Астровитянка (сборник)

– Слушай, – начал Джерри, – ты меня не устаёшь поражать! Как ты можешь так смело разговаривать со взрослыми? Где ты этому научилась? Ты вчера отшлёпала этого старшего попечителя Хиггинса как мальчишку. Даже преподаватели сидели и молча терпели его.

– Неправильно ставишь вопрос, Джерри, – засмеялась Никки. – Это не я смелая, это вы – трусы. Вас научили – просто заставили! – бояться таких, как он. Посуди сам: когда ты рос, тебя всегда окружали взрослые – большие, умные и могучие по сравнению с маленьким ребёнком. Этих суперлюдей всегда нужно было слушаться, а неповиновение вызывало наказание, что прочно цементировало рефлекс подчинённости у детей. Давай, вспомни какую-нибудь строгую учительницу из своих первых школьных лет.

– Что тут вспоминать… – поежился Джерри, – миссис Перкинс… Огромная, властная, как воззрится на тебя, как загудит трубным гласом: «И ты посмел не выучить задание?!» – прям дрожь по коже. Некоторые слабонервные первоклашки после её урока выскакивали с мокрыми штанами.

– Как её зовут?

– Джиневра, – с трудом вспомнил Джерри.

– Представь себе, что ты подходишь к этой свирепой миссис Джиневре Перкинс перед началом занятия и начинаешь разговаривать с ней на «ты» и с шуточками: «Привет, Джинни, как делишки? Что-то причёска у тебя сегодня бредовая – опять, проказница, всю ночь по крышам с кошками бегала?» – что-нибудь в таком роде… Смог бы ты сделать это в реальности – хотя бы на спор?

– Это немыслимо! – Джерри громко заржал и долго не мог остановиться. – У меня язык физически не повернётся такое сказать!

– Вот видишь, – кивнула Никки, – в тебе есть прочный психологический барьер, связанный с внушённым рефлексом послушания. Тебе очень трудно назвать взрослого на «ты» или уменьшенным именем. С возрастом этот рефлекс ослабевает, зато вся культурная среда начинает воспитывать другие стереотипы послушания: подчинение главе компании и другим сильным мира сего; желательность посещения какой-нибудь из многочисленных церквей; полезность борьбы за повышение социального статуса и, одновременно, необходимость понимания каждым сверчком своего шестка и так далее. Так что у взрослых свои барьеры, а у преподавателей Колледжа – ещё и контракты, которые зависят от Попечительского Совета.

– А у тебя, значит, этого барьера нет? – удивляясь, спросил Джерри.

– Да, у меня нет никаких подобных внушённых социальных рефлексов, – спокойно сказала Никки. – В своей среде я была самой старшей и самой умной. Конечно, Робби до сих пор во многом умнее меня, но он никак не стремился меня подавить или воспитать во мне какие-то комплексы. Он лишь помогал мне, и все мои желания выполнялись, если они были реализуемы вообще. У меня нет никакого пиетета ни перед кем.

Девочка хмыкнула.

– В конце концов, меня никто не кормил и не защищал – я практически выросла сама, так с чего я буду кланяться и благодарить этих надутых взрослых индюков? Поэтому когда я вижу болвана, то могу спокойно сказать ему об этом в лицо, даже если он стар, как диплодок, и увешан знаками общественной признательности с ног до головы.

– Так ты – социальный динамит! – засмеялся восхищённо Джерри. – Крута!

Лесная дорожка выбежала на мостик над небольшой речкой, и друзья с удовольствием постояли на нём, глядя, как на солнечном песчаном мелководье резвятся стайки мальков.

На воду упал жёлтый лист дерева, и мальки, как по команде, повернулись в одном направлении и шарахнулись в глубину. Видимо, социальные рефлексы у рыбёшек приобретались с икорного возраста.

– Но что ещё меня поражает, – задумчиво произнёс Джерри, – как непринуждённо ты спрашиваешь обо всём Робби: «А сколько заработал мистер Хиггинс?» – и он моментально тебе отвечает. Я, конечно, понимаю, что такую информацию можно добыть, покопавшись в Сети, но не мгновенно ведь! Особенно если учесть, что часть информации хранится на Земле – и две-три секунды тратится на любую серию запросов просто из-за конечности скорости света. Я неплохо знаком с лунным Инетом и не понимаю, как Робби ухитряется так оперативно отвечать тебе.

– Ну, во-первых, я могу задавать Робби вопросы заранее, без голоса, и он получает время для подготовки ответа.

– Как это – без голоса? – не понял Джерри.

– Мы же соединены с ним… Как бы тебе объяснить… Представь, что ты пишешь вопрос обычной ручкой, но сначала ты даёшь понять, что это… виртуальное действие, и тогда Робби не передаёт сигналы моего мозга на пальцы, но вполне понимает, о чём я его спрашиваю.

– Ничего себе! – снова поразился Джерри.

– Во-вторых, Робби и сам очень умён, – продолжила Никки. Из кармана с Робби раздалось довольное кошачье мурлыкание, и они засмеялись. – Он всё время сидит в Инете и роет информацию, которая может быть мне полезной. Например, могу предположить, что когда нам на ужине представили мистера Хиггинса, то Робби сразу заинтересовался и составил о нём справку. Может, Робби сначала копал не очень глубоко, но, очевидно, как только Хиггинс залез своим длинным носом в мой бокал, то сразу попал в более высокий информационный приоритет. Думаю, что ещё до моих вопросов о Хиггинсе Робби уже успел составить на этого господина и его жену солидное досье из публичных материалов.

– Подтверждаю эти вполне тривиальные предположения, – важно сказал Робби. – Собирать и обрабатывать информацию – это моя работа, и я делаю её заметно лучше вас, жидкие биосистемы.

– Видишь, – улыбнулась Никки, – он ещё и нахальный кремниевый сухарь.

– Печень Козерога! – воскликнул возбуждённо Джерри. – Он гораздо умнее и эмоциональнее, чем известные мне компьютеры, а я знаю множество киберсистем! Робби, что у тебя за тип архитектуры и процессора?

– Я – компьютер… ну, скажем так… класса А10, – ответил Робби.

– Не может быть! – поразился Джерри. – Обычный персональный компьютер имеет класс А5, и только самые богатые покупают А6. Корпорации используют в основном А7 и А8. Я знаю, что научные институты, военные и Спейс Сервис имеют А9. Но я никогда не слышал о классе А10.

– Это не афишировалось, – ответил Робби. – Нас сделали три десятка на основе процессора А9 и нового типа архитектуры, которая, как предполагалось, должна быть способной к принципиально новому уровню самообучения. Эта пробная серия проходила испытания, включая пребывание в различных учреждениях. Я стажировался в Марсианском Институте, когда меня срочно отозвали на Землю. Для моей доставки использовали корабль «Стрейнджер» и семейный экипаж, который со своей дочерью Никки возвращался с Марса на Землю после пяти лет работы по контракту с МарсоИнститутом.

– Так это был спецрейс для твоей перевозки! – воскликнул Джерри. Он шёл по дорожке некоторое время молча, а потом обернулся к Никки. – А ты не задумывалась, что нападения на «Стрейнджер» и на тебя в госпитале могли быть связаны именно с Робби?

– Нет, – нахмурила брови Никки. – Мне это и в голову не приходило…

– Ну да, конечно, – иронически заметил Джерри. – Ты же была центром вселенной, когда жила на астероиде, ценность других на этом фоне совершенно не замечалась…

– Ах ты, язва! – слегка рассердилась Никки и бросила в Джерри сосновую шишку, которую подобрала в лесу и держала в руках. Шишка попала точно в лоб, мальчик даже не успел увернуться.

– Метко швыряешься, – проворчал он, почёсывая лоб. – Но не перебивай разговор, пожалуйста. Что ты думаешь об этой гипотезе, Робби? – спросил он. – Ты – кладезь знаний. Мог ты добыть из моря мировой информации такую крупную рыбу, ради которой могли быть организованы все эти нападения?

– Не знаю, – дал редкий для него ответ Робби. – Во-первых, для понимания важности информации часто нужен контекст. Для меня эта информация может выглядеть совершенно невинно, а для других – только в им известном контексте – представлять какую-то угрозу. Во-вторых, значительную часть памяти я потерял в ходе нападения, в частности я утратил все марсианские файлы и записи. Собственно, только с помощью Никки и косвенных фактов я вычислил, что до аварии находился на Марсе.