Страница 2 из 77
Вместо этого, я заметила, как цвет отхлынул от лица отца.
Страх наполнил мой рот словно песком, кукурузные хлопья превратились в противную кашу.
— Что случилось?
Мой отец оттолкнулся от стола, с телефоном в руке.
— Оставайся здесь, — приказал он, и направился в свой рабочий кабинет.
Мгновение спустя я услышала, как дверь захлопнулась.
Я положила ложку дрожащей рукой. У других детей были кошмары о клоунах, монстрах и — как в случае с моей подругой Дженной — помощнике гамбургера из рекламы. Я же, часто думала о больших черных фургонах, которые едут бесшумно по нашей дороге и о безликих мужчинах, которые стаскивают меня с кровати, прежде чем я успеваю закричать.
Я встала, выплюнула свои хлопья в раковину и промыла рот водой. У меня закружилась голова, появились ужасные картинки, одна хуже другой, настоящий каталог всего, что может произойти.
Я могла бы попытаться подслушать разговор отца — не слова, а его мысли. Но эта способность, — которая во мне — функционировала не так эффективно, как хотелось бы. Вдобавок ко всему, мысли отца было не так легко прочесть. Я не могла ничего от него получить, если он не хотел этого, благодаря подготовленной и интенсивной тренировке ума, во время службы.
Но, тем не менее, была одна вещь, которую я точно знала: когда они придут за мной будет уже слишком поздно. У меня будет время только чтобы спрятаться, даже не убежать, и из этого не выйдет ничего хорошего.
В теории, я ничего не должна бояться. Десяток солдат или "поисковые специалисты" не должны стать проблемой для кого-то вроде меня. Я не была совершенной в этой области. По крайней мере, не настолько.
Мое сердце неровно трепетало в груди, напоминая мне, как сильно я ненавидела то, что было частью этой жизни. Слабачка.
Я снова села и взяла ложку, рассматривая свое отражение в перевернутой миске. Неужели меня кто-то узнает?
Я практически похожа на человека, насколько это вообще возможно.
Всеми частями тела. Не хочу, чтобы люди думали, что я шпион/убийца, которая может подойти к кому-либо и забрать его мозг ради информации или убить, ну, вы понимаете.
Но пройти мимо группы людей совсем не то, что затеряться в толпе. Над этим мне пришлось поработать.
Я рассматривала свои изменения во внешности, в искаженном отражении, заверяя себя, что моя маскировка еще была в порядке.
Светлые волосы близко походили по цветовому диапазону к натуральному, как у обычных людей. Но их структура была еще прочнее — тяжелые и мягкие, однако на кончиках они были шелковыми, как рубашка Дженны, которую она присвоила себе из шкафа матери в прошлом году — и они подросли, образуя кудри, которые я ненавидела. Поэтому я зачесывала их в хвост или узел.
Цветные линзы делали мои глаза темными, то есть синими, как у людей, которые ни чем не отличались от моих одноклассников, маскируя неестественный цвет моих глаз.
Моя кожа была слишком бледной, а вблизи при определенном освещении и вовсе серебристо-серая, но я не могла ничего подделать с этим. Этого было не достаточно, чтобы стать заметной, пока я не встану рядом с человеком, у которого был фальшивый ярко-оранжевый загар ... ну или если вы знаете то, что ищите.
И были люди, которые делали это. Много людей.
О чем был этот телефонный разговор? Я сглотнула и почувствовала, как в горле пересохло.
Моим единственным спасением было то, что всё их внимание было сосредоточено в местах, удаленных от наших дел. Я жила в менее десяти миль от информационно-технической лаборатории, здания «Проекта бумажной куклы» и места моего личного ада.
Мой отец неожиданно вернулся на кухню, застав меня врасплох. Я ударила своей ложкой о стол, производя громкий звук, от чего мы оба вздрогнули.
— Все в порядке? — спросила я.
Он устало кивнул, но я заметила, что он стал каким-то отстраненным. Он не сел, только оперся руками о стол, как будто нуждался в поддержке.
Волны страха заставили меня встать на ноги, и мой стул опрокинулся назад.
— Тебе нужны таблетки? Они лежат на подоконнике.
