку».
«Читалка» представляла собой уютное полукруглое помещение, по стенам которого были развешаны портреты русских писателей и поэтов, а в неглубоких стенных нишах располагались мраморные бюсты представителей самодержавной династии. В середине помещения был установлен длиннющий прямоугольный стол, по обеим сторонам которого стояли грубые деревянные лавки. Одну из стен полностью занимали внушительные дубовые книжные шкафы, украшенные по краям конусами и шишечками. Напротив, возле стены, между бюстами самодержавных особ, стоял маленький простой столик, за которым сидел офицер-воспитатель, ведающий книжным хозяйством и приходящий на помощь кадетам в случаях затруднений с выбором книг. Мальчики подошли к нему, представились и попросили: Саша – «Таинственный остров», а Никита – «Последний из могикан». За читальным столом уже сидели шесть-семь кадет, и новички присоединились к ним. Рядом с Сашей оказался лобастый второклассник в очках с тонкой металлической оправой, который сердито посмотрел на новенького, неуклюже и шумно усевшегося возле него. Саша раскрыл книгу и поверх страниц положил растопыренные локти, как он привык делать это у себя дома, но лобастый сосед опять сердито посмотрел на него и, хмурясь, тихо сказал:
– Не замай! Когда читаешь книгу, не должно быть тесноты…
Саша послушно отодвинулся, но сердитый читатель вдруг неожиданно протянул руку и так же хмуро, с угрюмым безразличием представился:
– Самохвалов. Константин.
– Александр Гельвиг, – отрапортовал в ответ Саша. И добавил:
– А это – мой друг Никита Волховитинов, – и указал на Ники.
Новые знакомцы пожали друг другу руки и погрузились каждый в свою книгу. Увлёкшись чтением, они не заметили, как быстро пролетело время, и очнулись от сладкого книжного сна только тогда, когда хранитель библиотечных грёз предложил воспитанникам отправиться в расположение своих рот, чтобы взяться за подготовление уроков к завтрашнему дню. До восьми вечера кадеты занимались своими пока несложными учебными заданиями, затем коротко поужинали, выпили чаю с булкой и ещё некоторое время после чаю были предоставлены самим себе.
Саша и Ники несколько освоились в новой обстановке, и уже не так трагично воспринимали своё нынешнее бытиё; бродили по ротной рекреации, меж кроватей в спальном помещении, знакомились с товарищами и находили себе вполне кадетские занятия – драили до зеркального блеска ременные бляхи и пуговицы мундира, укладывали в ротном тамбуре слои чёрной ваксы на свои жёлтые сапоги, учились крепить погоны на плечах и ловким, резким движением направлять сбивающиеся складки рубашки за спину, словом, входили в колею новой жизни…
Утром, после подъёма и умывания к Саше подошёл второклассник Коваль и тихим, заискивающим голосом приказал: