Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13



Следует учесть, что Владимир I, решая вопрос о вере для своего народа, учитывал всю совокупность факторов: политических, экономических, социальных, культурных, психологических, личностных и т. д. Решающую роль сыграл политический фактор. Владимир I был фактическим единовластным правителем, монархом древнерусского государства. Для Владимира, стремившегося к безусловному монизму (в данном случае – единообразию, «моно» с греческого языка означает «один», «единый») в политической сфере, политеистическое (многобожное) язычество, явно оправдывавшее плюрализм (многообразие) на земле, уже не подходило. С исламской теократией, при которой глава государства являлся и главой церкви, Владимир познакомиться в полном объеме не имел возможности. Чрезмерные амбиции Папы Римского, который хотел, чтобы светские правители ему подчинялись, киевского правителя, скорее всего, раздражали. Через несколько десятилетий (после раскола в христианстве в 1054), а тем более через пару столетий папизм (верховенство Папы Римского в отношении светской власти) в русской церковной и общественной мысли станет символом неприемлемо раздутой роли церкви.

Владимиру I в политическом плане больше всего подходил цезарепапизм. Этот термин, в котором соединяются слова «цезарь» (царь, высшее светское лицо) и «папа» (высшее лицо в церковной иерархии), в российской литературе используется крайне редко. Нет его и во многих словарях. Между тем этот термин означает систему отношений между светской и духовной властью, при которой вторая безусловно подчинена первой и служит ей.

Дело в том, что в истории Византии в VIII – первой половине IX века имело место так называемое иконоборчество (борьба с иконами). Обычно его представляют как религиозное движение, которое отвергало почитание икон как идолопоклонство, основываясь на ветхозаветных заповедях («не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, не поклоняйся им и не служи им» – Исход, 20, 4–5). Против иконоборчества выступил Иоанн Дамаскин. Торжественное восстановление иконопочитания в 843 году празднуется Восточной церковью в 1-е воскресенье Великого поста («Торжество Православия»).

Поэтому стоит пояснить, что иконоборчество представляло собой государственную политику византийских императоров из династии Исавров. Им нужны были земли для раздачи служилым людям – шла тяжелая борьба против наседавших на Византию арабов. У монастырей и церкви было много земель, которые они отдавать государству не хотели. Иконоборчество стало хорошим идеологическим прикрытием (на священнослужителей посыпалась масса обвинений) для секуляризации церковных и монастырских богатств, то есть перехода этих богатств в собственность государства. Попутно была сведена к минимуму самостоятельность Восточной христианской церкви: патриархами, епископами, высшими церковными руководителями отныне становились только люди, угодные императору. В научной литературе результат огосударствления церкви в Византии воплотился в термине «цезарепапизм».

Именно цезарепапизм устраивал Владимира I. Зато церковнослужителям никто не возбранял пропустить ковш-другой хмельного меда. Сын Владимира I Ярослав Мудрый сам назначил митрополитом Иллариона. Иван III в начале XVI века предпринял первую попытку секуляризации церковной собственности. Иван IV часть богатств церкви забрал, а часть источников доходов церкви наглухо перекрыл.

Но монастырям на протяжении веков не возбранялось производить вино и пиво, что делало их конкурентами других производителей алкогольных напитков. Появление водки – российского супербренда – известный историк В. В. Похлебкин связывал в значительной степени с творческими изысканиями монашества. «Целый ряд разнообразных косвенных данных постепенно подводит нас к выводу, что винокурение возникло в Московском государстве и, по всей вероятности, в самой Москве, в одном из монастырей (может быть, в Чудовом, находящемся на территории Кремля), в период 40-70-х годов XV века, причем 1478 год следует считать как крайний срок, когда винокуренное производство уже существовало некоторое время и на основе опыта этого существования была введена государственная монополия на производство и продажу хлебного вина», – пишет автор знаменитого бестселлера[22]. Пьянство церковного клира на протяжении всей истории церкви было серьезной проблемой. Некоторые верующие отказывались от исполнения церковных обрядов ввиду некондиционного состояния некоторых батюшек.

Легким движением пера пьянство можно «списать» и на монголо-татар. Один из авторов утверждает: «Обстоятельства, сопровождавшие монгольский период, были особенно благоприятны для распространения пьянства. Правда, ханы не додумались смотреть на вино как на источник дохода, но они разорили нашу родину, они пришибли народное самосознание, они способствовали потере нравственности и надолго привили вкусы и привычки некультурных людей. Наступивший после этого московский период нашел крайне подготовленную почву для насаждения кабака. Широко открылись гостеприимные двери питейных домов, и полился пьяный разгул во всей России!»[23]

Но народу с водкой жилось явно веселее, чем без водки. В популярной российской газете об этом говорится следующим образом: «"Матушка" Екатерина говорила, что "пьяным народом легче управлять". Таким странным способом народ платил за мощь своего государства. В России доход от продажи водки всегда был существенной статьей государственного бюджета. Кроме того, водка – самый легкий способ создать видимость комфортной жизни. Правителям не надо улучшать условия жизни людей, достаточно напоить народ водкой. Она снимает стресс, притупляет восприятие, а в силу своей высокой калорийности имитирует состояние сытости. Несколько веков нами управляли с помощью водки»[24].

Для государства, которое то вводило монополию на продажу водки, то отдавало это доходное дело на откуп, водка на протяжении веков была надежным социальным демпфером. Про русского мужика Н. А. Некрасов сказал: «Он до смерти работает, до полусмерти пьет». И это было действительно так, а не наоборот. «Пей, пей, да дело разумей», – говорила русская поговорка.

Отрицательные последствия пьянства были очевидны. Большинство убийств совершалось «под пьяную руку». Никто не считал количества домов, сгоревших «по пьяной лавочке». А сколько талантливых людей закончили свою жизнь «в пьяном виде под забором»! Но и верховная власть, и церковь относились к этому явлению снисходительно, пытаясь извлечь из этого выгоду.



Так, считая достоверным наблюдение из повседневной жизни – «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», – некоторые правители специально старались довести своих подданных до соответствующей «кондиции». В правление Ивана Грозного в кабаках к водке не предлагалось закуски, а выносить «зелено вино» из помещения кабака запрещалось. Посетители быстро хмелели, а переодетые приказные люди собирали необходимую информацию. Допьяна напоить участников ассамблей старался Петр I. Такой же тактики в отношении своих сподвижников придерживался И. В. Сталин.

Так что Владимир I выбрал религию, удобную для сильной власти. А народу и священнослужителям, чтобы не скучали, оставил употребление спиртных напитков. Потому что пьяным народом, к тому же неграмотным, управлять было одно удовольствие.

«Алкогольная политика» верховной российской (особенно советской) власти изучена недостаточно. Наиболее последовательные (и лично не увлекавшиеся спиртным) критики высшей власти как до, так и после 1917 года немало говорили о сознательном спаивании населения. Обращалось внимание на то, что простые россияне на протяжении всей отечественной истории больше тратили денег на покупку спиртного, чем на удовлетворение своих культурных потребностей или, например, на заботу о своем здоровье. Вряд ли будет большой натяжкой утверждать, что увлечение алкоголем решающим образом влияло на среднюю продолжительность жизни в стране, на уровень детской смертности, травматизма и т. д.

22

Похлебкин В. В. История водки. М.: ЗАО «Изд-во Центрполиграф», 2000. С. 167–168.

23

Бородин Д. Н. Кабак и его прошлое // История винопития. Бахус. СПб.: Фирма «БРАСК», 1994. С. 121–122.

24

Баша В. Как у нас хотели отобрать водку // Моя семья. 2003. № 5. С. 26.