Только для посвященных

Когда он вылез из воды, заклацал зубами. Пронизывающий ветер кусал мокрое тело. Глеб поскользнулся на илистом берегу, упал, выругался, снова поскользнулся. Выбрался на травянистый склон, где оставил одежду. Натянул брюки и футболку. В машине включил обогреватель на максимум – никак не получалось согреться. Долго собирался с силами, чтобы повернуть ключ зажигания. Двадцатиминутный путь домой показался ему изматывающим, растянувшимся на долгие годы путешествием. Припарковался на стоянке, на автомате поднялся в квартиру.

– Где ты был? Уже так поздно, я тебе звонила, а твой телефон отключен, – Галя запнулась. Муж едва стоял на ногах, лицо бледное, взгляд отсутствующий. – Что случилось?

Кинулась к Глебу, чтобы помочь ему добраться до комнаты, но тот отрицательно мотнул головой и, шатаясь, побрел в ванную. Галя последовала за ним.

Глеб стянул с себя грязную одежду. Включил горячий душ, уселся в ванне, обняв колени и уронив на них голову. Несколько минут Галя молча наблюдала за мужем, затем в замешательстве приблизилась. Протянула руку, чтобы погладить его по спине, но тут же отдернула, ошпарившись обжигающими струями.

– Ты с ума сошел? Свариться хочешь? – она открыла вентиль с холодной водой. – Да что с тобой такое? Что произошло, родной?

– Пойдем спать, – Глеб поднялся на нетвердые ноги.

– Но…

– Завтра. Поговорим завтра.

Он долго лежал с закрытыми глазами, притворяясь, что заснул. Видеть беспокойный взгляд жены было невыносимо. Он понимал ее тревогу, но в этот момент был не способен на утешения. Черт, поскорее бы отключиться. Глеб заставлял себя расслабиться, пытался представлять пустоту, тугую и обволакивающую, но сон никак не приходил. Зато пришли воспоминания.

После суда по делу о наезде на пешехода Глеб не сдержался, отправился в больницу. В палате, где лежал сбитый Джеком паренек, яблоку негде было упасть. Дополнительные койки стояли чуть ли не перед дверью. Как можно выздоравливать в подобных условиях – одному богу известно. Стулья из палаты убрали, чтобы освободить лишнее пространство, поэтому Глеб присел на корточки у кровати. Тощий паренек на гостя посмотрел без интереса. Голова у него была перебинтована, часть повязки закрывала один глаз. Рука и нога загипсованы, а верхняя часть груди стянута эластичными бинтами.

– Это ты, – тихо произнес пациент.

– Я. Как ты догадался? – Глеб сглотнул от волнения. Он ожидал увидеть кого угодно, готовился к какой угодно реакции. Но этот беспомощный парень с хрупким, как у подростка, телосложением и тусклым взглядом заставил его содрогнуться.

– Больше некому.

– У тебя что, родных нет или друзей?

– Нет.

– Сочувствую.

– Спасибо, – в интонации парня не звучало и намека на иронию. Он благодарил искренне.

Глеб почувствовал комок в горле. Час от часу не легче. Почему обычно страдают и без того обиженные судьбой люди? Это что, закон притяжения? Несчастья привлекают несчастья, а радость множит радость?

– Ты чем занимаешься по жизни?

– Разным. В основном ищу работу. Здоровье не очень, нигде не задерживаюсь, увольняют. Болею часто, – его тонкие губы растянулись в жалком подобии улыбки.

Глеб торчал в больнице до вечера. На следующий день опять пришел, принес продуктов, договорился о переводе парня в палату покомфортнее, дал денег медсестрам, чтобы лучше за ним приглядывали. Хотелось сделать для Егора что-то большее, чем формальная оплата лечения. Посоветовался с Джеком, но тот настоятельно рекомендовал не частить в больницу, чтобы не вызывать подозрений. Ведь пострадавший сам виноват. Именно пешеход решил покончить с собой, бросившись под колеса, они это блестяще доказали в суде. Странно, если ни в чем не виноватый водитель будет навещать суицидника и демонстрировать сочувствие. Все правильно. Джек всегда отличался рационализмом. Но Глеб не мог бросить пацана.

