Спасенная с «Титаника»

– Вот, возьми. – Селеста протянула ей серебряную фляжку. – Тогда, на «Титанике», кто-то сунул ее мне в руки, чтобы я выпила для храбрости. Хороший французский коньяк согреет тебя и поможет заснуть.

– Спасибо, но я никогда не пробовала спиртное и теперь тоже не намерена. Попробую обойтись сладким чаем и какао. – Мэй вернула фляжку.

– Ты – очень смелая женщина. Я горжусь нашим знакомством. Удивительно, как тебе удается сохранять спокойствие! – В глазах Селесты стояли слезы.

– Она дает мне силы, – Мэй кивком указала на спящего ребенка. – Она – самое важное. Не волнуйся, у нас все будет хорошо. Тебе пора. К нам все очень добры, но чем скорее мы сядем на пароход, тем лучше. Не нужно долгих прощаний. Спасибо тебе от всего сердца, Селеста, ты была мне настоящим другом. Ты вовсе не обязана была возиться со мной на шлюпке, однако же не дала умереть, согрела и поддержала. У меня не хватает слов, чтобы выразить, насколько я тебе благодарна.

– Мэй, я серьезно – пожалуйста, пиши. Рассказывай, как идут дела, рисуй картины моего любимого города. Я буду крайне признательна за эти письма, меня порой мучает ужасная тоска по родине.

– Постараюсь. Правда, раньше я редко бралась за перо и бумагу, разве что списки покупок составляла. Мне и писать-то было некому, но я попробую. Надеюсь, я освою эту премудрость, и мой кораблик поплывет быстрее других. – Мэй посмотрела на Селесту с кривой улыбкой. – Не думала, что когда-нибудь смогу отпустить такую шутку. Что со мной происходит?

– Перемены, вот что. То, что случилось, изменило нас навсегда. Мы уже не будем прежними. Однако мы выжили и будем жить дальше. Ты – очень храбрая женщина, храбрая и решительная. Ты набралась смелости плыть назад через тот же океан, в котором… – Селеста умолкла, не договорив. – Удачи тебе и счастливого пути. – Селеста со слезами на глазах поцеловала малышку и стиснула в объятиях Мэй. – Ну, идите, а то надо мной скоро начнут смеяться. Я всегда буду помнить твою решимость начать новую жизнь после такой страшной трагедии. Да хранит тебя Господь в пути. Ты заставила меня о многом задуматься.

Мэй пошла прочь, а Селеста смотрела ей вслед, пока та не превратилась в точку, а затем исчезла в толчее.

– Встретимся ли мы когда-нибудь снова? – тихо произнесла она и направилась в город.

Глава 28

После того как Анджело поправился, каждый день он ходил одной и той же знакомой дорогой к зданию, где располагалась компания «Уайт стар лайн». Нет ли каких новостей? Он слыхал об ошибках в списках пассажиров. Клерк с мохнатыми бровями и усталым взглядом посмотрел на Анджело и, узнав его, тяжело вздохнул:

– Опять ты. Послушай, сынок, я ведь уже говорил: если появятся новости, мы сразу тебе телеграфируем. У нас есть твой адрес.

Поначалу служащие относились к Анджело сочувственно, но со временем начали терять терпение, так как он приходил в контору каждый день в течение нескольких недель и просил перепроверить список пассажиров.

– Твоя жена с ребенком села на корабль в Шербуре, но до Нью-Йорка не доехала. Все сведения верны, их нет ни в одном списке. Сожалею.

– Некоторые называли чужие фамилии…

– Слухи и выдумки газетчиков, не более. Ты должен смириться с тем, что твоя семья утонула в ту ночь, как и полторы тысячи других людей.

– Но поглядите на этот башмачок. Моя жена была искусной кружевницей, как и моя мать. Они плели кружево с особенным узором, который больше нигде не встретишь, и она писала мне, что привезет с собой кружева на продажу. Это ее работа, я точно знаю.

– Возможно, на корабле кто-то из пассажиров купил у нее изделие… или украл, вариантов множество, – сухо отозвался клерк и демонстративно принялся перекладывать гору бумаг, показывая своим видом, что разговор окончен.

Люди за спиной неодобрительно загудели. Анджело знал, что со стороны его вполне можно принять за помешанного: многодневная небритость, растрепанные волосы, безумный взгляд. По правде говоря, он и сам сомневался в собственном психическом здоровье. Анджело повернулся и показал очереди пинетку.

– Кому вздумается украсть детский башмачок? – спросил он.