Отец уже был не так молод. Он все еще был в хорошей форме — он говорил, что благодарит за это регламентированное обучение, которое получил во время нахождения в спецназе в свои двадцать — но ему будет уже пятьдесят шесть в этом году. Он посерел за эти годы, я знала его, и хотя взгляд его был резким, как всегда, ему было трудно передвигаться, как будто он нес тяжкий груз на своих плечах. В прошлом году, я игнорировала каждый урок, которому он хотел научить меня, и звонила "911", когда находила его лежащем на полу в зале и хватающим ртом воздух. Это, как, оказалось, была паника, вызванная стрессом. У него также было невероятно высокое давление, еще один признак того, что его тело уже не так хорошо приспособлено для жизни. Интересно, почему.
Я подошла к нему, но он отмахнулся.
— Я в порядке. Я принял лекарство сегодня утром. Идем в школу. Ты же не хочешь опоздать.
Нет, конечно, это было бы нарушением четвертого правила: Не высовываться. Когда отец впервые озвучил мне его, я поняла его в буквальном смысле. Став второклассницей, которая ходила везде, вжимая свою голову, я абсолютно точно выглядела не так, как все. Эй, если вы пытаетесь выжить в подземной секретной лаборатории в течение шести лет, то потом видите, что ваше понимание метафор немного шатко.
Дело в том, что люди замечают вас, не только когда вы опаздываете, но и когда приходите рано.
Я почувствовала свежий порыв разочарования при ходьбе, словно была почти невидимкой. Я не принадлежу «GTX». Но они по-прежнему контролируют мою жизнь, вплоть до мельчайших деталей. Иногда это бывает хуже всего.
Я никогда не приглашала кого-то в дом или не могла пойти к кому-нибудь. Я должна была быть у себя, но не так много, как хотелось бы, иначе они стали бы волноваться о моем социальном неблагополучии и заставляли бы ходить на консультации. Я жила в постоянном страхе, даже если было что-то хорошее. Я вечно буду студентом «В», хотя я смогла превзойти учебный школьный план за прошлые года. Оценка «В» была потрясающим вариантом, не достаточно низким в знаниях, чтобы привлечь внимание учителя и не достаточно высоким, чтобы оказаться на почетном месте.
Я даже не смогла сопровождать своего отца, когда его отвезла машина скорой помощи в больницу в прошлом году. «GTX» часто предоставляют своих специалистов, и возможно, один из врачей смог бы меня узнать.
Это была моя жизнь. И так будет в течение последующих бесконечных двух лет, пока я не смогу уйти под прикрытием остальных выпускников.
После того, как я покину Уингейт, я стану свободной. Ну, более свободной. Я никогда не смогу полностью расслабиться, никогда не смогу просто существовать, и не думать над тем «кем» или «чем» я являюсь. Но жить подальше от «GTX» — и вездесущего чувства опасности — поможет, хотя бы немного.
Я выдвинула свой стул, но сразу не села. Я должна знать.
— Они среди нас? — спросила я, заставляя свои слова преодолеть внезапно появившейся ком в горле. Отец до сих пор работал на «GTX» — он должен знать. Уходить после того, как их дорогое творение пропало, значит накликать на себя подозрения. Насколько известно, там знали, что я была его дочерью, и он получил полную опеку надо мной, когда умерла его бывшая жена в штате Огайо. И его пребывание в «GTX» давало одно преимущество: он имел источники внутри компании, которые могли сказать ему, что будет в будущем заранее.
Он изумленно поднял глаза:
— Нет, Ариана. Нет. Ничего подобного. Просто, мне необходимо время, чтобы с этим справиться.
Я сухо кивнула. Я скорее умру, чем позволю «GTX» забрать меня или наказать моего отца за помощь мне.
— Ты не должна волноваться.
Он протянул руку и осторожно коснулся моего плеча.
Я снова заставила себя не вздрогнуть. Иногда, мне становилось некомфортно из-за прикосновений. Это еще один вариант, из-за которого я могла быть поймана. Большинство людей не избегают случайного прикосновения, как будто это могло привести к воспламенению. Но, с другой стороны, большинство людей не потратили и года, будучи сломанными (сознательно) ради научного проекта.