Красные волки

Задавая вопрос, он одновременно переписывал с паспортов данные на рабочих экспедиции в свою записную книжку. Даже имея профессиональную память военного разведчика, Григорий Владимирович не был уверен, что точно запомнит труднопроизносимые для него имена, отчества и фамилии людей другой национальности, и потому предпочел не бравировать памятью, а воспользоваться записной книжкой.

– Здесь места не сильно обитаемые, – сказал профессор. – Весной чабаны отары на пастбища гонят, а в начале осени гонят назад. Больше здесь никого не бывает.

– Вам повезло. В здешних горах укрывается крупная банда. Хорошо, что вы с ними не встретились. Ладно. Я попрошу вас не задерживаться. Продолжайте путь, и поторопитесь, несмотря на сложности. Возможно, здесь скоро будет бой. Шальные пули начнут летать.

– К бою! К бою! К бою! – передавали голоса по цепи с правого фланга.

– Слышали? – поторопил Шереметев. – Покиньте перевал как можно быстрее. Я не могу за вас отвечать, мне своих забот хватает.

– Удачи вам, – кивнул профессор Идрисов, сделал знак своим спутникам, поправил на плече ремень ружья и первым двинулся по тропе…

Капитан Шереметев провожал путников взглядом и вдруг поймал себя на мысли, что ему отчего-то хочется дать в эти спины несколько автоматных очередей. Хотя бы по очереди на каждую спину. Больно кольнуло осознание того, что с каждой командировкой на Северный Кавказ стрелять в людей ему хочется чаще. Это в принципе ненормально, наверное, начали сдавать нервы. Офицер спецназа – не абрек и не имеет права стрелять без крайней на то необходимости. Следовало срочно брать себя в руки и сжать нервы в кулак, пока они совсем не разошлись.

Фигуры работников экспедиции под светом луны торопливо удалялись. Но долго наблюдать за уходящими тоже надоело, тем более что темнота уже начала скрывать их очертания.

Наконец в ответ на стрельбу спецназа послышались и ответные активные автоматные очереди. Значит, начинается бой. Бандиты подошли и, как планировалось, нарвались на засаду. Но путь для них открыт только в одну строну, надо было или погибнуть, или прорваться. Они, естественно, стремились ко второму. Спецназ же не хотел дать им такую возможность.

– К бою! – повторил капитан общую команду, уже прошедшую по цепи, хотел уже сам привычное место среди камней занять, как вспомнил вдруг о солдатах, отправленных в засаду на тропу, и вышел на открытое место, чтобы сделать им знак.

В ответ на поднятую руку командира роты и на многократное сжимание и разжимание кулака, что означало команду «Ко мне!», трое бойцов вышли слева от тропы и быстро двинулись в сторону Шереметева. Но с другой стороны, где тоже должны были прятаться трое солдат, никто выйти не поторопился. Капитан повторил свой знак, хорошо знакомый всей роте, но за камнями стояла тишина. Кричать и звать нельзя, чтобы не обнаружилось место расположения основной засады.

С левой засады подошли трое бойцов.

– Остальные где? – спросил Шереметев, чувствуя, как что-то засосало под сердцем, словно непонятная тоска вдруг подступила.

– Мы не слышали их. У них своя позиция, – объяснил младший сержант.

– На позицию, – сделал капитан указующий знак рукой, а сам заспешил вниз по тропе.

Двадцать шагов – расстояние небольшое, и капитан преодолел его за несколько секунд. Первого солдата нашел почти сразу. Тот лежал на спине, раскинув руки, и смотрел на луну пустыми замершими зрачками открытых глаз. В этих зрачках отражалась и светилась луна, но она тоже имела матовый оттенок смертной пелены. У солдата было зверски разорвано горло, и непонятно, каким именно орудием совершено убийство. Горло было не перерезано, а именно разорвано, и по жухлой траве, пробивающейся между камнями, и по самим камням растеклась черным пятном лужа крови.

Второй солдат нашелся в четырех шагах ниже, третий – ниже еще на три шага, и он единственный из троих лежал лицом вниз. Все три солдата погибли одинаковой смертью. Странно было даже предположить, что никто из них не услышал момента нападения и не поднял тревогу. Вариант одновременного нападения рассматривать было трудно, потому что рана была слишком характерная и наносилась, видимо, одной и той же рукой. Вообще, в этой ситуации со страшными ранами что-то жуткое и мистически непонятное. Но капитан Шереметев не из тех людей, кто боится непонятного. Он был уверен, что всегда все можно объяснить, если иметь факты. Хотя бороться с непонятным и трудно, но только до тех пор, пока оно не станет понятным.

Первой мыслью командира роты было броситься вдогонку за профессором и его людьми, потому что подозрение в первую очередь падало на них. Вспомнилось и интуитивное желание послать в спины членам группы автоматные очереди, но тут же вспомнилось и то, как Григорий Владимирович сам наблюдал в бинокль за профессором и хорошо при этом видел, как вся троица прошла мимо засады, ничего не заметив и ни на кого не нападая. Значит, и винить профессора вроде бы не в чем. А бандиты были уже рядом. На правом фланге шла активная перестрелка, осложненная тем, что луна полностью закатилась за облака. Но бандитов, даже если они всеми силами пошли в атаку, все равно было значительно меньше, чем спецназовцев, так что навряд ли произойдет лобовая атака. Так, постреляют, убедятся, что перевал закрыт, и вынужденно уйдут вниз – если смогут уйти. А там их уже, наверное, ждет подошедший спецназ внутренних войск.

Что касается погибших в засаде солдат, то объяснить их невнимательность к действиям со стороны тоже можно, поскольку они «охраняли» своего командира роты, все внимание их было направлено на профессора со спутниками, поэтому и не заметили, как кто-то подкрался к ним. Вину за их гибель капитан Шереметев готов был взять на себя даже официально, а неофициально уже взял. Но случившееся вовсе не выбило его из равновесия и не сломало боевого духа. Он сразу отреагировал на какое-то движение неподалеку, поднял глаза и увидел троих бандитов, медленно, словно сонные мухи, передвигающихся в темноте от камня к камню. Бандиты шли к перевалу. Наверное, их было больше, но капитан увидел только троих.

Свой автомат Шереметев поднимал так же медленно, как передвигались бандиты. Он хорошо знал, что периферийное зрение реагирует только на быстрое движение в стороне, медленное же остается за диапазоном визуального контроля. Но как только автомат оказался на нужном уровне и приклад прижался к плечу, капитан уже не медлил. Пуль было выпущено девять штук – по три в каждой из трех очередей, и через короткий промежуток времени еще три пули догнали четвертого бандита, который не выдержал напряжения после гибели товарищей и побежал вниз. Автоматная очередь свалила его и заставила катиться по склону прямо по камням, которые местами было ломаные и очень острые. Впрочем, бесчувственному телу от таких камней больно быть уже не могло…

2

Две группы общей численностью в девять человек были уничтожены при попытке прорыва через перевал. Агентурные данные, впрочем, сообщали о банде в девятнадцать человек. Спецназ внутренних войск ряды бандитов проредил, погнав к перевалу двенадцать бандитов и уничтожив семерых. Прочесывание леса на склонах, в долинах и в ближайших горах в поисках оставшихся троих взял на себя отряд «краповых» беретов, пришедший по следам банды. У «краповых» тоже были потери, но не сравнимые с потерями спецназа ГРУ – только двое легкораненых, которые даже строй не покинули и после перевязки продолжали участие в операции.

Начальник штаба батальона майор Коваленко вызвал за «грузом 200» вертолет. Причем к «грузу 200» в данном случае относились и бандиты, и военные разведчики. Гонять за ними вертолет по отдельности никто не позволит, как ни обидно бывает укладывать рядом тех и других. Когда совсем рассвело, ожидая прилета вертолета, вокруг погибших солдат собрались оба взвода вместе с командирами. Здесь же стояли два майора «краповых» и радист их отряда. Майоры руководили прочесыванием ближайших территорий по рации. Присутствие командиров отряда спецназа внутренних войск на перевале показалось капитану Шереметеву странным, сам он обязательно лично бы участвовал в поисковых мероприятиях, но в разных родах войск разные методы ведения боевых действий, и вообще было не время интересоваться чем-то посторонним. Хотя такой интерес естественен. Подсознание, пытаясь уберечь человека от стресса после гибели сразу троих солдат, не дает мозгу сосредоточиться, отвлекает его на посторонние размышления, мешает насущные мысли логически выстроить и исчезает только через несколько часов, когда все ощущения слегка притупятся. Только тогда оно позволит человеку ясно соображать и осознавать происшедшее.