– Есть такие, которые при первой возможности готовы даже блох с собаки своровать, – пробурчал мужчина, стоявший позади.

– Мне жаль, – произнес клерк. – Иди домой и сообщи в письме родственникам печальную новость.

– Как я могу написать ее матери, что виноват в смерти дочери? Я ведь обещал хорошую жизнь в Америке! Родители Марии не переживут…

– Факты есть факты, сынок. Твоя семья погибла, и нужно потактичнее известить об этом родню.

– А что, если они скитаются по улицам, голодные и холодные, и ищут меня?

Клерк снял очки в роговой оправе и протер их платком, качая головой.

– У вас, итальянцев, есть свои лавки и газеты. Будь они живы, давно нашли бы тебя.

– Я расклеил фотокарточки везде, где только можно: в церкви, в меблированных комнатах, на афишных тумбах, даже на уличных столбах. Они не умерли, я это чувствую. Мне нельзя бросать поиски – вдруг найдется кто-то, кто знает об их судьбе. – Анджело почти рыдал. Он не сдастся, нет, только не сейчас. Его неотвязно преследовала мысль о жене и дочке, которые заблудились в чужом городе, в чужой стране, не зная ни слова на чужом языке.

– Твои старания похвальны, но и мы сделали все, что могли, – устало сказал клерк. – Можешь поговорить со своими священниками и горожанами, однако правда от этого не изменится.

– Что есть правда? Говорят, спасательных шлюпок было так мало, что их не хватило бы даже на половину пассажиров, что из третьего класса вообще никого не выпускали до самых последних минут! По слухам, некоторых расстреливали прямо на палубе. Вы и представить себе не можете, что пришлось перенести моей жене! А рядом – никого! – кричал Анджело.

– Успокойся! От слухов толку немного, а что случилось, то случилось. Расследование для того и нужно, чтобы предотвратить подобный ужас в будущем.

– Вот как? – перебил кто-то. – А скольких членов экипажа вызвали на допрос? Я слыхал, всего лишь трех из многих сотен. Думаете, этот парень добьется справедливости? Да ни за что. Вам должно быть стыдно!

– Я не судья и не присяжный. Я просто выполняю свою работу, и нечего сваливать вину на меня. А ты должен жить дальше. Многим пришлось гораздо хуже, чем тебе. – Поддержка, которую неожиданно получил Анджело, разозлила клерка. – Если не уйметесь, я позову управляющего! – пригрозил он.

Все слова были сказаны, однако Анджело вновь вытащил из кармана пинетку и показал толпе.

– Мне придется жить с этим. Я убил свою дочь, – тихо проговорил он. – А ведь я даже ни разу на руках ее не подержал, она родилась после того, как я уехал в Америку. – Он достал истрепанную фотокарточку. – Вот все, что у меня осталось, только фото. Мои Мария и Алессия…

– Какое красивое имя, – сочувственно произнесла женщина из очереди.

– Так звали мою бабушку. – Анджело осенил себя крестом.

– Ну, все, ступай, выпей кофе и соберись с духом, – проворчал клерк. – Нельзя торчать здесь весь день и прогуливать работу.

– Как может человек работать, если он лишился целого мира? Почему это произошло именно с нами? Чем моя жена и ребенок заслужили это наказание?

– Понятия не имею, сынок. Что это за Господь, который одним оставляет жизнь, а у других забирает?.. Прости, тебе пора. Видишь, какая длинная очередь?

Анджело развернулся. Посмотрев ему в спину, клерк негромко произнес:

– Удачи. Может, когда-нибудь ты узнаешь всю правду.

Кто-то похлопал его по спине, дружески пожал локоть, но легче Анджело от этого не стало.

Поглаживая пинетку в кармане, Анджело понурил голову и поглубже натянул козырек кепки, чтобы спрятать лицо. Он никогда не перестанет искать Марию и Алессию. А сейчас он напишет письмо домой, где сообщит страшную новость. Только перед этим ему нужно выпить чего-то покрепче кофе.

Глава 29

По дороге в Акрон Селеста хмуро молчала, уставившись в окно, а Джек Брайден в подробностях рассказывал о семье Уэлс, которая потеряла в морской катастрофе обоих мужчин, отца и сына. Селеста возвращалась домой пятью днями позже запланированного, и отчасти эта задержка была связана с ее оскорбленными чувствами. Гровер не соизволил приехать в Нью-Йорк лично! Если бы она увидела его в порту, поняла бы, что он примчался встречать ее, вне себя от тревоги и беспокойства, это могло бы помочь их примирению.