Егор пролежал в больнице больше трех месяцев. К моменту его выписки Глеб подыскал ему нормальную работу, договорился с одним знакомым. Но Егор предложение отверг:

– Ты пойми меня правильно. Я не строю из себя гордого. Просто хватит уже возиться со мной. Это все равно не изменит прошлого, и тебе придется с ним жить. Если тебе так важно мое прощение, то я тебя простил. Благотворительности больше не нужно.

Егор поднялся с кровати, взял легкий пакет с вещами и заковылял к выходу. Врачи сказали, что хромота вряд ли исчезнет, придется привыкать к трости.

Это было невыносимо. Глеб встал с кровати, накинул рубашку и, захватив сигареты, вышел на балкон. Он осуждал Джека. Считал его поступок трусливым. Но самым мерзким было даже не его малодушие, а полное безразличие к судьбе жертвы. Желание оградить себя от проблем еще можно понять. Но отсутствие сострадания в друге неприятно удивляло. До аварии Глеб был о Ваньке Кравцове лучшего мнения. Думал, что сам-то никогда не поступит таким образом. И вот, пожалуйста. Сегодня преднамеренно сбил беременную женщину и теперь гасит любые мысли о ней. Даже Лизе не позвонил, не спросил, приехала ли «Скорая», как состояние пострадавшей. Ничтожество…

Затушил сигарету, достал вторую. Небо начинало светлеть. Стоял тот самый предрассветный час, когда была тишина, плотная и осязаемая, почти звенящая. Казалось – тронешь воздух, и он запоет, как натянутая струна.

«Самое время для песен», – осек себя Глеб. Хотелось перевернуть что-нибудь тяжелое, разбить вдребезги на сотни осколков. Он обернулся и посмотрел в окно. Галя спала, свернувшись калачиком. Да, это будет очень по-мужски, разбудить ее грохотом. Чертов эгоист. Он вернулся в комнату, тихо лег на кровать и аккуратно подтянул жену к себе. Она была теплой и пахла миндалем и сливками. Уткнулся носом в ее затылок и сомкнул веки.

Заснуть не удалось. Так и провалялся до утра.

Галя проснулась с намерением докопаться до правды. Молча приготовила завтрак, накормила мужа, а затем строго спросила:

– Объяснишь мне, что вчера стряслось?

Глеб вздохнул. Объясняться совершенно не хотелось. Он чувствовал себя разбитым, от бессонной ночи болела голова, пальцы подрагивали.

– Зачем ты так поступаешь?

– Как? – Он устало посмотрел на жену.

– Игнорируешь меня. Ведешь себя так, словно я домашнее животное. Когда есть настроение – гладишь и играешься, когда нет – не замечаешь. Только корм в миску подкидываешь, чтоб не сдохла.

– Да о чем ты? Какое животное? Какой корм?

– Я не чужая тебе. И, наверное, заслужила доверие.

– Вчера ничего не стряслось. Просто я подрался в баре. А телефон потерял, поэтому не отвечал. Это ясно?

Галя недоверчиво хмыкнула:

– А сразу нельзя было признаться? Я привычна к твоим выходкам, вряд ли бы сильно удивилась.

Глеба начал всерьез доставать этот разговор.

– У тебя ПМС?

– Нет. У тебя, – Галя демонстративно развернулась, подняла с пола грязные брюки мужа и направилась к стиральной машине. Через минуту вернулась в кухню, держа в руках разбитый мобильный.

– Ты же сказал, что потерял его.

– С каких пор ты стала лазить по моим карманам? – Глеб почувствовал, что закипает. В голове и без того сумбур, а жена провоцирует его на ссору. Иногда ее прорывает, и она отказывается вовремя затормозить.

– Я собиралась стирать брюки.

– Вот и стирай!

Жена положила испорченный телефон на стол.

– Зачем ты мне лжешь в таких мелочах? Чтобы скрыть бо́льшую ложь?

– Да заткнешься ты или нет? – Глеб вскочил со стула, толкнул стол, перевернув его со всем содержимым. Вылетел из кухни, хлопнув дверью с такой силой, что упала висевшая на стене фотография. Галя испуганно отскочила в сторону и замерла, закрыв рот ладонью. Что она такого сказала? Почему он позволяет себе реагировать подобным образом? Окинула взглядом кухню: стол сломан, стулья перевернуты, на полу валяется разбитая посуда, повсюду осколки. Убираться час, не меньше. Но самое обидное – Глеб разбил ее любимую фарфоровую кошечку. Маленький белый шарик с ушками, расписанный вручную ставропольским мастером.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте