Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 28

Не менее занимательной была переписка еще одного великого ученого Галилео Галилея, также представленная ученому миру Шалем. В послании к Паскалю, датированном 1641 годом, Галилей упоминает, что зрение его становится все хуже и хуже. Затем появились письма Галилея на французском языке от 1643 года, и эти новые находки вызвали самые резкие возражения. Во-первых, Галилей никогда не писал письма по-французски; во-вторых, указывали, что Галилей был слеп уже в 1637 году.

Мишель Шаль принялся спешно защищать свои позиции, заявив, что в то время Галилей еще не был слепым, а страдал от переутомления глаз и временной потери зрения. Он придумал объяснение и тому, что письма были написаны по-французски. Любой ученый муж, возражал он своим критикам, знал по меньшей мере два языка, и письма, как правило, писал на родном языке адресата. В среде французских ученых у Шаля были не только противники, но и сторонники. К последним относились знаменитый Тьер, Эли де Бомон и другие.

Следующая сенсация – письмо Паскаля Ньютону – вызвала активные протесты сэра Дэвида Брюстера из Эдинбурга, слывшего лучшим ньютоноведом. Оказалось, что если верить дате в конце письма, то Паскаль обращался к одиннадцатилетнему мальчику! Кроме того, мать Ньютона, письма которой тоже представил Шаль, в то время не подписывалась Ханной Смит, а своим первым именем – Эн Эйскотт.

Но Врэн-Люка не растерялся и на этот раз: он принес Шалю письмо, доказывающее, что Ньютон переписывался с Паскалем под чутким руководством своего ученого-наставника.

Наконец, в 1869 году некий Вернер обвинил Шаля в том, что он пиратски извлекает фрагменты из сочинений различных авторов и затем помещает их в свои «письма», при этом упоминались труды Вольтера, Фомы Аквинского и Декарта. Академия была вынуждена образовать особую комиссию для исследования документов.

Комиссии подтвердила выводы Вернера: письма, приписываемые Паскалю, Ньютону, Ротру, Монтескье, Лейбницу, Людовику XIV и т. д., на самом деле представляют собой отрывки из сочинений других авторов и все без исключения подложны.

Академик Шаль отказывался в это верить. По поводу письма, приписываемого Галилею, он обратился во Флорентийскую академию, но получил категорическое заключение: «…письмо подложно, заимствовано из сочинений Галилея, изданных Альбери в 1856 г.». Тогда Шаль послал во Флоренцию еще один запрос и второй экземпляр того же письма. И лишь после того, как флорентийские ученые подтвердили подложность письма, Шаль признался, наконец, у кого он приобретал исторические документы.

К тому времени Врэн-Люка подделал более двадцати семи тысяч писем, автографов, за что доверчивый Шаль уплатил ему 140 тысяч франков. Врэн-Люка нашел и другую, тоже весьма доходную сферу деятельности: он снабжал редкие книги надписями их «прежних владельцев», как правило, очень известных в стране людей, таких, как, например, Лафонтен и Рабле. Он продал академику Шалю пятьсот подобных «бесценных» сокровищ.

Но как могли ученые принять измышления Врэн-Люка за произведения Паскаля, Ньютона, Галилея и других глубоких мыслителей? Самое поразительное, что именно содержание и слог поддельных рукописей признавались учеными мужами за несомненные доказательства их подлинности.

Нельзя не отдать должное выдумке и работоспособности Дени Врэн-Люка. За день ему удавалось иногда сфабриковать до тридцати автографов. Для этого требовалось обладать не только упорством и настойчивостью, но и большими знаниями. Дени немало часов проводил в библиотеках, изучая материалы, в которых черпал столь необходимые в его «работе» сведения и подробности, позволявшие придать его творениям видимость подлинных.

Врэн-Люка предстал перед судом и сразу во всем признался; однако большую часть вины он переложил на Мишеля Шаля, мол, академику следовало бы серьезней отнестись к делу, за которое он взялся. Он просил суд о снисхождении – и не без успеха. Штраф в 25 фунтов и два года тюремного заключения – так было наказано мошенничество.Эта в высшей степени поучительная история стала основой романа Альфонса Доде «Бессмертный».

Великая алмазная афера 1872 года





Во второй половине XIX века было открыто несколько крупных месторождений алмазов в Южной Африке, рубинов в Бирме, сапфиров в Шри-Ланке. И только Северная Америка не могла похвастаться богатым месторождением драгоценных камней. И вдруг… Впрочем, обо все по порядку.

Февральским утром 1871 года в Сан-Франциско прибыли на поезде старатели Филипп Арнольд и его кузен Джон Слэк. Они сразу направились в «Бэнк оф Калифорния», где попросили взять у них на хранение холщовую сумку, набитую необработанными рубинами, изумрудами, алмазами. Поймав удивленный взгляд банковского клерка, Арнольд сказал: «Нам просто чертовски повезло. Искали золото, а нашли камушки». О необычных клиентах тут же доложили президенту банка Уильяму Ралстону, крупнейшему финансисту Сан-Франциско. Свое состояние он сколотил на смелых инвестициях и рискованных сделках.

Это одна версия развития событий. Сам Арнольд рассказывал, что они отдали драгоценные камни местному бизнесмену Джорджу Робертсу, причем взяли с него слово хранить тайну. Хотя старателям хорошо было известно, что Робертс не умеет держать язык за зубами. Одним из первых узнал о драгоценной находке Уильям Ралстон, тут же приказавший разыскать старателей. Арнольд и Слэк согласились на встречу не сразу. Могущественный банкир внушал им благоговейный страх.

Ралстон подвел старателей к подробной карте Америки и попросил показать, где они нашли алмазы. Арнольд и Слэк замялись, мол, плохо разбираются в географии, хотя дорогу к алмазам запомнили хорошо. В каком штате они сделали свое открытие? Возможно, это Аризона, или Колорадо, или Вайоминг. До «поля чудес» отсюда примерно тысяча миль.

Старатели заявили, что не собираются отдавать разработку месторождения кому-либо на откуп, но компаньон, особенно с деньгами, им не помешает. Разумеется, этим компаньоном захотел стать Ралстон. Слэк и Арнольд взяли время на размышление. Через несколько дней они вернулись и сказали банкиру, что принимают его предложение. Для начала они готовы показать месторождение двум посланникам Ралстона. Единственное условие: заключительную часть пути инспекторы должны проделать с повязкой на глазах.

Через несколько дней посланцы Ралстона вернулись домой, их лица светились восторгом: столько драгоценных камней им видеть прежде не приходилось. Повсюду разбросаны алмазы, изумруды, сапфиры, рубины… «Там их на миллионы долларов!» – возбужденно говорили они.

Ралстон отправил срочное сообщение в Лондон, где его старый друг Эсбери Харпендинг занимался биржевыми спекуляциями. Он имел опыт работы в горном бизнесе и лучшего партнера найти было трудно. Получив телеграмму, Харпендинг удивленно вскинул брови: алмазы на западе США? Уж не сошел ли Ралстон с ума? Он поделился своими соображениями с бароном Ротшильдом. «Не следует быть столь категоричным, – сказал мудрый барон. – Америка – великая страна. Она уже преподнесла миру немало сюрпризов. Почему бы в ее земле не быть алмазам? Если это окажется правдой, дайте мне знать». В мае 1871 года Харпендинг решил вернуться в Сан-Франциско.

Тем временем Ралстон выяснил, что Филип Арнольд и Джон Слэк – опытные золотоискатели. Арнольд родился в Элизабеттауне в 1829 году (штат Кентукки). Он участвовал в войне с Мексикой. Золотая лихорадка привела двадцатилетнего Филипа в Калифорнию. Домой старатель вернулся не с пустыми руками, он купил ферму, обзавелся семьей.

В 1870 году Филип Арнольд снова подался на Запад, где работал рудокопом и старателем. Кстати, однажды его нанял Джордж Робертс и остался им доволен. Хорошо знал Арнольда и Харпендинг. Так что в порядочности золотоискателя сомневаться не приходилось. Его двоюродный брат Джон Слэк также имел репутацию честного человека. Выходец из провинции, он вряд ли мог пуститься в авантюру.

Но у Ралстона все еще оставались сомнения. А вдруг месторождение не очень богатое? Для того чтобы привлечь инвесторов, ему надо хотя бы знать, где находятся эти алмазные россыпи. Арнольд и Слэк предложили ему беспроигрышный вариант: они привезут Ралстону драгоценные камни на несколько миллионов долларов и банкир покажет их своим партнерам. Получив аванс 50 тысяч долларов, старатели пообещали обернуться в кратчайшие сроки.